Жизненные истории

Ей было немного стыдно, но она жутко завидовала соседке, Жанне. Считала, что е й очень повезло с мужем. Витя был работящим, всё в дом. А дома он был рукастым. Постоянно что-то мастерил, доводил до ума. Но Жанка – зараза – не ценила своего мужика. У неё на уме были вечеринки, рестораны да шопинг. Витя жену любил, и ни в чём ей не отказывал. После гостей и ресторанов, уставший и не выспавшийся, ехал на работу. В выходные сопровождал Жанну в магазины, где они покупали ей обновки. Вера только вздыхала, глядя на то, как соседка меняет наряды. Она уже и забыла, когда покупала себе хоть что-нибудь. Тайком Вера косилась на Витю, надеясь, что это незаметно. Вот бы ей такого мужа! Зачем он Жанке? Она чувствовала: соседка не любит его, не ценит. Жанна – банальная вертихвостка. Ей уже почти наскучило хорошее отношение Виктора, того и гляди махнёт хвостом налево. Так и получилось, Вера как в воду глядела. Жанна пошла на очередную вечеринку без Виктора – он был занят по работе – и сама не заметила, как увлеклась там новым знакомым, коллегой мужа подруги, таким же беззаботным красавцем, Артёмом. Вот только Жанне не повезло. Артём был неженат, зато у него имелся багаж посерьёзнее. Мама-профессор. Таисия Георгиевна. Узнав, что у сына роман, она быстро выяснила всё о кандидатке, и пришла в ужас. - Немедленно разорви эти отношения! - Вот ещё. – отмахнулся Артём. – Она мне нравится. - А то, что твоя Жанна замужем, тебя не смущает? - Мам, я же не собираюсь жениться на Жанне. – пожал плечами он. Мать пригрозила Артёму, что если сын не прекратит эти грязные постыдные отношения, она примет меры. Легкомысленный Артём легкомысленно отмахнулся. А дальше всё случилось очень быстро и малоприятно. Поняв, что сын её не услышал, Таисия, недолго думая, заявилась прямиком к Жанне домой, и устроила той нагоняй. Жанну положение дел не смущало. Она дала матери Артёма отпор, сказав, что они взрослые люди, и разберутся сами. В тот день Виктор пришёл с работы пораньше. Женщины, громко разговаривавшие в кухне, не услышали, как он вошёл домой. Зато Виктор услышал много чего интересного о своей жене. Из её уст в том числе. Послушав минуту, он решил, что с него хватит. Виктор прошёл в кухню, встал в дверях и пристально посмотрел на Жанну. В квартире внезапно стало так тихо, что было слышно, как птицы поют за окном. Распевают свои песни, славя весну и тепло, презирая мелкие людские проблемки. Таисия Георгиевна смертельно побледнела. Она хотела поставить на место подружку сына, но у неё и в мыслях не было так её подставлять. Жанна судорожно думала, что успел услышать муж, и нельзя ли как-то отбрехаться. Она решила попробовать: - Э… это наша новая соседка. Пришла открывалку попросить. И она сделала Таисии страшные глаза. - Да. И уже ухожу. – подтвердила мать Артёма, и украдкой показала Жанне кулак. Мол, веди себя впредь прилично, и от сына моего отстань, а то я в другой раз не стану тебя прикрывать. - Вы продолжайте. – сказал Виктор задумчиво. – Не надо уходить из-за меня. Я услышал достаточно. Пожалуй, уйду я. - Витя, это не то, что ты подумал. – жалобно и испуганно сказала Жанна. - Да… - нерешительно подтвердила Таисия. - Ну, да. – согласился Виктор, и ушёл. Ушёл решительно, не оглядываясь. Спускаясь по лестнице, Виктор старался держать себя в руках, но получалось плохо. Ему было как-то душно, а перед глазами всё плыло. - Боже мой! Что это с тобой такое, сосед? – услышал он женский голос. Более или менее очухался он в квартире. Осмотрелся – Виктор никогда тут не был. Он сидел в кухне на стареньком диване, а в руку ему всовывали кружку. - Выпей. Выпей, скорее. Витя глотнул. Кофе с коньяком, и то, и другое отвратительного качества. Кофе был растворимым, судя по всему самым дешёвым, а коньяк вонял то ли носками, то ли клопами, то ли всем вместе. Но сработало: перед глазами окончательно прояснилось, и Виктор увидел Веру. Соседку со второго этажа – они с Жанной жили на четвертом. Эта соседка всегда на него смотрела оценивающе и с интересом, Виктор замечал мельком, но внимания не обращал. - Спасибо. - Ты такой бледный был. Я жутко испугалась. Случилось что-то? Виктор не стал объяснять, что с ним случилось. Он допил отвратительный напиток, увидел сломанную розетку над диваном, починил её и ушёл. Заметил, что фронт работ у Веры в квартире огромный. Кранов и розеток только на неделю хватит, наверное. Мужской руки в доме совсем не чувствовалось. А в остальном был порядок. У Веры было очень скромно, но чисто. Его жена не утруждала себя уборкой. Раз в год по обещанию. Иногда Виктор убирал квартиру сам, иногда вызывал клининговую службу. Свои вещи из дома он забрал, когда Жанны не было. Она несколько раз звонила по телефону, но Виктор не хотел разговаривать. Спускаясь по лестнице с сумкой, он подумал, и позвонил в дверь к Вере. - Сантехника вызывали? – не слишком весело пошутил он. Вера улыбнулась и впустила его. Виктор снова что-то ремонтировал. Дети Веры в этот раз были дома – девочка лет восьми, и мальчик, года на два-на три младше сестры. Они стояли поодаль и наблюдали за тем, как он укрепляет дверцу шкафа. Не шумели, не приставали с разговорами. - Как зовут? – спросил Витя. - Лиза. - Андрей. Они ответили хором, но он разобрал. Лиза и Андрей, значит. Виктор всегда хотел детей, но Жанна была не готова. Она всё считала себя молодой и хотела пожить для себя. Пожили для себя, блин. - А ну-ка, кто плоскогубцы мне подаст? Девочка толкнула брата и сказала: - Иди, помоги. Ты в семье мужчина. Пацан, сопя, вытащил плоскогубцы, аккуратно придерживая коробку с набором отверток, и подал Виктору. Потом Вера уговорила его поужинать с ними. Никаких деликатесов у неё на столе не было, но всё оказалось очень вкусным и сытным. Виктор поел, поблагодарил и собрался уходить. Вера проводила его в коридор, и спросила, глядя куда-то в стену: - Может, останешься? Он ей так нравился, что смотреть на него она боялась. Да и вообще, Вера не была мастерицей по соблазнению. Не была так красива, как Витина жена. Но она могла и хотела любить – быть может, это было тем, в чём Виктор больше всего нуждался в тот момент. И он остался. Неожиданно для себя самого. Дети привыкли к нему довольно быстро. Виктор через пару месяцев уже и не помнил, что это не его дети. Как-то вроде случайно, но крайне удачно всё сложилось. Он понял разницу. Оказывается, бывает так, что каждый твой поступок ценят на вес золота – Виктор и не знал, каково это. Жанна всё принимала как должное. Жанна попробовала жить с Артёмом. Он оказался совершенно неприспособлен к семейной жизни, и к радости его мамы, Таисии Георгиевны, вскоре вернулся домой. Она-то уж испугалась, что вертихвостка Жанка его женит на себе, и пиши пропало. Прошло около года. Как-то вечером Жанна подкараулила Виктора во дворе. Он чуть было не прошёл мимо, что очень её удивило. Но надежда всё ещё была. - Вить, прости! – сказала Жанна. – Я ошиблась. Он остановился, посмотрел на неё с недоумением. - Привет. Ты чего? Жанна подумала, что он не расслышал. Не понял. Кинулась объяснять. Как она была неправа, как теперь несчастна, и всё бы отдала, чтобы вернуть их семью. Виктор вежливо выслушал её пламенную речь, и сказал: - Жанна, всё в порядке. Я не сержусь на тебя. Ты извини… меня ждут. И повернулся, чтобы уйти. Она не верила своим ушам и глазам, но это происходило с ней. С ними. Витя уходил от неё к этой замарашке Верке и её выводку. - Витя, ты же меня любишь! – она сделала попытку удержать его за руку. Мужчина руку отнял, улыбнулся и покачал головой. - Нет. Извини. Не люблю. Всего доброго, Жанна. - Как ты посмел меня разлюбить! – вырвалось у неё. Отчаяние сквозило в голосе Жанны. Оно накатило на неё, смыло весь лоск, и почти сбило с ног. Виктор практически уже ушёл, он открыл дверь в подъезд и сделал шаг внутрь. Прежде чем скрыться из виду, мужчина повернулся и сказал: - Жанна, жизнь так коротка! Мне просто некогда быть несчастным. Страдать по тебе. Ну, нет у меня на это времени. Извини… Она осталась стоять на холодном ветру, думая над его словами. Жанна чувствовала себя сейчас именно глубоко несчастной. Она понимала, что сама создала себе это несчастье. Но вернуться назад и изменить прошлое нельзя. Время нам неподвластно. Его никогда не хватает. Не тратьте жизнь на страдания, будьте счастливы! (Автор Ирина Малаховская-Пен) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/istoriiday (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Та-ак... тряпочку выбросила, чем вызвала ещё один негодующий взгляд, губку положила на шкаф Стаса. Тут у каждого – свое. Впрочем, у Томы вообще ничего своего здесь, в Ярославле, не было. Она делила съемную квартиру с двумя подругами. Долгое время жили они с Ленкой вдвоем. Но вот однажды Ленка привела с работы Нюрку, пожалела. Нюрка была особым экспонатом. Приехала она из какого-то бурятского таёжного поселка, где люди годами живут без электричества, потому что какие-то деятели ещё в начале века украли "линии электропередач". Поселок подпитывался и подпитывается до сего дня от генератора, живёт без магазинов и связи. Но, как ни странно, в поселке исправно работает почта, которая и присылает практически все товары и ... ещё удивительней – функционирует школа. В школе – три работницы. Два учителя и уборщица. Но каким-то чудеснейшим образом Нюрка окончила там девять классов и приехала по направлению сюда – учиться в политехнический колледж. Общежитие ей не дали, но она не теряла надежды и жила, где придется. Когда Ленка подобрала ее, привела просто перебыть несколько дней, она ночевала в подсобке их магазина, находясь в поисках очередного жилья. И было девчонке всего-то семнадцать лет. В первый же день своего пребывания Нюрка вымыла им три окна. Хоть было уже и холодно – шла осень. Нюрка махнула рукой, и через пару часов стекла сияли в лучах осеннего заката. К вечеру следующего дня в холодильнике появилась большая кастрюля борща. Из чего она его сварила – непонятно. Говорит, что почти все нашла в их холодильнике, который тоже, кстати, засиял чистотой. Нюрка как будто побаивалась их, была услужлива, старательна. Да, она была младше, но дело, скорее, не в этом. Просто для нее заочница Лена, девушка модная, деловая, обожающая красивые шмотки, и "офисная дама" Тамара, уже имеющая мужчину, были почти небожителями. У Нюрки там, в таёжном, было пятеро братьев и сестер, пьющий отец и издерганная тяжкой жизнью мама. Одежонки у нее особо и не было, и новые соседки одели ее с ног до головы. Особенно старалась Ленка. – Господи-и...! Выброси ты эти штаны. На,– она протягивала ей свои старые джинсы, – Турция, между прочим. Носи, а то на улицу с тобой стыдно выйти. Нюрка отказывалась, но Ленку не перепрешь. Заставила. И теперь тщательно следила за Нюркиным гардеробом, ругала, фанатично обучала премудростям моды и стиля. Нюрка подчинялась, но видно было, что этот вопрос ее никак не занимал. Она взялась мыть полы вечерами в подъездах, и сколько Ленка не наставляла ее, чтоб она надевала туда старый спортивный костюм, подаренный Нюрке кем-то в магазине, она все равно выходила в своем фланелевой старом затертом халате, подбирала подол и намывала полы – костюм берегла. – Свезу летом Светке, она счастлива будет, – говорила о младшей сестре. В общем, выселять Нюрку уже не хотелось. Договорились с хозяевами и зажили втроём. А здесь, в коммунальной квартире Стаса, Тома стала частой гостьей. Вместе они работали в торговом офисе в десяти минутах ходьбы. Тома туда устроилась случайно – позвала на свое место знакомая землячка (она сама выходила замуж и уезжала). Томка пару лет назад не поступила в институт и теперь уж не знала – нужна ей эта учеба или нет? Она закончила многочисленные курсы для работы в офисе, и эти свидетельства – полученные через интернет, работодателя вполне устраивали. А личная жизнь с появлением Стаса зашла в тупик. Спустя год отношений Тома поняла – жениться Стас не хочет. Он был уже однажды женат, в браке ему не понравилось, у него росла дочка. А ещё он устал от капризов и требований бывшей жены, боялся обжечься второй раз. Он так тщательно заботился о предохранении, что однажды Томка даже сорвалась – хлопнула дверью и ушла. Но ушла ненадолго... Отношения тянулись, то затухая, то возобновляясь с новой страстью. Вот и сейчас шел сезон нового всплеска страстей, подпитанный новогодним настроением, корпоративным банкетом и яркими огнями города. В офисе Томы и Стаса шли выходные, а Ленка и Нюра уже работали – их магазин открылся. Дома сидеть одной не хотелось, и Тома задержалась у Стаса. Вечерами они ещё пили шампанское, провожая и провожая старый год. Тома поставила турку на огонь, когда в дверь позвонили. Она не посчитала звонки, но судя по тому, что никто из соседей к двери так и не пошел, звонили Стасу. Кофе, вроде, не нагрелось – Тома направилась к двери. Открыла сразу, без задверного опроса. На пороге стояла девушка с ребенком на руках. Ребенок был в комбинезоне, девушке было явно тяжело. – А Стас где? Тома сделала шаг назад, запустив гостью. – Спит..., – на автомате ответила Тома, только-только начиная понимать – кто перед ней. – А ты Тамара что ли? – Да... Девушка сунула ей ребенка, Тома обхватила, ребенок был тяжёлый, пошатнулась. – Вот! Скажешь, весной вернусь, заберу, а пока пусть... – У вас кипит! Эй! Кофе! – раздалось с кухни. Кофе! С ребенком на руках Тома метнулась на кухню, подкинула повыше, перехватила чадо, посмотрела и упёрлась в маленькие глазки из-под шарфа повязанного под самый нос. Она выключила выкипевший на плиту растекшийся коричневый напиток. Выразительно глянула на соседку, стоящую рядом, но не протянувшую руку, чтоб выключить газ. Это ж надо! Кофе пропал, и плиту теперь мыть! Она вернулась в коридор, дверь была открыта – казалось, девушка уходит. – В сумке всё. Она пюре любит грушевое, персиковое. Ну и мясо не забывайте. Всё! Стасу привет, – она уже легко спускалась с лестницы, с маленькой сумкой через плечо, – Скажете – его очередь, а мне тоже отдохнуть надо. – Девушка! Эй! А ребенок? Эй! Девушка! – Тома смотрела вниз, но нежданная гостья уже выскользнула из подъезда. Тома перевела взгляд на ребенка, девочка смотрела на нее с интересом. Тома отпустила шарф с лица – симпатичная мордашка, приоткрытый ротик. Сначала Тома даже не поняла, что случилось. Вернулась в комнату. Стас, свернувшись, спал на разложенном диване. Тома села у него в ногах, расстегнула комбез девочки – у них было тепло. – Стас! Ста-ас! Стас, проснись, – она теребила его. Стас пробормотал что-то, перевернулся и задремал опять. Да, шампанского вчера было многовато. – Стас, это твой ребенок? Проснись, тебе ребенка принесли. Ста-ас! Стас, не глядя на нее, поднялся, спустил ноги с дивана, обхватил голову. – А кофе есть у нас? – Нету, выкипело все, пока я с твоей бывшей общалась. – С кем? – и тут он поднял голову и, наконец, увидел ребенка, – Это что? – Не что, а кто? По-моему, это ребенок. – Какой ребенок? – Тебе передали. Стас, я ничего не поняла, она что-то говорила, но у меня кофе выкипало и я.... – Ты дура? Где она? – Стас вскочил на ноги, смотрел на дверь. – Ушла. Вернее, убежала очень быстро. Я не виновата, она... – Чего она сказала? – Стас метнулся к окну, дернул тюль, выскочил на маленький балкончик прямо в трусах. Тома отвернулась, закрыв собой от холода раздетого уже ребенка. – Чего она сказала? – вернулся Стас. – Сказала, что в сумке все... Сказала, что твоя очередь, и ещё что-то... – Что? – Ой! Она, вроде, сказала, что уезжает до весны. Стас, неужели.... – Зачем? Зачем ты ее взяла? Кто тебя просил? Девочка испугалась его окрика, прильнула к Томе и заплакала. – Я не брала! Она просто оставила ее... Тихо, тихо, малыш. Ну-ну, чего ты... – Зачем ты ей вообще открыла дверь? – Ну, как? Я ж не знала. Открыла, да и все. А там – она... – Господи! Какая ж ты – дура! Стас бегал по комнате, натягивая на себя штаны, джемпер. – Стас! Хватит уже! Успокойся! – Томка уж и сама чуть не плакала. Она только сейчас начала понимать, что случилось, – Не может она вот так ребенка бросить, она же мать! Сделает свои дела, да вернется... – Ага! Жди! Ты не знаешь ее... Мать! Как же – мать! Он собирался. – Ты куда? – она качала на коленях девочку. – Постараюсь ее поймать. Будь тут... – А ... как же я одна-то? Я ведь никогда с детьми... Стас! – А кто тебя просил ее брать! Вот теперь и сиди! – и уже в двери оглянулся, – Я позвоню. Растерянная Томка осталась с ребенком на руках. Вот те и на! Она смотрела на девочку, та нашла на ее футболке стразы и ковыряла их пальчиком. Ох! Что же делать? – Привет! – игриво начала Тома, – А звать-то тебя как? – У... , – ответил ребенок, указывая на стразы. – Ага, – вздохнула Томка. Имя-то ладно... Хуже, что Томка вообще не представляла – что делать с дитем, и как себя вести. В дверь стукнули. – Вы собираетесь плиту в порядок приводить или нет? У нас прислуги нет, а мне готовить надо! – окрик из-за двери. – Сейчас, – ответила Тома, посмотрела на ребенка, стянула с девочки шапку, вязаную кофточку, поставила на пол возле дивана, – Ты поиграй тут, на вот, – она сунула ей маленькую подушку в виде акулы и направилась к двери. Но акула девочку заинтересовала лишь на секунду. Она оглянулась и смешно потопала за Томой. – Нет, нет. Играй тут, я быстро, – она хотела было закрыть дверь, но ребенок скривил личико в плаче, – Ох! – Тома подхватила ее, – Ну, только не ной! Я ж сказала – быстро. Ничего не оставалось, как отправляться на кухню с девочкой на руках. На кухне копошились Оксана и ещё одна соседка. Тома поставила девочку у стула, взялась за тряпку, но девчушка ухватила ее за ногу, тянула шорты вниз, а ручки к Томе – просилась на руки, хныкала. – Ой, а кто это у нас? – засюсюкала вторая соседка, – Как зовут тебя? Девочка посмотрела на нее и захныкала ещё больше, тянула руки к Томе. Пришлось Томе взять ее, и управляться одной рукой. – Как зовут-то? – переспросила соседка уже Тому. – Не знаю, – ответила та. – Это как? – А вот так. Стас придет, скажет. – Так ее что, Стасу оставили? Она тут будет? – Я не знаю. – Нет нормально. Вы как-то уж определитесь. Он, между прочим один тут прописан, и платит за одного, а теперь, то Вы, то ребенок..., – ворчала Оксана,– У нас тут что? Ночлежка или бордель? – Не беспокойтесь, я тут не задержусь! – резко ответила Тамара, кинула тряпку в мусор и направилась в комнату. Нет...хороший такой день предполагался: хотели в кафе сходить, фильмик посмотреть вечером классный, и на тебе! – Откуда ты взялась-то? Откуда? – Тома начала смешить девочку акулой и та заливисто рассмеялась, села на пол. Ух ты! И не так уж это сложно – сидеть с ребенком. Даже весело. Но потом ребенок как-то притих, сосредоточился, увлекся рисунком на ковре, а Томка задумалась о ситуации. А что если не вернёт Стас мать? Что, если и правда, оставила она ребенка на него? Он же... Он... Тома как ни пыталась, никак не могла представить Стаса в этой ситуации. Какой он отец? Он же сам, как ребенок? Она набрала его номер – он не отвечал. Начала набирать ему сообщение. И тут пахнуло... Тома сразу и не поняла, встала с телефоном в руках открыть форточку. И вдруг дошло – девочка! Она сделала это прямо в штаны! Ну, да. Дети делают это именно так. Тома приложила ее на бочок, потянула резинку – ребенок был в теплых вязаных штанишках, колготках и памперсе ( кажется это сооружение так называется...или не так?). То, что увидела Тома под ним, привело ее в шок. Нет, она ничего делать не будет, пусть приезжает папаша и... Но девочке явно произошедшее не нравилось, она показывала на попу, хныкала. – Ооо! – взвыла Тома и начала стягивать с нее теплые штаны. Они неприятно пахли, и это мягко сказано... Нужно было нести ребенка в ванную. Тома брезгливо взяла девочку под мышки, пригрозив. – Не вздумай на меня карабкаться! Но девочке было явно неловко, возможно даже больно, и она, естественно, разревелась. – Занято! – раздался мужской бас за дверью ванной. Ребенок кричал громко. Может в туалете раздеть? – подумала Тома и толкнула плечом дверь туалета. – Да не ори ты, – поставила девчушку на пол, нервы сдавали. Девочка ухватилась руками за не слишком чистый ободок унитаза. – Не тронь! – порывисто огрызнулась Томка, в общем-то, в целях защиты ребенка, но ребенок это не понял, решил, что его ругают, заверещал ещё громче. – Да не верещи ты! Сейчас... Тома закрыла унитаз, приземлилась туда, потихоньку стянула с девочки колготки. Лучше бы в отсутствии доступа к воде она этого не делала, но девочка плакала... В ванной лилась вода, выходить оттуда никто не спешил. – Тихо, тихо! Ну, прости. Не плачь. Пожалуйста, не плачь ... Сейчас... Она не выдержала, постучала в стену. – А можно побыстрей! У меня ребенок плачет! Вода продолжала литься ещё долго. Тома уже не боясь перепачкаться взяла девочку на руки, начала качать на коленках, по ее коленкам тоже размазался "пахучий шоколад" – Купаться будем вдвоем, товарищ! Не кричи только ... Наконец из ванны выполз муж Оксаны в махровом халате с полотенцем в руках. Тома подхватила девочку под мышки, подцепила грязные колготки и направилась туда. – А кто Вы, собственно, такая, чтоб нас торопить? И что это тут за дети? Какое право Вы имеете... – Подержите, а то тут сыро. Вы намочили, – и Тома сунула ему девочку в руки, а сама открывала нужную воду – здесь у каждого свой счётчик. Мужчина до того опешил, что девочку взял, и даже посадил на руку. И Тома ничуть не удивилась, года услышала троекратный отборный нелитературный сленг, когда уже закрылась с девочкой в ванной. Ребенок все ещё плакал, уже навсхлип, с обидой оттопырив губку. – Водичку любишь? Давай купаться. Но девочка вдруг испугалась. То ли чужая ванна так испугала ее, то ли сильная струя воды, она заверещала истошно, вцепилась в Тому, когда та попробовала ее в ванную поставить. Пришлось ее мыть над раковиной. Было это жутко неудобно, а ещё неприятно и невесело. Но вскоре попа стала чистая, розовая, да и ребенок уже плакал не так громко. – Ну, вот видишь, чистенькая ты. И чего орать? Она быстро обмылась сама. Полотенце она забыла, загнула свою футболку промакнула девочку и обернула футболкой ее влажную попу. О-ох... Грязный памперс ещё валялся на полу. Брать в руки его было неловко. Она перешагнула, решила, что вернётся, уберет все, отнеся ребенка. Но не успела перешагнуть порог своей комнаты, как услышала вопль соседа – видимо, тот вернулся после неудачного общения с девочкой. – Ооо! – вырвалось у Томы. Она усадила малышку на расстеленный ещё диван, прикрыла одеялом, но уходя слышала, что с плачем девочка бежит за ней, а потом стучит ладошками в дверь. Что услышала она от соседа, от вышедшей в помощь к мужу Оксаны, лучше не описывать. Тома не спорила, молчала и убиралась. В комнате плакала и стучала в дверь девочка, нужно было быстро все убрать, и бежать к ней. Извиняться и выяснять отношения с соседями было некогда. Она уже взведеная дрожащими руками, но все же осторожно, чтоб не ударить ребенка, приоткрыла дверь, подхватила малышку на руки – ножки влажные, холодные, бухнулась на диван и заплакала вместе с ней. Они ревели уже хором. – Ну, чего ты? Чего? Согрелась ведь, не плачь. – Ууу, ма..., тю тю, – девчушка плакала, показывала на дверь. Вероятно, именно сейчас она вспомнила о маме. Тома набрала Стаса – абонент ответил короткими гудками. Она набрала Ленку. Силы ее были на исходе, что делать, она не знала. – Да! Какой ребенок? Томка, что там у тебя? Погоди, я на кассе, у меня покупатели. Через минуту ей перезвонила Нюрка. – Ребёночек? Какая прелесть! – воскликнула та. Томка аж взвыла: – Прелесть? Ты слышишь эту прелесть? Я сейчас сдохну! Я не знаю что делать, Нюр. Она ревёт и ревёт. Наверное, к маме хочет. – А ты ее кормила? – Я? Нет... Так ведь... – Попить хоть давала? – Нет, а что они пьют? – Водичку кипячёную теплую хотя бы. Какая она? Возраст.... – Я не знаю, я даже, как зовут ее не знаю, а ты –возраст..., – Томке казалось,что наивная Нюрка задаёт глупейшие вопросы, и этот разговор – пустой. Нужен кто-то посерьезней, чтоб помог ей. Какая-нибудь мать семейства. Она уже перебирала в голове варианты, решила, что сейчас позвонит Наталье, однокласснице – ведь она недавно стала матерью. – Опиши. Она ползает или ходит? Говорит или... – Ходит. Даже бегает. Но не говорит. Нет, она не грудная... Ой, Нюрка, я вспомнила – ей, наверное, второй год... Я же помню, мне Стас говорил... – Может она какать хочет? – Нет. Это точно нет...уже.... – А... Ну тогда дай ей сладкого чаю. А потом покорми. Чего там у тебя есть? – У меня? Ну...рыба красная есть, хлеб. Шоколадные конфеты. – Нет. Это не то. – В холодильнике чего-то у Стаса есть. А – колбаса, яйца... И ещё бананы. – Вот! Свари ей яичко и раскроши. Можешь и банан дать потом. Только чайку сначала дай, чтоб успокоилась. С ложечки чайной. – Хорошо, Нюр... Давай... Чайник электрический был теплый. Тома быстро навела чай прямо с девочкой на руках, начала поить ее с ложки. Та хлебала чаек с явным желанием, сразу успокоилась. Спасибо тебе, о великая Нюрка! Томка подхватила футболку Стаса, обернула голые ножки девочки и направилась на кухню варить яйцо. – Если Вы думаете, что это сойдёт Вам с рук, ошибаетесь. Мы будем жаловаться! И пожалуйста, вынесите свой мусор! Воняет! – на кухне тут же появилась Оксана, зашипела. Томка сварила два яйца и ушла в комнату. Остудила, размяла, капнула водички и удивилась, насколько проворно малышка их начала есть. Лишь под конец глазки ее начали закрываться. Наплакалась, бедная. Да, с такой нянькой утомишься... Тома аккуратно уложила девочку на диван, нежно прикрыла одеялом. Какие ж они хорошие – дети... Когда спят. Она опять и опять набирала Стаса, но телефон молчал. Тогда она навела себе растворимый кофе – вспомнила, что за это сумасшедшее утро, она не сделала ни глотка. Кофе помог. Что делать? Она вспомнила про сумку, направилась в прихожую, занесла ее в комнату. Сверху сумки лежал лоточек с едой. А ещё несколько банок детского пюре и много всякой съестной всячины. Можно было и не варить яйцо. В боковом кармане свидетельство о рождении. Тома открыла – отец...мать... Акулина Станиславовна... О Боже! Она ещё и Акулина. Тома глянула на спящую малышку. В сумке нашлись памперсы, вернее, подгузники – прочла она, колготки, бельишко. Тома даже засмотрелась на платьица, захотелось примерить все это – просыпался материнский инстинкт. Но ребенок сладко спал – пусть... Она отошла подальше и набрала опять Нюрку. – Нюр, спасибо тебе. Мы спим. Да, видимо, пить просила, а я... А откуда ты все знаешь? – Так ведь я – старшая. У меня двое, считай, на глазах выросли: сестра и братишка. Ему и года не было, когда я уехала. Как там мать без меня? – вздохнула Нюрка. – А я, веришь, вообще ничего в этом не петрю... И куда делся Стас – не пойму. – Слушай, а давай я приеду, я как раз меняюсь через полчаса. Помогу, – предлагала Нюра. – Ох. Хорошо бы... Погодь! О... Нет. Тут соседи и так бучу подымают, а если ещё и ты явишься... – Тогда ты приезжай с ней домой. – Как? Я не представляю... – Очень просто. Одень, когда проснется, вызови такси... – А Стас? Он вернётся, а нас нет. – Позвонит... Дома же лучше будет, втроём присмотрим пока... – Слушай, хорошая идея. Ладно... ждите, отзвонюсь. Нюрка, прикинь, она – Акулина... Одеть ребенка – дело нехитрое, но и оно Томке далось с трудом. Даже натянуть колготки, казалось, было просто невозможно. Акулина вертелась, поджимала ножки, успела пописать, пока одевались, и не совсем в подгузник. Проснулась она вполне жизнерадостной – от слез ни следа. А вот с Томки, пока вынесла ее к такси, сошло семь потов. О том, что нужно было прихватить мусор с подгузником, она вспомнила только в такси. Ну и ладно! Так и надо им! Было у Томки четкое предчувствие, что в эту квартиру больше она не вернётся. Акулина смотрела за окно с интересом, а перед самым подъездом опять отключилась. Благо попался понимающий таксист. – Как молодой мамочке не помочь, – улыбался. И у Томки всколыхнулось даже некое чувство удовольствия – вот бы и правда ее был ребенок. – Фух... , – только и успела сказать дома. Нюрка тут же подхватила малышку, ловко с приговорами начала раздевать. – Сма-атрите кто к нам при-ехал! А... И кто же это? Что за девочка такая? Ааа, это Акулина! Акулина! Акулина! – она тормошила, раздевая девочку и та довольно хихикала. Томка вздохнула спокойно. Ага, теперь Акулина в надёжных руках. Осталось отыскать Стаса. В этот день Стас не отозвался. Не перезвонил, не написал и не сообщил, где находится. Поздно вечером Ленка догадалась – по геолокации вычислила, что Стас дома. Но ехать к нему уже не было сил. А ещё непонятно было – что делать дальше? Если бывшую жену он не вернул, то как быть? – Это его проблемы, Том. Пусть ищет няню. Ты-то тут при чем? Выходные скоро кончатся. Да и ребенок – не игрушка. Нельзя его пересовывать кому попало. – Я не представляю его с ребенком вообще, Лен. Я себя больше представляю, чем его. Сидела вот там, всё думала. А какой он отец? И пришла к выводу – он не готов. Вот ребенок уже растет, а папаша ещё совсем на отца не тянет. Потянет ли в будущем – не факт. – А я даже в школу три месяца не ходила, когда Ванюшка подрос, – Нюра сидела на полу, подсовывала Акулине клубки ниток, не позволяла их тянуть в рот, – Осталась в няньках. Сама учебники шпарила. Мамка с работы придет, я к Зое Егоровне бегу. Задания брала, чтоб не отстать. А матери на работу надо было выходить, иначе мы б не потянули. Папка все свои пропивал. – Нюр, вот слушаю тебя, и думаю – так чего ж мамка все рожает, если отец пьет? Зачем? Нюрка опустила голову, чувствовалось, что разговор ей этот про родителей неприятен. – Не знаю. Жалела, наверное... – Себя надо жалеть, – бухтела, уже закругляясь, Ленка, – Жалеть надо только себя! Одного рожу и все! И то... если муж обеспечивать будет. Нюрка подняла голову, глаза ее сияли мечтой: – А я троих хочу. Чтоб две девочки и мальчик. А муж... Пусть любит нас... – Дурочка ты, Нюрка! Посмотри на нее. Самой жить негде, а троих... А Томка уже молчала. Она совсем не понимала, что хочет она сама. Одно знала – со Стасом надо расставаться, ненадежный он. С ним хорошо пить шампанское, отдыхать. Может даже работать в одном офисе хорошо. Но строить семью, рожать от него детей... Именно сегодня Томка это поняла окончательно. Утром Лена и Нюра уехали на работу. Для Акулины было готово все: сварен супчик, куплены новые игрушки, расписан распорядок дня. И все это, конечно, благодаря заботливой Нюре. Часов в одиннадцать позвонил Стас! Аллилуйя! – Стас! Ну, наконец-то! Ты прости, но мне пришлось забрать Акулину домой. – Кого? – Акулину. Дочку твою... – Ааа... Любка зовёт ее Линой просто, я и забыл. Слушай, Том. Тут такое дело... – Стас, ты нашел ее? – Нет. В том-то и дело. Она уехала за границу, в Турцию. И вернётся только весной. Представляешь, какая дура! Том, а давай ты переедешь ко мне совсем, а? – Это как? Если б знал Стас, как долго подобного предложения Томка ждала... – Ну, так. Переезжай. С соседями я улажу. – А Акулина? – Ой, не зови ее так! Дурацкое имечко! Лучше – Лина. Так и она. Ну, до весны, пока эта дура не вернётся. – Стас ... Приезжай. Это не телефонный разговор. И все равно тебе за ребенком ехать. Приезжай, я одна сейчас дома..., – она глянула на Акулину, – Вернее, мы вдвоем, с дочерью твоей. Стас приехал. А пока ехал, Томка все думала и думала. То, что предположила она в думах и выходило из разговора – он ее использует. Предложения руки и сердца не последовало. Зато последовало предложение временно оставить работу и посидеть с ребенком до весны. Пожить, так сказать, припеваючи – на полном Стасовом обеспечении. Встрече с дочкой он не слишком радовался, смотрел на нее поверхностно, даже с некой скорбью, как на обузу, свалившуюся на голову. – Ну, а что мне делать, Том? – А бабушки? – С матерью я в конторах, ты же знаешь. Она и слушать не захочет. Да и работает ведь. А они перед пенсией так за свою работу держатся, как будто в ней секрет молодости. А ее мамашка свалила на заработки в Германию. – Я не устроюсь туда больше. Ты же знаешь... Я и так по блату туда попала. – Да устроишься... Не туда, так и получше найдем. Не переживай. Он говорил, а Томка понимала – ему все равно. Сейчас он решает свои проблемы. Она подхватила Акулину на руки, надо было ее кормить. Они перешли на кухню, Тома заварила кашу. Посадила Акулину на руки к отцу – он растерялся, держал ее неловко, не знал вообще, как обращаться с собственной дочерью. – Стас. Прости, но – нет. Я тут думала много... В общем, Стас, – она набрала воздуха, так трудно было это произнести, – Мы расстаёмся, – она посмотрела на него, он чуток раскачивал ребенка, смотрел на нее растерянно. Похоже,такого ответа он не ожидал, или даже – очень боялся. – Ты не подумай, это не из-за девочки. Просто... Просто она дала понять что ли... А дочка у тебя прекрасная. Ты присмотрись только. Она так на тебя похожа. – Да? – он посмотрел на ребенка чуть пристальней, – Но теперь я вообще не знаю, что с ней делать? – Няню ищи. Это единственный выход. – Няни сейчас получают больше, чем я... – Ну, не все же. Может – молодые мамы есть,которые возьмутся присмотреть. Ох! – в сердцах бросила Томка, – Ну, как она могла оставить ребенка! Не понимаю! – Эта могла. Том, – Стас искал выход, – Пусть хоть пару дней у вас побудет а? Выходные ведь. Томка вздохнула. – Только учти – если не заберёшь утром седьмого, я ее лично привезу. И оставлю в коридоре квартиры. Так и знай! И ещё – денег давай на питание и памперсы. То есть подгузники. Тыщ пять давай. – Куда столько? – Подгузники – тыща, питание, присмотр ... А ты как думал? Не переживай, подгузники себе не оставим, что останется, заберёшь. Девочка осталась. Акулина внесла в их жизнь некое разнообразие. Она была так мила, балагурила на своем непонятном языке, играла в прятки в ладошки или просто отвернувшись к стенке, весело плескалась в ванной. Вечерами они даже спорили, кто пойдет ее купать. А ещё ждали, гадали и грустили... – Заберёт? А если никого не найдет? – А если найдёт какую-нибудь непутевую? Сейчас такие страсти рассказывают о нянях... Они смотрели на жизнерадостную Акулинку и уже представляли самое страшное. Ленка даже всплакнула. – А что если... В общем, в головах трёх жалостливых девушек уже зарождался план. – Сколько Нюрка за полставки уборщицы в магазине получает? Пусть Стас платит тыщ на пять больше. – А подъезды? – Ну, вечером мы дома. Хочешь – мой. – Слушайте, ну, она же с ребенком. Давайте, подъезды я пока помою. Моя ж проблема, в общем, – предлагала Томка, – Полезно подвигаться, работа у меня сидячая. – А учеба? Мне ж утром на учебу... – Понедельник – мой! Мы ж в субботу работаем, – уже загибала пальцы Томка. – О! В феврале сессия. Пар не будет. Экзамены только... , – вспоминала Нюрка, – Да и вообще. В школе задания брала, и сейчас могу. – Не-не. Ещё не хватало, чтоб ты с учебой запоролась. Вот что – я на вторые смены напрошусь. По вечерам пока поработаю. Желающих на утро поменяться всегда полно. Так что... Томка звонила Стасу. О своем решении сказала не сразу. Сначала спросила – как дела? Уже по голосу поняла – дела плохи. – Ищу, Том...Варианты есть, но все как-то... Вот сегодня обещали позвонить, но жду-жду... – Не жди, Стас. Скажи, готов ли ты платить Нюре? – и Томка решила не мелочиться, – Тыщу в день... Готов? Если да, мы Акулину у себя оставим. – Готов... Много, конечно. Но... – Стас, а сколько, если не секрет, ты жене платил? – Да когда как. Она наглела порой..., – ответил размыто. Тома так и предполагала – Стас жадничать, денег жене давал мало, вот и решила она действовать таким образом. Это ее поступок, конечно, не оправдывало, но ... С Акулинкой справлялись они легко. Лена гнала Нюрку готовиться к сессии, она перешла в магазине на вечерние смены. Иногда жаловалась, чуть больше уставала, но держалась. Все они уставали больше. Приходилось просыпаться ночью – квартира маленькая, если не спала Акулина, не спали все. Но это их даже сблизило. Нюра стала не подопечной прислужницей, а очень близкой подругой – столько добра таилось в ней. Они никогда раньше не гуляли втроём. Просто так не гуляли, а теперь начали ходить с Акулинкой на санках довольно часто. Они любовались зимним городом, ездили на каток, ходили на детское представление. Акулина обнимала Нюрку пухлыми ручками, бежала жаловаться именно к ней, если ее обижали или ругали, целовала ее слюнявым ротиком при каждом удобном случае. Но однажды Акулина их напугала – она заболела. Затемпературила вечером, а потом ночью начала просто гореть. Они испугались, вызвали скорую. Молодой врач-очкарик с табличкой на груди –" Скорая помощь. Ярославль. Врач Каюдин Юрий Иванович" посмотрел, послушал и обнаружил хрипы. – В больницу госпитализируем. Кто мать? Девушки молчали. – Я, – вдруг выдала Нюра. Врач посмотрел с подозрением. Нюра выглядела моложе своих семнадцати. – Документы покажите, пожалуйста. – Доктор, понимаете, – начала Тома, – Мама девочки – моя подруга. Она уехала временно, девочку нам оставила. Вот её свидетельство о рождении. Может можно не госпитализировать? – Да вы что! Теперь я не только госпитализировать обязан, а вообще – ребенка изъять до выяснения обстоятельств. В больницу не поехала только Лена. Нюра и Тома поехали с Акулинкой. Нюра ловко одела девочку, схватила на руки и никому не отдавала, пока не привезла в больницу. Врач Каюдин наблюдал за ней из-под очков, ребенка не забирал. Нюра бегала в приемной сначала за ним по пятам, а потом за женщиной-педиатром. Она успела поговорить со всеми, поплакать и попросить помощи у каждого. Ей разрешили быть с Акулинкой, пока шло обследование, и она исчезла в недрах больничных коридоров. А Тома осталась сидеть в приемном покое. Она только что наблюдала за Нюрой и сейчас думала именно о ней. Надо же, как умеет она располагать к себе людей. Вот уж и доктор скорой смотрит на нее по-другому, и медсестра успокаивает, и педиатр разрешила быть рядом с девочкой. – А отец девочки где? – она даже вздрогнула, сзади подошёл доктор скорой Каюдин. – Отец? Отец тут, в Ярославле. – Я ещё никуда не сообщал. Вижу же – заботливые вы, особенно ..., – он замялся, посмотрел в сторону ушедшей Нюры, – В общем, если не хотите проблем, вызывайте отца, пусть срочно едет. Я подожду с сообщением. – Спасибо Вам! – выпалила Томка и начала звонить Стасу. Но Стас трубку не взял. Ночь. Он никогда не просыпался от телефонных звонков. И Тома позвонила в такси – через весь город, подгоняя таксиста, она летела к Стасу. Стас не проснулся и от дверного звонка. Тогда она позвонила по-другому – соседям, семье Оксаны. Сонная и растрёпанная та открыла ей дверь. – Простите! Стас дома? У него дочка в больнице..., – она слегка подвинула соседку и забарабанила ногой в дверь Стаса. – Какая дочка? А он нам сказал, что она у матери... Разве она с Вами? Но Томе было не до объяснений. Таксист ждал. В больнице все уладили. Стас подписал какие-то бумаги, разрешающие Нюре часть обязанностей и уход. Но и сам он должен был приезжать в больницу. Томка смотрела ему в спину, когда уходил он из приемного, и ничуть не жалела о несостоявшейся любви. Любовь прошла... И была ли она, любовь-то? Холодный он, неспособный к этому чувству. Вот у него дочка заболела, а он лишь делает вид, что волнуется... Это заметно. –Эй! Стас! Чуть не забыла. С тебя ещё полторы тыщи. За такси... И про лекарства не забудь. Нюру положили вместе с Акулинкой. Уехала она из больницы всего на одно утро – сдала экзамен. И, спокойная, вернулась в палату. Она тараторила по телефону, рассказывая о том, как идёт на поправку Акулина, как проводит сама она время в больнице. Похоже тут ее любили все. Она мыла полы, взяла на себя заботу практически о всех детях в ее и в соседних палатах, помогала столовой и санитаркам. – Нюрка! Как же я тебя люблю! – перебивала ее красочный рассказ о мальчике, застрявшем в горшке, Томка. И все чаще в Нюркиных рассказах проскальзывал не имеющий никакого отношения к педиатрическому отделению доктор Юрий Иванович. – А он что там делал? – Он? Да так. Нас приходил проведать. Привез кого-то, вот и забежал. Вскоре Акулина с Нюрой уже были дома. Февраль вступил в свои права. Почти полтора месяца девушки жили с малышкой. И вот однажды вечером, когда Ленка купала Акулинку, Томка, отправив Нюру "учить уроки" наводила чистоту на кухне, раздался звонок. Тома быстро отерла влагу с рук, и даже не посмотрела кто звонит. – Здравствуйте! Это Любовь. Я сейчас приеду за Линочкой, – холодный женский узнаваемый голос, – Адрес назовите, пожалуйста. А то Стас трубку бросил. – А... Это Вы? – Тома назвала адрес как-то по инерции. Тут же набрала Стаса. – Да, Том, привет. Не успел тебя предупредить. Сегодня заберёт она Лину, наверное ... Я разозлился, правда, адрес ей не сказал... – Ленка, – Тома с замирающим, с каким-то скомканным обречённым сердцем заглянула в ванную. Акулина плескалась с уточками, Ленка сидела на корточках перед ванной вся мокрая, но довольная. – Мать за Акулиной едет. Оглянулись обе. И Акулина, как будто поняла, что речь идёт о ней. – На те! – стукнула сильно ручкой по воде Акулина, обдав Ленку водой. – Вот те и на те, – отерла удивлённое лицо Ленка, – Нюрке сказала? – Нет ещё. – Погоди пока, не говори. Том, так зачем она на ночь-то? Ребенка уж укладывать... Погоди. Мы же до весны собирались... До апреля даже. – Я не знаю. Я адрес ей сказала. Едет, наверное... – Ладно. Не паникуй. Может пораньше вернулась – деньги кончились. Турция же... Сейчас я Акулинку вынимаю, а ты поди Нюрке скажи, раз едет..., – она поднялась с корточек, – Может не отдавать тебя, а? – Ленка уже окачивала малышку. Тома шагнула в зал. На кухне порядок, а в комнате... уже разобран диван – на полу плед и игрушки Акулины. Может прибраться надо? Хотя... Если адекватный человек, все поймет – вечер. Но Стас все время говорил, что бывшая жена – не слишком умна, мягко сказать... Нюра сидела, обложенная учебниками, в маленькой их комнатке. – Нюр, а Нюр... – А? Чего? – Нюра в дебрях своих наук не сразу расслышала. – Нюра, сейчас за Акулинкой приедут. Мать ее объявилась. – Что-о? Не-не-не... Мы до апреля, – замотала Нюра головой. – Нас не спрашивают, Нюр. Нюрка вскочила, чуть не упал стул. – Как это не спрашивают? Как это... Тома молчала. Нюру было жаль – уж слишком привязалась она к девочке. Нюра опять упала на стул. Они чуток убрали диван, прибрали игрушки, высушили волнистые русые волосенки Акулинки, и даже пособрали ее вещички. – Все собирать? Тут половину наше, мы покупали, – несла с балкона бельишко Акулины Лена. – Конечно, все.., – отвечала Тома. А на душе было так тяжко! Сейчас явится эта штучка – так называемая мать, с надутыми губами заберёт ребенка, и исчезнет Акулина из их жизни навсегда. Станет легче, но станет так пусто... Надо было бы уже поить ее молоком и укладывать, но они ждали. Слышали даже, как хлопнула дверь подъезда, казалось, слышали и шаги – так напряжённо было внутри. И вот в дверь позвонили. К двери направилась Лена. – Здравствуйте, я за дочкой, – за девушкой возвышался большой чемодан. – Здрасьте. А чё не ночью? – Я б и ночью... Мне уж все равно. С поезда я. Где она? – девушка во все глаза смотрела за спину Лены. – Проходите. Мы ее искупали. Хотели уж укладывать. – Мы? Я думала с ней Тамара, – Томка тоже вышла в прихожую, – Здравствуйте, Тамара, – кивнула гостья. А потом произошло что-то непонятное. Любовь начала раздеваться, разуваться, и тут в прихожку прибежала любопытная Акулинка, вывернулась от Нюры. Любовь увидела дочку и бросилась на колени в одном сапоге, пальто ее упало на пол. – Линочка! Акулина попятились к Нюре, та потрепала ее по головке, малышка уткнулась Нюре в колени и горько заплакала. – Линочка! – повторила мать, протягивая руки. И Акулина оторвалась от Нюры и подбежала к маме, упав в ее объятия. Гостья уселась на пол и обнимала дочь. – Прости меня, прости! Линочка, – она поправляла ей волосики, рассматривала, целовала. Томка разревелась тоже, убежала на кухню. Нюра всхлипывала. Держалась одна Ленка, хоть была, в общем-то, довольно эмоциональна. – Так, девочки мои, а не выпить ли нам винца? – вдруг предложила она, и все немного очухались, засуетились. Сразу успокоилась и Акулинка, закружилась под ногами, мешая. – Акулиночка, осторожно, дитя мое! – сказала Тома и покосилась на мать, – Та блаженно улыбалась, сидя на диване, смотрела на дочку. Любовь ещё посопела носом и, наконец, сказала: – Девочки, спасибо вам! Я так благодарна...так..., – она заплакала опять, и все начали наперебой ее успокаивать и рассказывать смешные истории, случившиеся с Акулиной. Они сидели на кухне – четверо абсолютно разных девушек. Пятая, самая маленькая, уснула на руках у матери, ее отнесли на диван. – А где Ваш загар? Вы ж из Турции? – спросила Лена. – Ага...из Турции. Это я Стасу так сказала... Он все время почему-то считал меня богачкой. Наверное, потому что квартира с роялем от бабушки осталась. Какая Турция! Откуда деньги у меня? Любовь рассказывала свою, такую простую и такую сложную и тяжелую историю. Все просто: осталась одна, без мужа, с дитем, с минимумом средств. Работала на дому, пекла тортики, держала квартирантов – девочек студенток. Но денег все равно не хватало. Для яслей – дочка мала, на работу – не выйдешь. И тут мать ее, работая в Германии, предложила подработку. Всего на три месяца контракт, а денег – ого-го... И всего-то нужно было Линку определить. Вот она и определила... Туда приехала, договор подписала, да только работать нормально не могла, ночами слезами заливалась, скучала по дочке. Понимала, что отец из бывшего мужа никакой. Она знала, что Стас девочку отдал своей сожительнице, но ведь это неизвестная ей девушка, и с виду – совсем не наседка. – Вот, выдержала всего половину срока. В деньгах потеряла, но вернулась – не смогла больше без дочки. Я знаю, что вы обо мне думаете. И вы абсолютно правы. Кукушка я... – Ну, что Вы. Мы так и не думали, – оправдывалась Нюра. – Думали, думали,– кивнула Ленка и подняла бокал,– Предлагаю тост. Давайте выпьем за то, что мать – все же не кукушка. Нормальная мать, как все мы, с огрехами, но с нормальным сердцем. А потом говорили о том, что мужики – козлы, обсуждали Стаса, рассказывали каждая о себе, болтали о том, как там в Германии, и часа через три вдруг поняли, что Нюрка спит прямо за столом. – Знаешь, Люб, – они уже перешли на "ты", – Это вот благодаря Нюрке всё. Если б не она, вряд ли мы бы справились. Она у нас такая...такая...,– алкоголь выбивал слезу, Томка заплакала. – Ладно, ладно... Может Нюрке и повезло даже с Акулиной. Зато теперь у нее есть плечо – доктор Юра. Даа... – Он ее Аннушкой зовет, – вспомнила Тома. – Доктор? – переспросила Любовь. Люба осталась ночевать у них. Спала с дочкой на диване. Утром собирались в какой-то невозможной суете и круговерти – всё-таки четыре хозяйки – это перебор. Зацеловали Акулинку, одевали ее в восемь рук. Нюра тоже поехала провожать свою любимицу. Перевозил на своем автомобиле их доктор Юра. Потому что Аннушка попросила, потому что у него выходной, а ещё потому, что хотел доктор Юра троих детей, как и Аннушка. И решил молодой доктор Юра, что нашел свою судьбу и не хотел ее терять. Осталось дождаться восемнадцатилетия. Нюрке было всего семнадцать лет. (Автор Рассеянный хореограф) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

С врачами она говорила по-другому – шепотком, подбирая жалостливые и ласковые слова, заискивала. Но как только они выходили из кабинета – ругала почём зря. – А коли девку родишь, выгонит чё ли? – Ох, и не говори. Обереги, Господь. Думаю и правда – выгонит. Он и вторую-то, когда принесла, так пил неделю беспробудно. Обвинял за девку, как будто я виновата. А уж теперь и не знаю.... – Да куда он денется, дочка ведь, – успокаивали бабёнки. – Да... Куда он без меня. Там ведь ещё двое. Разе справится...,– соглашалась та, – Но ведь... эх, парня мне надо родить обязательно. – А вы знали, что чтоб пятен этих пигментных не было, надо во время родов волосами лицо тереть? Женщины менялись, рожали, уходили в послеродовые палаты. Наступило время и у Катерины – крикливой ожидательницы сына.Она рожала плохо, ругала врачей, кричала и терла волосами лицо, вспоминая про пятна. – Чего ты в лицо-то дуешься? Сказала ж – третьи роды, а так и не научилась? Врач надавила ей на живот. Катерина почувствовала облегчение и сразу услышала тонкий писк. – Кто? Кто там? – Да погоди ты! Врач возилась, долго не отвечала. – Кто? Мальчик? – Де-евонька. – Как? Как девонька? Вы чего? Оооо, – завыла роженица. Но тут ей сказали, что еще не всё кончилось, второй ребенок идёт. С надеждой, что хоть вторым будет сын, роженица поднатужилась. – Девка! Ещё одна. – Чего-о! Нет... У меня ж дома две! Зачем? Оооо, – роженица выла, но уже не громко, а уж совсем жалостливо. – Ну, чего ты, чего. Дочки – это ж мамкино счастье. И разные они вон у тебя. Смотри-ка. Но роженица отвернулась. Глаза б не видели! Что мужу скажет? Отправил он ее за сыном, а она ему двух девок – на. Шел ей тридцать четвертый год, дома – пьющий муж, безденежье, и теперь – четверо девчонок. В послеродовой палате она лежала, отвернувшись к стене, и все поначалу думали, что случилась у роженицы беда. А когда санитарка принесла детей кормить, так не сразу и уговорила. Мать отпихивалась от нее локтем, никак не хотела встать. Но встала под уговоры санитарки, посмотрела на девочек. – Смотри-ка, первая вот махонькая. Всего два двести. А вторая, видать, все себе забрала – почти три кило. Это ж надо, двойня, а вот смотри какие разные. Катерина потянулась к маленькой. А на вторую покосилась. Зачем она? Вот хватило б и одной, первой. А если б ещё и мальчонка... Чай, эта большая всё у нее там внутри забирала, все соки мамкины. И сразу, почему-то, с первых минут знакомства, невзлюбила Катерина вторую – более светловолосую и крупную дочку. Будто она и виновата в том, что родился не сын, что первая – недокормыш, что терпеть ей теперь от мужа претензии и пьянство. Она накрывалась с головой одеялом и выла белугой на всю палату. Уж передали ей, что пьяный муж разнёс, от вести про рожденных девок, старый забор, что старшие ее дети – у тетки Любы, сестры давно умершей матери. Тетка Люба приехала к ней дня через три. Вкачалась в палату – грузная, берет набекрень, на плечах халат, тяжёлая сумка. – Здоровы будьте, бабоньки! – она обвела палату глазами, направилась к Катерине, устало приземлилась на кровать, – Ты подумай, дорогу занесло, думали и не будет уж автобуса. Хвать, приехал Витька. Ох, лихач, чуть не ... в дороге-то от страху. Вота, тут я тебе вареньица привезла, и курочку. За девчонок не переживай, у меня они – чистые, накормленные, в садик вожу. Уж готовлю только то, что они едят. Сама-то уж... – Лёшка как? – перебила Катерина. Тетка Люба махнула рукой. Было понятно – плохо. Пьет, не может остановиться. – Ты-то как сама? Оправляешься? – Заживает. Только реву всё, тёть Люб, – Катерина приложила руку к лицу и заплакала опять. – Ну, ну...Чего реветь-то! Бог детей даёт, разе не счастье? Она убрала привезенное, отодвинула ногой сумку, полюбовавшись новыми, привезенными дочерью сапогами, и шепнула Катерине, наклонившись. – Разговор есть, выйти-то сможешь? Катерина втянула носом, кивнула. Чего-то уж больно таинственно звала ее тетка в коридор. Они отошли к окну в торце к большой раскидистой пальме. – Кать, четверо-то детей тянуть тяжело. Согласна ли? – Да, говорю ж, реву... Тетка взяла ее за руку. – Вот-вот. А Светке моей пятый десяток пошел, говорят уж не будет детей. Отдай ей одну девчонку, а... Одну из двойни. Она и денег немного даст, и сапоги новые тебе привезет за так. – А как? – почти не задумываясь практически согласилась Катерина, шмыгнув носом, – Как отдать-то? – Она уладит. У нее подружка в районе в паспортном. Ох, и туда подарки, – вздохнула большой грудью тетка Люба, – Коли согласна ты... – Согласна. Тёть Люб, я ж сдохну с двумя-то. Сами знаете, нету у меня помощи, – жалостливо тянула Катерина. Вскоре к матери из райцентра приехала Светлана. Она совсем не походила на местных женщин: короткая стрижка, брючки, дублёнка, интересная лохматая шапка и большие очки. И поведением отличалась: о себе рассказывала мало, улыбалась и отмалчивалась. А ещё у Светланы как будто был животик, правда небольшой. Бабы решили – ждёт. Так уж давно пора. Работала Светлана в Кирове, в магазине промтоварном, владела дефицитными товарами, и здесь, на своей родине, чувствовала некое превосходство над бабенками, мечтающими отхватить в местном лабазе хоть что-нибудь стоящее. Приехала Светлана к Катерине в роддом. В палате заблагоухало духами, какой-то совсем нездешней свежестью. Все вопросы решили, Катерина расписалась, где надо. – А посмотреть-то девочек хочешь, чай? – интересовалась Катерина, когда Светлана намерилась уж уходить. – А я уже... Я как приехала, так к врачам сначала пошла. Мне показали их... – И пустили? – удивлялась Катерина, зная здешние строгости. – Ну, так... Я ж заранее договорилась. Все не так просто, Катенька. – И чего? Какую берешь? – Катерина была уверена, что Светлана возьмёт крупную. – Для документов это вообще не важно, но я возьму темненькую, которая поменьше. Кстати, в селе слух пустим, что померла одна твоя девочка. – Оой, – Катерина приложила ладонь к лицу, заплакала. – Вот только не начинай! Кать, ты ж согласилась. Я уже столько денег извела, и сил... Ты тут лежишь, прохлаждаешься, а я вся убегалась, чтоб дела эти решить. – Так ведь двойню делим, чего делаем-то! – подвывала потихоньку Катерина. – Не плачь. Я тебе там такие сапоги привезла, финские. Обалдеешь. И девочка расти будет со мной в достатке. У меня всё для нее будет. Уж поверь... И родня мы, похожесть их объяснимая. Да и разные они, вроде... – А денег-то дашь? Лешка-то ведь... – Дам, конечно. И тряпья передам. Буду своей покупать чего, так и твоей прихвачу. – А может покрупнее возьмёшь, Свет? Молока-то ведь нет у тебя, – хваталась за соломинку Катерина. – Нет. Муж у меня чернявый, да и я... А большая – светлая уж больно. Возьму маленькую. А молоко ... Я уж придумала – кормилицу найдем. И теперь Катерина, прикладывая первую маленькую дочку к груди, роняла слезу. А вторую ... хоть вообще не корми. Только эта вторая орала, хватала ртом сосок жадно, вытягивая из матери всё, что не смогла вытянуть первая. И было Катерине от этого ещё обидней. Домой она вернулась с одной дочкой. Долго не регистрировала. Узнала, что Светлана назвала дочь Елизаветой. И только уж потом поехала и записала дочку Александрой, потому как ждала пацана Сашку. Муж беспробудно пил ещё неделю. Благо, работы зимой в колхозе было мало. Хоть не уволили. Александра росла. Светлана не обманула – прислала с теткой Любой, которая ездила помогать дочери с ребенком, пеленки, распашонки и прочие разности. Да такие, каких тут у них не купишь, и о существовании которых Катерина, да и никто в селе, и не догадывался. – Ох, Катя, ты не представляешь. Там у девочки Светкиной и пеленальный стол отдельно, и качалочка...а коляска какая – сама катит. А Катерину резануло – "у девочки Светкиной", знает ведь, что ее это дочка. Но тетка Люба продолжала. – Ты вот пеленаешь Сашку, а нынче это не модно. Говорят, нельзя. Лизонька у нас уж в платьицах лежит. Лишь через три с лишним года увидела Катерина первый раз свою подросшую дочь. Светлана приехала к майским, когда все уж обзеленилось, обсохло. Сочная расцвеченная ромашками и голубым цикорием трава покрыла луга и склоны вокруг села. Была Света немного изменившаяся, озабоченная материнством и уже не такая "благоухающая". Все летали вокруг коляски Лизоньки, восхищались. А тетка Люба гордо выхаживала с внучкой. И восхищаться было чем. Круглолицая, белокожая, щекастая Лизонька восседала в крутой раздвижной коляске в лаковых детских ботиночках, беретике и голубом теплом платьице, с кружевом из-под подола. Она деловито расхаживала по местному лабазу с розовой сумочкой через плечо, показывая пальчиком бабушке то, чего хочет. – Ох, кукла! Прям, кукла! У нас таких нет. Не зря Светка твоя столько лет ждала. Родила такую прелесть, – охали бабёнки в магазине. В эти дни Катерину поедала черная тоска. Она старалась на людях свои эмоции не показывать, а они будоражили сердце. Ее Сашка, уже в мае загорелая и неугомонная, носилась со старшими по селу в драных шароварах и олимпийке. В олимпийке, которую когда-то старшей ее Иришке отдала соседка с выросшего сына. Была Александра светлая в рыжину, конопатая по весне, курносая и худая. Удивительно, но сейчас мелко рождённая Лиза была полнее своей сестры. Впрочем, чего удивляться. Особого ухода за Сашкой никогда и не было. Кормила ее Катерина грудью, пока кормилось, а потом начала давать то, что ели все – борщи да каши. А так как Алексей, по-прежнему, выпивал, борщи часто были без мяса, а каши без масла. Старшей дочке Иришке было шесть, когда родилась Саша, часть забот свалилось и на нее. А уж теперь, когда шел ей десятый, Сашка и вовсе стала ее заботой. Она таскала ее с собой повсюду, исключая школу. Но и перед школой она водила ее и Наташку в садик. Наташке сейчас было шесть. Денег Катерине не хватало, вся одежда передавалась у девчонок с одной на другую. Да и не была Катерина такой уж старательной матерью. В город за тряпками, как другие, не моталась, в очередях за дефицитом стоять не любила. Одевала девчонок в то, что есть. А что в те годы было в селе? И опробовал бы ей кто чего сказать! Катерина умела ответить, и с ней не связывались. К тому же видели – девчонки, хоть и не ухоженные, но неплохие. Приветливые, беззлобные, матери помогают, да и другим, случись, в помощи не откажут. Старшая с фермы несла молоко не только себе, но и старой соседке – бабке Зине. А Катерина теперь не могла налюбоваться на свою собственную отданную дочь, сердце грызла зависть и обида. Не ту отдала! Не ту! Конечно, по-родственному, пригласила ее тетка Люба в гости, накрыла стол. Надела Катерина на девчонок лучшее из того, что было. На Сашку натянули летнее платье Наташки, было оно великовато, длинно, но лучше других. Полненькая Лиза в коротких шортиках в оборках и худощавая Саша в длинном платье походили друг на друга разве что чертами лица. Обе слегка курносые, большеглазые с полным круглым ротиком. Тетка Люба не скрывая любовалась "своей". – Лизонька, дай куколку. Девочка поиграет и отдаст. Сашка улыбалась, открыто смотрела на одноутробную свою сестру и протягивала руку. Но Лиза пятилась, убегала к маме Свете, пряталась за ее подол. Светлана, прежде молчаливая, теперь болтала без умолку – хвалилась дочкой. Говорила, что Саша для ее возраста плохо говорит, и что надо ее обязательно показать логопеду. Вот они Лизоньку возили к специалисту несколько раз на другой край Кирова, потому что там – лучший специалист. Она вообще много чего говорила непонятного для Катерины, та делала вид, что слушает, кивала, но была какая-то растерянная, следила за детьми. И когда Саша взяла какую-то мелкую игрушку, Лиза вдруг увидела, пыталась ее выхватить, а Сашка спрятала игрушку за спину, Катерина мигом поднялась и засвистела Сашке по заднице. – Отдай! Не хватай чужое! Светлана схватилась за грудь, Лиза, получив игрушку, побежала к матери, а Сашка и ухом не повела – такие действия матери были привычными. Она потерла зад и направилась к Иришке, залезла на руки. Она всегда шла к сестре, когда доставалось от матери. – Можно мы погуляем? – спросила Ирина. Им разрешили, но заставили взять и Лизу. Детей было видно из окна, они играли. Но Светлане не сиделось, она все равно то и дело выбегала, запрещала Лизе бегать, переживала, что та упадет. А когда Сашка залезла на яблоню, махнула теперь уж двоюродной сестре, и Лиза, было, тоже подняла ногу, Светлана завела ее в дом. Лиза насупилась, и Светлана долго уговаривала ее, объяснялась с ребенком так, как будто была она взрослым человеком. Катерина слушала и думала о том, что она вот никогда не объяснялась так с глупыми детьми – хватало подзатыльника. Да и ничего б не случилось, если б дочка забралась на веточку. Подумаешь... У них в селе дети росли по-другому. Накормить – было задачей матери, старшие, чтоб по дому помогли. А где они носятся в пределах села и чем занимаются в другое время, и неважно. Они сами бегали на речку, лазали по деревьям и заборам, прыгали по лужам на размытой грязью дороге, устраивали шалаши, выясняли отношения. Взрослые не лезли. Разве что, если уж кто кого покалечит. А так ... – Пойдем мы, – резво собралась Катерина, – Мне ещё жрать варить. – Кать, я все платья Лизочкины оставлю, мама принесет. Твоя Саша помельче будет, а у нас этого добра... – Спасибо, может не надо, – почему-то было обидно за Лизу. Такие платья! Зачем отдавать? Лизоньке же так они идут. А на Сашку чего не одень – переваляет. Зачем ей такая красота? Лизонька – ее доченька ... Тоска Катерину грызла. Уж лучше б уезжала скорей Светлана! Светлана в село ездила не часто. Чаще к дочери ездила сама тетка Люба. Может боялись, что расскажет Катерина дочке чего, может просто предпочитали моря. Тетка Люба то и дело с гордостью рассказывала, что дочь с семейством на море в санатории, потому что врачи Лизоньке велели... Обнаружились у Лизы проблемы с горлом. И теперь при каждой встрече, Катерина интересовалась – как там здоровье Лизоньки. Сашка болела тоже, как и все дети. Один раз даже возили в область – обнаружили воспаление лёгких. Но Катерина как-то за нее была спокойна. Поправится, все дети болеют. Лишь бы Лизонька там не расхворалась у Светланы, такой ранимый ребенок. И казалось теперь Катерине, что была б Лиза здесь, так и она б стала другой, чем-то похожей на Светлану – спокойной, важной, знающей себе цену. Но у нее были совсем простые дети, и такой вот дочки, как Лизонька, у нее нет. Сама же и отдала. Ирина, старшая дочка, выскочила замуж рано. В пятнадцать лет закрутила с соседским пацаном, он старше ее на четыре года. Ира ждала его из армии, а он остался на контракт, приехал лишь отыграть свадьбу, да забрать невесту. Буквально через месяц после свадьбы дочери Катерина овдовела. Алексей по пьяни на второй свадебный день полез купаться, нахлебался воды в реке, а потом заболел. Долго лежал в больнице, мотал нервы Катерины, каялся и ... жалел, что не оставил сына. Вроде шел на поправку, но в один момент где-то опять раздобыл спиртного и перебрал с соседом по палате. Видимо лекарства с водкой были несовместимы. Его оперировали, но после операции он скончался. После восьмилетки и Наташа направилась учиться в область, закрутила ее жизнь студенческая. Остались Катерина с Сашкой, считай, вдвоем. Санька – рослая, смелая, улыбчивая, длинноногая, к приказам, окрикам и тычкам матери привычная, чуть ли не все хозяйство взвалила на себя. Была на руку – скорая, в делах – умелая. – Господи, Сашка, ты уж прошла морковь-то? А я только собралась... – Ага... Пока ты калоши свои искала... – В клуб, поди, намылилась, вот и бежишь бегом... – А чё? Все ходят, а мне нельзя? Кружок ведь. – Да иди уж... И чего вам там, медом что ль намазали! Маму Сашка любила очень. А ещё любила свой художественно-театральный кружок в клубе. Вела его их учительница русского и литературы. Как-то позвала она туда и Сашку, и теперь все главные отрицательные персонажи были ее ролями. Она была лучшей Бабой Ягой, хитрой лисой, старухой Шапокляк и даже людоедом. Катерина присутствовала на одном таком спектакле, а потом ходила и расстраивалась – загримированная под старуху дочь была ужасно правдоподобной. Поэтому Катерине спектакль не понравился. И опять в голове – "вот осталась бы тут её двойня, принцесс бы играла." – Ерундой какой-то занимаетеся! – резюмировала она дочери. Сашка старалась, жалела, что матери опять не угодила. Все чаще и чаще замечала она подобное: мать всех ей ставила в пример, а ею почти всегда была недовольна. – Мам, я по контрольной "пять" получила. – А Анька Голованова чего? – "Четыре". Она пример один не так решила. – Ну, и молодец Анька. А ты уж слишком умная. Плохо это, заумников нигде не любят. А в следующий раз мать хвалила подруг за "пятерки", а ее отчитывала за то, что не "пять". В конце концов Саша перестала докладывать матери об успехах в школе, мать они интересовали мало. Она знала – Сашка хорошо учится, по другому она не сможет, и этого ей было достаточно. Театральный кружок интересовал Сашку ещё по одной причине – туда ходил Миша. Они давно уж друг другу нравились, провожались. Когда всей школой работали на дальних полях колхоза, он возил ее на мопеде, а она прижималась к нему, и в груди трепетало что-то совсем несвойственное ей – такое нежное и немного грустное. – Можно я тебя поцелую? – попросил однажды вечером у калитки Мишка, приближая свое лицо к ее лицу и намереваясь уже осуществить задуманное. – Дурак что ли! – Сашка увернулась, юркнула в калитку, убежала домой, а потом долго стояла, прижавшись к двери спиной. На ее лице блуждала улыбка. Класса после пятого Лизу отправили к бабушке Любе одну. Бабка Люба была уж в годах, управляться ей было нелегко, а для внучки хотелось всего самого лучшего. Лиза откровенно скучала, вздыхала, говорила, что в селе у них тоска. Тогда тетя Люба пригласила жизнерадостную Сашку. Чтоб внучке, значит, было повеселее. – Здрасьте, тёть Люб, – Сашка мялась в двери. Вышла Лиза, и тетка Люба вдруг даже испугалась – до чего же они похожи! Обе длинноногие, как лани, с одинаково вырисовывающейся грудью, тонкой талией, длиной шеей и одним лицом. Волосы и те почти одинаковы. Только цвет разный. И еще взгляд разный. Лиза слегка отпускала подбородок и смотрела на окружающих, как бы, исподлобья. Саша же смотрела открыто, кончики губ ее всегда чуток улыбались. Надо же, росли такими разными, а выросли – точно близнецы. Впрочем, близнецы и есть. Вот только обе об этом не знали. – Взяла б Лизу погулять, Саш, а то скучает. – Вот ещё, ба... Придумала. Ничего я не скучаю. – Так может Вам помочь чё, тёть Люб? Давайте огород выполю. И пошли они на огород обе. Лиза полоть была не приучена, поэтому подергала травку для виду, пока Сашка прошла три грядки. – Уф! Жарища... Айда на реку! Они задружили. Две родные сестры, абсолютно разные по темпераменту, по-разному и разными матерями воспитанные. Но им интересно было вместе. Сашка, открыв рот, слушала о городской жизни Лизы, интересовалась, задавала вопросы и открыто, откровенно восхищалась. А Лиза спрашивала о жизни молодежи тут, на селе, морщила курносый носик и вздыхала. В конце концов, привечаемая Катериной, Лиза как-то перекочевала в их дом. – Ба, я у Сашки и тети Кати заночую, ладно? Тетка Люба, видя, что девчонка ожила, соглашалась. А Катерина с утра будила Сашку на хозяйство, копошилась, стараясь не шуметь на кухне, готовила завтрак. – Сашка, ты на яблоки-то не налегай. Лиза любит, так пусть ест. Гостья же... – Да ладно, мам. Сашка ничуть не обижалась – когда в доме гости, можно и потерпеть. Они загорали на огороде, Катерина выносила подушку для Лизы. Они шли купаться, Катерина наказывала Сашке, чтоб Лиза хорошо обтиралась. – Мам, какое полотенце? Ты чё? Я ж не брала никогда. – Ну, это ты. А Лизе надо. Бери, говорю! А уезжая, Лиза неизменно дарила что-то Саше – мама велела. Лиза делала это нехотя, по заказу матери, Сашка брала с радостью, с благодарностью и открытым сердцем. Она обнимала Лизу, а та закатывала глаза и просила прекратить "нежности телячьи". Каждое лето Саша уж поджидала двоюродную сестру, городскую подружку. Поджидала ее и Катерина, убирая дом, заставляя Сашку вымывать добела полы и окна. После седьмого класса Лиза приехала опять. Лето было жарким, они купались каждый день. Сашка лежала на песке, закинув загорелые руки под мокрую от ныряния голову. Серая майка, синие плавки. Рядом – халат парусиновый. Лиза сидела, выбрав место почище, на травке, в шляпке, темных очках и оранжевом купальнике с переплетениями по спине. Она отжимала кончики волос. – А ты куда после восьмого? – спрашивала Сашка. – Я? В девятый, конечно. Куда ж ещё. А потом в институт. Хочу в юридический или в медицинский. Но там поступать трудно. А ты? – Я после восьмого в ПТУ пойду. Мать говорит – на лаборантку иди, а я в строительное хочу. Там говорят года три-четыре потом поработаешь, и квартиру в городе дают. – Ты серьезно? ПТУ ... У нас математичка всех тупых туда посылает, грозится. Ты же не такая. – Вообще, я в театральный хочу, или в художественный, я рисую хорошо, но мамка – против. Денег ни за что не даст, если там учиться буду. – И правильно. Дебильская профессия – на сцене скакать. Да и художники – богема босоногая. Ни в жизнь бы не пошла! Вот все говорят, что мы с тобой похожи, а вкусы абсолютно разные. – Ну так, мы ж не родные сестры. Хотя... Вот мы с Иркой похожи. Она моя любимая сестра. И муж у нее хороший. А Наташка у нас совсем другая. Представляешь, нашла себе парня с длинными патлами. Прям, до попы. Вот уж ни в жизнь бы на такого не глянула! — У нас в школе почти все девчонки с парнями ходят, — говорила Лиза. – И ты? – Сашка щурилась, нос ее уже шелушился. – Конечно. Только надоели они мне все. Хочу со студентом встречаться. Знаешь, мужчина должен быть постарше. – А у меня так и есть, – вдруг призналась Сашка. – У тебя? У тебя что – тоже парень есть? – Ага. Кажется, – Сашка перекатилась на живот, к мокрой майке прилип песок. – Ой, Саш, у тебя вся спина в песке! – Ага, искупаюсь... Он меня старше на два года. В десятый пойдет. Скоро вернётся. Он с отцом в совхозе на заработках. Познакомлю... И познакомила. Сашка вернулся неожиданно, прибежал. Девчонки были дома у Катерины. Сашка вышла из сарая в калошах, растрепанная, в мамкином рабочем халате и перчатках, потому что только что управлялась. А на крыльце стояла почти точно такая же "Саша" только белее, без облупленного носа, в голубых шортиках с разрезами и декольтированной маечке в горящих на солнце камешках. Лиза была чуть осветлена, и оттого выгоревшие на солнце волосы Сашки казались точно такими же. – Ми-ишка! Мишка! Здорово! А я тут, – она кивнула на грязный халат, – Ой, знакомься, это Лиза, моя двоюродная сестра. Но ты, наверное, видел ее и раньше. Вечером пошли гулять втроём. Мишка болтал, поглядывая на Лизу. Сашка болтала тоже, пересказывая сельские новости. Лиза молчала, вздыхала и переглядывалась с Михаилом. Он замирал от этих взглядов, от ее высоких каблуков и ещё чего-то исходящего от нее – такого женского, притягательного и таинственного, того, чего совсем не было ещё у Сашки. А через пару недель Сашка вбежала в дом к тете Любе без стука. Лиза ещё спала, но Сашка промчалась мимо тетки прямо в комнату. Она бухнулась на кровать, стукнула сестру по заднице. – Лиз, это что – правда? Лиз... Мне Юлька сказала. Правда? Та проснулась, села, посмотрела на Сашку сонными глазами, а когда проснулась окончательно, стряхнула волосы и заявила: – Ты узнала о нас с Мишей? Ну, подумаешь, прогулялись, – она посмотрела на Сашку, – Впрочем, хочешь правду? А ты как хотела? У нас любовь. Глупая ты совсем, вы же даже не целовались. А говорила – у вас отношения. Разве это отношения? Вот у нас... Сашка выскочила из дома тетки Любы пулей, не закрыв дверей. Та ничего не понимая, смотрела ей вслед. – Лизонька, а что это Саша? На что обиделась что ли? Сашку такой Катерина не видела никогда. А когда разобралась в чем дело, выдохнула. – Ой, нашла о чем переживать! Таких парней ещё будет..., – и добавила, гремя кастрюлями, – Ну, а ты как думала. Посмотри на себя и на нее. Она ж красотка такая. Ведёт себя как! Ни тебе чета. Какой парень устоит? – Ноги ее больше в нашем доме не будет, – ревела Сашка. Катерина бросила кастрюли, подошла к дочери. – Это как это? Это как это не будет? Из-за какой-то глупости? Не смей, слышишь, не смей! Я... Я..., – Катерина замолчала, – Я с родней из-за твоих капризов отношения портить не намерена. Лизу чтоб привечала, слышишь? Слышишь меня? – и она вдруг начала стегать Сашку кухонным полотенцем. Сашка выскочила, ошарашенно смотрела на мать, уворачиваясь от хлестких ударов, а та все не могла успокоиться, хлестала и хлестала. Сашка убежала из дома на реку и уж там дала волю слезам. Сейчас особенно обидно было такое вот поведение матери. И что с ней? Почему так любит она эту Лизу, что готова жертвовать даже ее счастьем? Но, конечно, Саша даже предположить не могла, что матери Елизавета приходится, как и она, родной дочерью. Вскоре Лизавета уехала. Сашке докладывали, что Мишка катал ее на мопеде, что они вовсю зажимались в клубе на танцах и провожал он ее до райцентра. Саша в клуб больше не ходила. Матери говорила, что идёт в клуб, а сама пропадала у подружки Юльки или шлялись они по окрестностям. На следующее лето ничего решать не пришлось: в июне были экзамены, а потом Саша уехала поступать в строительное ПТУ. Лиза приезжала в село ненадолго, к матери приходила, но Саши дома в тот момент не было. Она уже была абитуриенткой училища. Классная ее отговаривала, просила идти в девятый, но Сашка упёрлась – очень уж хотелось ей начать жить самостоятельно. Поступила легко, у нее были самые высокие оценки со всего курса. Ей сразу дали общежитие, учиться ей нравилось. Приезжала к матери на каникулы веселая, цветущая, впрягалась в хозяйство и даже затеяла ремонт в доме – теперь в этом деле она была почти специалистом. Студенты работали на новостройках разнорабочими, а Сашку сразу поставили штукатурить, была она ловкая и спорая на обучение. Летом приехала в село и Ирина с сынишкой. Сашка не спускала племянника с рук. Мишку видела однажды, он, вроде, хотел подойти, но Сашка улизнула – говорить с ним не было никакого желания. Лиза не приезжала, тетка Люба говорила, что возила Светлана ее на море, что в школе Лизу совсем не понимают, и она усиленно готовится к поступлению в институт с нанятыми педагогами. После второго курса начала Саша подрабатывать на стройке и уж совсем перестала брать деньги у матери. Приезжала с подарками, отправляла подарки любимому племяннику и сестре Наташке. Наука сестрицы Лизаветы тоже не прошла даром. На прилавках начали появляться товары, времена дефицита отступали, и Сашка потихоньку обновляла свой гардероб. Работать ей нравилось, а училась она легко. – А Лиза-то наша, представляешь, поступила в юридический, – мать вздыхала, как будто переживала о поступлении племянницы гораздо больше, чем о поступлении хоть кого-то из дочерей. Видно было – гордится. А когда к новому году Саша приехала к матери опять, мать встретила ее какая-то отекшая, с красными глазами. Не успев поздороваться, мать принялась выкладывать свое горе: из института Лизу отчислили. – Почему же? – изумилась Саша. – Потому что сволочи там. Твари бездушные, а не педагоги. Светка приезжала, слезы лила, пожелтела вся с горя. А кто виноват? – Кто? – Сама же и виновата, опустила девчонку, не досмотрела. Неужто нельзя было уладить там всё? Ведь деньги есть у Светки. Она же нервная, Лиза-то, обидчивая. Ранимая такая девочка. С ней нельзя, как со всеми. Я тоже тут всё плачу. Жаль Лизу-то. Не довели до ума, не довели... И все новогодние дни мать возвращалась и возвращалась к разговорам о бедной Лизе. Саша пыталась ее отвлечь, рассказывала о своих успехах, но мать ее не слышала. Что там у нее интересного? Да ничего... Подумаешь, штукатурщица. А вот Лизу-то, Лизу жалко. – Мам, мне иногда кажется, что у тебя не три дочки, а одна – Лиза. Ты вот об Ирке, Наташке или обо мне столько не переживала, сколько о Лизе, – не выдержала однажды Саша. Катерина посмотрела на нее как-то испуганно и махнула рукой. – Скажешь тоже. Разве я о вас не волнуюсь? Вон Наташка со своим волосатым расписываться собрались. И свадьбы им не надо. – Правда?! – взвизгнула Сашка, – Вот это здорово! Вот новость, так новость! А ты все об этой Лизе. – Невзлюбила ты ее из-за Миши своего. Злая ты, Сашка. Добрее надо быть к людям, уметь прощать надо. После третьего курса уж работала Александра в двух местах – на стройке высоток и частным порядком – видя способности и ловкость девочки, подхватила ее в небольшую бригаду одна из работниц. Вот в одном из домов, который они "доводили до ума", и встретила она Володьку, молодого симпатичного электрика. И что-то подозрительно долго проводил он электричество в этом доме. Бабёнки-штукатурщицы хихикали, подначивали, электрик краснел, а Саше нравилось, что он так вот краснеет. – Володь, проводишь меня до общаги? – попросила как-то она. Володя кивнул и улыбнулся. Были они разными. Он – тихий, медлительный и молчаливый, а Сашка – огонь. Он старше ее на четыре года. Через полгода повел он знакомить ее с родителями. – А давайте я вам коридор отремонтирую. Обои поклею, – в первую же встречу предложила Сашка. Потом Володя доложил, что родители от нее в восторге. А дома, в селе, все крутилось вокруг несчастий Лизы. Что-то никак не ладилось у нее. А переругалась из-за этого вся родня. Почему-то мать поссорилась с теткой Любой и Светланой. Светлана какое-то время жила у матери, оставив в городе Лизу одну, уволившись с работы. Вернее, не одну – привела Лиза в дом парня. Оба не работали, но водили компании. Светлану это напрягало, она уж не чувствовала себя дома, как дома, да и деньги таяли – зарплаты и пенсии ее не хватало. Это-то и возмущало Катерину. Она скандалила с родней, считала, что Светлана от дочери отреклась, испортила ее и умыла руки. Ребенка спасать надо, а она, значит, смылась. – Взяла ответственность, так вези. Чего ты тут сидишь? Девчонка там пропадает, а она ... Катерина уж тайком отправляла Лизавете деньги, которые годы откладывала на свадьбы дочерей. Наташке они не потребовались, но ещё же и Сашка. Да и о подарке Лизе к свадьбе подумать надо. Но сейчас она ехала в райцентр и отправляла свои сбережения переводом с почтамта. Она винила всех: Светлану, что не уследила, тётку Любу, что избаловала, и даже своего мужа-пьяницу, считая, что взыграли его наследственные гены. И в ком – в самой большой ее многострадальной любви. И опять Саша при приездах выслушивала и выслушивала стенания матери о Лизе. – Съезди к ней, Санечка, съезди, милая! Никому она, несчастная, не нужна, а я ведь уж немолода... – Мам, да уж если от нее родная мать убежала, мы-то что сделаем? – Ох, родная...родная, – качалась в горе мать, – Да какая ж она родная, если бросила. Разве родные-то так поступают? – Мам, а у меня три новости хорошие. Хочешь услышать? – Давай, – равнодушно махнула рукой мать. – Во-первых, я поступила в институт на заочное отделение. Буду архитектором. – Вот те и на, – как-то безрадостно хлопнула по коленям мать. – Во вторых, Наташка велела передать – она беременна, мам! Представляешь. – Ох ты, надо же, – и Саша поняла, что горестные мысли о племяннице не дают ей уж даже порадоваться за дочерей, – Мам, а у нее близнецы будут. Надо помочь, сможешь поехать? Она зовёт. – Близнецы? – мать как будто испугалась, схватилась за грудь, – Помочь? Не знаю я. Тут такие дела... – И ещё, мам. Я замуж выхожу. Уже предложение получила, скоро приедем вместе с Володей. – Когда? – Не знаю пока. – Ох, Сашка, раз парень у тебя есть, съездили б вы к Лизе, разогнали б там всех. А... А Сашка никак не могла представить, как ее тихий Володька будет разгонять пьяных разухабистых Лизиных друзей. Расстроенно она ответила: – Мы подумаем, мам. Она вернулась в город. Не сразу, но через несколько дней рассказала Володе о разговоре с матерью. – Не знаю, что с ней происходит, она сама не своя. Так переживает об этой Лизе. Если честно, я тоже от нее такого не ожидала. – Мы съездим, Саш, – Володя неожиданно согласился, – Выпрошу у Кузьмича дежурную машину на выходные, и съездим. Все равно собирался, чтоб к тебе поехать, машину брать. Вот и совместим, заедем к вашей Лизе, а потом поедем к маме твоей с приглашением на свадьбу. Тетка Света с Лизой жили в Кирове. Летняя дорога туда с Володькой была такой славной. Хоть пекло немилосердно, машин на шоссе было много, в окна врывался жаркий бензиновый воздух. А Сашка все равно радовалась этой поездке. Вообще, рядом со своим избранником и Саша менялась. Она успокаивалась, чувствовала уверенность и все больше влюблялась в будущего своего мужа. Саша никогда не была в гостях у тети Светы. Нашли адрес они не сразу, поколесили по улицам. Подъехали к многоквартирным домам с аркой. – Кажется там, – они уже выходили из рабочего УАЗа, Володя показал рукой на дом. Они искали номер дома, смотрели вверх. И тут Саша опустила глаза, глянула на клумбы, на ближайшую скамью. На скамье, съежившись, сидела ... сидела ее мама Катя. Рядом стояла их старая сумка, а мать скрючилась, смотрела в асфальт. – Мама?! –Саша бросилась к ней, – Мама, ты как тут? Она взяла ее за плечи, Катерина подняла голову. На поллица ее расползался синяк, щека опала и распухла, глаз заплыл. Смотрела на Сашу она стеклянным неузнающим взглядом. – Мамочка, что случилось? Господи, что с тобой? Саша села рядом, обняла мать за плечи, и та вдруг пришла в себя и горько заплакала. – Саша, Саша, ведь хотела я, хотела, чтоб вам лучше, чтоб ей... А она...она... – Мамочка, мы сейчас отвезем тебя домой, поехали... – Давай зайдём! – твердо сказал Володя. – Я не знаю. Зачем уже? – Саша совсем растерялась. – Зайдём, а потом поедем, – решительно сказал Володя и направился в подъезд. – Погоди, мам. Мы скоро, – Саша пошла за ним. – Квартиру им открыл молодой парень в белой рубашке с синим воротником. Был он явно подшофе. – Вы к кому? Позади него с бокалом показалась Лизавета. Была она в коротюсеньком шелковом халатике, волосы распущены. – Ааа! Максик, а вот и моя сестрица- близнец! Привет, одноутробная! – кричала она радостно. Парень пропустил их в квартиру. – Лиза? Мама была у вас? Это вы ее? Вы? – Саша боялась даже предположить такое. – Она сама упала. Максик только толкнул ее, она и повалилась. Нечего было орать! Раньше твоей мамашке думать надо было, понимаешь, раньше. Сейчас уже поздно. Поезд ушел. Чух-чух-чух- чух, – придурялась она, а Максик посмеивался. – О чем думать? Я ничего не пойму. – Ааа, а ты не в курсе? А ну пошли. Налей им, Максик! Они прошли на заваленную объедками и грязной посудой кухню, Максик сдвинул что-то со стола, налил два бокала вина. Никто бокалы не взял. – Не хотят, – комично надул губы и развел руки Максик. – Мамка твоя родила нас двоих, двойня мы. А в роддоме отдала меня своей двоюродной сестре, моей маме Свете. Прикинь, кино индийское. А чего нам с тобой пятна родимые искать, мы ж с тобой на одно лицо. Просто ты... ты не ухоженная, грубая какая-то. Тебе бы вот бровки выщипать, – она протянула руку к лицу Саши, и та хлестнула ее по руке. – Оооййй! Дура! Говорю же – грубая, – Лизавета не обиделась, трясла рукой, – А теперь у мамашки нашей совесть проснулась, она видишь ли денюжку мне слала, а сегодня заявилась и начала наставлять на путь истинный. А я ей говорю: "А где ты раньше-то была, мамашка хренова?" А она давай орать. Дерётся ещё, Максика выгоняет, ну, вот Максик ее немножко и охолодил, – лицо Лизы стало холодным и злым, – Сначала в роддоме бросают, сучки, а потом с душеспасительными беседами лезут! – Она ж не бросила тебя. Отдала в добрые руки. Теперь я понимаю, почему она тебя всю жизнь любила, в пример мне ставила. – Да? Любила? Вон она какая любовь-то? Да пошла она! Были б у меня сестры, а теперь... – Сестры? Чтоб сестер иметь, самой сестрой надо быть. А ты... Какая ты сестра! Дура ты, Лиза. Могла б трёх сестер заиметь, и матерей, аж двоих... А только потеряла всё. А что приобрела? Этого? – она кивнула на пьяного Максика. – А что вы имеете против? Бразильская история, и я тут ни при чем..., – Максик что-то кричал еще, нес чепуху, шел за ними к выходу. Саша уже вышла в коридор, за ней Володя, а Максик все кричал, перекрикивая возмущения и доводы Лизы. Володя сделал уже пару шагов со ступеней. – Погодь, – он вернулся к Максиму и со всего маху вдарил ему в челюсть. Максик упал, смолк, сполз по стене, Лиза бросилась к нему. – Не надо было, Володь, – шептала Саша. – Прости, не сдержался, – скромно ответил Володя. Они везли маму домой, уложили ее сзади. Предложили травмпункт, но она отказалась. Ехала она молча, лежала на заднем сиденье. Такое молчание было ей несвойственно, Саша переживала. Только перед въездом в село Катерина поднялась. – Саш, ты говорила, что Наташа близнецов родит. Когда срок-то? Поеду, подмогну. И про свадьбу вашу... Когда? Что-то я запамятовала. Надо ж подготовиться. Ты прости уж меня, дуру. Не повезло тебе с матерью. Виновата я ... Саша обернулась, смотрела на мать. – Зато как же мне с тобою повезло, Сашенька. Ох, как повезло! – И нам с тобой повезло, мам. Очень. Мы все тебя любим! – Саша взяла мать за руку. Она умела прощать. (Автор Рассеянный хореограф ) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/istoriiday (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

И они успели. Горластая и щекастая Катерина появилась на свет почти сутки спустя, вконец измотав свою маму. - Ну, привет, дочь! Знала бы ты, как я рада тебя видеть! – Ира прижала к себе возмущенно приветствующую этот мир Катю и рассмеялась. – Легкие у тебя точно в порядке! Следующие два дня Ира провела в палате одна, потихоньку осваиваясь с ролью мамы и удивленно разглядывая свою Катюшку – чудо, которое появилось на свет тогда, когда, казалось, всякая надежда на то, что это когда-то случится, была потеряна. О дочке Ира мечтала чуть ли не с детства. Пеленая пупсов и укладывая их спать, она каждый раз говорила маме: - Когда я вырасту, у меня тоже будет дочка! - Ирочка, а может сыночек? Откуда ты знаешь? - Нет! Дочка! Мама Иры, Ольга Михайловна, только посмеивалась, глядя, как серьезно пятилетняя Иришка «варит» кашу своим «детям», как укладывает их в коляску и поет колыбельные. - Мамочка будет замечательная! – бабушки тоже умилялись, глядя на внучку. Вот только все эти восторги разом разбились о суровую и беспощадную реальность, когда Ирина с родителями, возвращаясь с моря, где они проводили отпуск, попали в аварию. Отец Ирины погиб сразу, мама, которая сидела рядом, почти не пострадала, потому, что отец в последнее мгновение смог развернуть машину так, чтобы удар пришелся на его сторону. А Иринка, которая спала на заднем сиденье, даже не поняла, что случилось, очнувшись уже в больнице, где перенесла две сложнейших операции. Мама выхаживала ее, как могла, подключив все связи и возможности. И через год Ирина смогла вернуться к нормальной жизни, но врачи предупредили, что эхо этой аварии еще долго будет преследовать девочку и нужно следить за ней, чтобы не упустить что-то важное. Ольга с тревогой наблюдала за дочерью, стараясь сделать так, чтобы жизнь ее девочки снова стала обычной, полной событий, друзей, новых впечатлений. Ира окончила школу, поступила в тот вуз, который выбрала и окончив его, получила диплом юриста. - Папа был бы рад, что ты пошла по его стопам. – Ольга держала в руках диплом дочери и не сдерживала слез. - Я знаю, мам, я знаю… - Ира обняла маму. В первый же день на новом рабочем месте, Ирина познакомилась со своим будущим мужем. - Ух, как ты меня тогда обаяла! Просто моментально покорила! – смеялся потом Саша. - Кофе был горячий! А ты даже не пикнул. И рубашку новую тогда я тебе тоже испортила. - Невелика потеря за такую жену! – Саша, смеясь, обнимал жену. Почти год они встречались, стараясь узнать друг друга получше. Ирина быстро поняла, что именно о таком мужчине рядом она всегда и мечтала. Чутком, заботливом, легком на подъем и с хорошим чувством юмора. - Вот только хватит ли всех его прекрасных качеств, Ирочка, если ты не сможешь стать матерью? – Ольга держала в руках результаты очередного обследования и хмурилась. - Мама, но это же еще не окончательно? - Нет. Но вероятность высока. Я думаю, что тебе нужно поговорить с Сашей. Нельзя начинать семейную жизнь с недосказанности. Тем более по такому поводу. -Мама, ты права, конечно, но я же его люблю. А если он откажется от меня? -Значит, он тебя не так уж и любит. И тогда, возможно, это будет к лучшему? А если пройдет это испытание, то я ему с радостью дам свое согласие. -Мама, а если у меня никогда не будет детей? Сбудется эта самая вероятность? -Открой свое сердце и жди, родная. Никто не знает, каким путем его проведет жизнь. Иногда нам ничего не остается, только ждать и верить. Ира тогда все рассказала Александру и предложила сделать паузу в отношениях. - Давай мы пока не будем общаться. Пусть пройдет хотя бы пара месяцев. Ты все хорошо обдумаешь. Саша, я не хочу выйти замуж, а потом развестись через какое-то время, изломав жизнь и тебе и себе. Почти два месяца они не виделись, обдумывая, как и что. Ира уже смирилась с тем, что их отношениям пришел конец, ведь Саша не давал о себе знать. И как-то, возвращаясь вечером с работы, она испуганно охнула, когда ее у самого подъезда подхватил кто-то на руки. - Напугал! Ты что здесь делаешь? – Ира обхватила Сашу рукой за шею и поерзала, устраиваясь поудобнее в таких знакомых сильных руках. - Не могу без тебя больше! Хватит! Надумались! Жениться когда будем? Свадьба, а потом больше десяти лет безуспешных попыток стать родителями. Два ЭКО, которые не принесли ничего, кроме безумной усталости и разочарования. И глядя, как плачет в очередной раз Ира, Саша обнял жену: - Все! Хватит! Масса людей живут без детей. Не всем это дано. У меня есть ты и мне достаточно. И, когда год спустя, Ира ворвалась к нему в кабинет и молча положила на стол тест, он только закрыл на секунду глаза, а потом шепотом спросил: - Правда? И Ира так же шепотом ответила: - Да! А потом были еще пять удивительных месяцев, потому, что Ира поздно узнала о беременности, уже давно поставив крест на своих мечтах и планах. И Саша удивленно наблюдал, как меняется Ирина, как смеется, когда он осторожно прикладывает руку к животу, а то чудо, которое росло внутри нее, наполняя ее жизнь светом и ожиданием, лихо толкает его в ладонь. - Это что? Рука или нога? - А кто его знает? Я только подозреваю, что такими темпами, придется в футбольную секцию записывать уже сейчас. Слушай, а девочки же тоже играют в футбол? И сейчас Ирина смотрела на свою дочку, которая была похожа на тех пупсов, которых она нянчила в детстве, и не верила, что это ее дочь, ее ребенок… - Принимай соседей, Ирочка! – Инга Витальевна, заведующая отделением, которая принимала роды у Ирины, открыла дверь, пропуская вперед худенькую, темноволосую девушку. – Это Аня и ее сынишка – Ванечка. Анюта, ты устраивайся, а ты, Ира, выйди на секундочку в коридор, мне поговорить с тобой надо. Ирина уложила наевшуюся и сонную Катерину в кювез и вышла вслед за врачом в коридор, оставив дверь в палату открытой. - Хорошей мамой будешь! Глаз не спускаешь с дочки. – улыбнулась Инга. – Главное, чтобы не сумасшедшей. Все хорошо в меру. Вот что, Ирочка. Я обычно не обращаюсь с такими просьбами, но Анюта дочь моей давней знакомой, поэтому рискну. Если решишь, что просьба эта для тебя неприемлема, сразу говори, хорошо? Никаких обид или чего такого. - Поняла. Что случилось? - Роды у Ани были тяжелые. Ты, наверное, заметила, как она двигается. Кесарево. Мальчик тоже непростой, не доносила она его немного. Была бы девчонка, мне было бы поспокойнее, они сильнее. А за ним придется еще понаблюдать. Я о чем тебя попросить хотела… Молока у тебя много, я видела, как ты сцеживаешь. Если бы… - Хотите попросить, чтобы я его докармливала? – Ирина перебила Ингу и улыбнулась. - Слишком? - Да ну вас! Нашли проблему. У меня и на троих хватит. - Я оплачу. Молоко - тема дорогая, а у Анютки таких денег нет. - За это деньги брать?! – Ирина удивленно ахнула. - Да, есть такая практика. Когда молока у мамы не хватает, некоторые докупают грудное. Никогда не слышала? - Нет. Я денег не возьму. Лишнее это. А, что смогу, для малыша сделаю. Это же ребенок, Господи… - Спасибо тебе, Ирочка! – Инга кивнула и отпустила Ирину в палату. Маленький Ваня немного поупрямился, но приноровился и уже к вечеру два сытых свертка в унисон посапывали, пока их мамы пили чай и, уже присмотревшись к друг другу за день, перешли на более личные темы. - Дурочка была, Ир, думала, что я самая-самая. А оказалось, что нет. Он ведь мне ничего не сказал. Ни про жену, ни про ребенка. Я думала, что холост, планировала семью. А потом она пришла ко мне на работу. Я в фитнесс клубе работаю, тренером. Безобразный был скандал. Я ведь даже не сразу поняла, кто она такая. – Аня помолчала. – И на этом все. Закончилась наша любовь. Точнее с моей стороны закончилась. Ненавижу, когда мне лгут. Я никак не могла понять, как можно радоваться одному ребенку, когда где-то есть другой, всего на несколько месяцев старше того, которого я жду… - Вы больше не виделись? - Нет. Он настаивал, а я отказала. Сменила работу, переехала на другой конец города. - А у тебя есть, кому помочь? - Нет. Мамы не стало год назад, а больше у меня родственников нет. Да это неважно. Я сильная, справлюсь. Только вот… Больно очень, Ирочка. От собственной глупости и недальновидности. - Ну, ты же мысли читать не умеешь и не знала ничего. Ведь, если бы в курсе была, я правильно понимаю, что не было бы никаких отношений? - Правильно. Не было бы. Кто раз обманул, обманет снова. Сначала ее, потом меня, потом еще кого-то найдет. Ладно. Что было, то прошло. Зато я теперь не одна. Как бы то ни было, а генофонд там будь здоров! Отец – профессор истории, мать – врач. - А Ванин отец? - Твой коллега. Нотариус он. Там и познакомились, когда мама квартиру на меня оформляла. Они долго еще сидели в тот вечер, решив, что ложиться смысла уже нет, все равно вставать через пару часов, чтобы покормить малышей. Ира слушала Аню и думала, как странно устроена жизнь. Ходишь по улицам рядом с человеком, встречаешься с ним в магазинах или где-то еще, не зная кто он, что, а потом вдруг тебя судьба сталкивает с ним в нужное время и в нужном месте и ты понимаешь, что тот, с кем тебе так легко разговаривать, кто понимает тебя с полуслова, все это время жил где-то рядом, неизвестный и неузнанный. Два дня, которые они провели вместе в одной палате, Ира потом будет вспоминать с оттенком легкой грусти и теплой радости. Аня была замечательным собеседником. Чутким, внимательным, ненавязчивым. Не стеснялась делиться своим и внимательно выслушивала то, чем хотели поделиться с ней. А на третий день, утром, Ира проснулась и не поняла, что происходит. Ани в палате не было. Она подождала немного, думая, что та вышла на минуту, но прошел час, потом другой, проснулись дети и Ирина закрутилась, пытаясь успеть за двумя сразу, гадая, куда же делась ее соседка по палате. А еще через час в палату вошла Инга и Ира испуганно ахнула. - Что случилось? На вас лица нет… - Случилось, Ирочка… Нет больше Ани. Тромб. Не спасли. - О, Господи… - Ира опустилась на кровать и машинально подтянула поближе к себе кювез с Ваней. – Как же так… - Вот такая страшная эта жизнь… Я тебя попросить хотела, чтобы Ваня пока с тобой остался. Пришлю кого-нибудь, чтобы помогали тебе. - Не надо, я справлюсь и так. Не велика забота. А как же теперь Ванечка? - Не знаю пока. Я ведь про отца его ничего не знаю. Тебе Аня ничего не рассказывала? - Рассказывала, но ни имен, ни фамилий, все в общем. Можно, конечно, постараться найти. Он нотариусом работает, она у него какие-то документы оформляла. - Ясно. Попробую. Ты не волнуйся, Ира. Ваня один не останется. Хороший мальчишка. На таких всегда очередь из усыновителей стоит. Ирина помолчала, разглядывая спящего малыша. - Инга Витальевна… - Что? - А вы мне скажите потом, что там с отцом Вани? Если найдете его. - Скажу. К вечеру Ирина уже знала, что отца у Вани нет и не будет. Тот наотрез отказался забирать сына. Она покормила детей и, уже не раздумывая, набрала номер мужа. - Саша, нам надо поговорить... А еще через два года в парке Ирина высадила из коляски двух румяных карапузов и, кивнув на них мужу, рассмеялась: - Лови! И глядя, как Саша пытается поймать то одного, то другого, как хохочут и визжат от восторга дети, Ира в который раз подумала, что жизнь все-таки странная штука. Иногда она забирает все, не оставляя даже тени надежды, и ты не понимаешь, как жить дальше, ради чего дышать, просыпаясь утром, а потом, сменив гнев на милость, она же дает тебе то, чего ты уже не ждал и на что не надеялся, с таким избытком, что остается только удивляться, благодарить небо и тихо радоваться тому, что имеешь. (Автор: Людмила Лаврова) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/istoriiday (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Егоровна забежала в сарай. Спиной к ней сидела её давняя подруга, дёргала коровье вымя. Когда-то Нюра была первой красавицей в их деревне: высокая, статная, с узкой талией и красивыми ногами – такими ровными и длинными. Женихи ходили табунами. Теперь бёдра грузной Нюры скрыли собой то, на чём она сидела. – Нюра, тьфу ты, еле добежала до тебя, – Егоровна громко отодвинула банки и бухнулась на скамью у стены. – Да тише ты! Москва от тебя шарахается! Корову звали Москвой, потому что роды у ее матери начались на выпасе, когда корову окружили московские дачники, удивляясь огромным её бокам. Эти дачники здесь, в деревне, как на экскурсии: "Приехал, мол, показать дочке, как выглядит настоящий козёл, а то она со слов матери его себе неправильно представляет..." Вот и тогда, в поле, глядя на корову, начали тыкать в неё пальцами. Она испугалась и пошёл отёл. Впечатлений тогда у дачников было тьма! А у хозяйки столько же переживаний. – Да тише ты! Москва от тебя шарахается! Чё случилось-то? – Нюра погладила коровий бок и продолжила доить. – Ты помрёшь сейчас, как скажу, – Егоровна подержала паузу, но не выдержала, – Лизка мильён выиграла! Нежно, но быстро мелькающие руки Нюры замерли на сосках Москвы. Она обернулась. – Шуткуешь чё-ли? Егоровна была довольна эффектом от своего сообщения. – Да ничуть. Все уж знают. Мне сейчас Серёха в лабазе сказал, и Ленка подтвердила. И Саныч уж знает, встретила. Мильён! Лизавета теперь бохачка! А помнишь, Ленка всё приставала: купите да купите лотерейку, а мы – неее, ну её в пень! А оно – вона как! А Лизка ж добрая, Ленку чай пожалела, той же продать надо, вот и взяла. Бохатая теперь. Нюра слушала спокойно, потом отвернулась и продолжила дойку. На минуту повисла тишина. – Чё молчишь-то, Нюр? Чё делать-то будем? – А чё мы сделаем? – Нюра с трудом поднялась, начала цедить молоко. – Ну надо чё-то делать, не знаю я, – Егоровна развела руками. Обе опять замолчали. Нюра закончила дела, отнесла молоко в дом и, несмотря на массу других дел, вышла к подруге на скамейку перед домом, на которой они любили вечерять. Их деревня называлась Есьпить, с ударением на "Е". На въезде на знаке кто-то приписал: "Но некому". В общем-то, так оно и было. Оставшиеся здесь и разъехавшиеся по городам и весям местные старожилы еще помнят, какая тут была жизнь. Есьпить была большой бригадой совхоза «Путь Ильича» со своими механизаторами, доярками, агрономами. А теперь опустела деревушка. Хотя некоторые деревенские, глядя на своих соседей, сбегающих в города, всё-таки решили остаться. Теперь их придомовая территория — это огромные поля с брошенными избами и фермами, всё в бурьяне и крапиве. Но рядом из невзрачных садовых строений вдруг разрослись солидные дачные дома. И хоть до столицы было и далековато, но были здесь и москвичи. Грех было местным жителям этим не воспользоваться. Нюра продавала дачникам молоко и яйца, а шустрая Егоровна грибы да лесные ягоды. Их общая подруга Лизавета вязала и плела симпатичные деревенские сувениры. Дачники брали их с удовольствием. Егоровна и таскала их туда вместе со своими ягодами. Такая была у всех прибавка к пенсии. Местных осталось здесь по пальцам пересчитать. И были они уже ближе, чем родня. Нюра положила всё больше устающие с возрастом ноги на специальный, поставленный для этого, пенёк. Егоровна посмотрела на слегка отёкшие ноги подруги: – Лекарство-то купила? – Да где там! В район же надо, а я не знаю с кем и наказать. Нюра махнула рукой и сменила тему. – Чё, Валь, думаешь, уедет? – Знамо дело, уедет. С мильоном-то и я б уехала. Надо добавить, что история эта случилась не вчера, а тогда, когда миллион рублей имел другую весовую категорию. – Квартиру, думаешь, в городе купит? – Конечно! – Егоровна мотнула головой и размечталась, – Или дом! Это ж какую домину купить можно! Я б на море купила, на Чёрном, жила б себе тама, плавала... – Так ты ж не умеешь плавать-то. – Так у меня и мильёна нет... Обе помолчали. Пожевали малины из ведёрка. – Неее, я бы всё-таки на её месте квартиру взяла в городе. Там и дочка, к внукам поближе. Да и надоел этот дом хуже горькой редьки! То крыша вон, то забор ...,– решала Нюра. – Слушай, а вдруг она свою хибару отремонтирует али вообще перестроит? В хоромы царские, как у дачников вон. Асфальт положит, машину купит. – И станет наша Лизавета – завидна невеста! Женихи попрут. Подруги посмеялись, но как-то невесело, потом опять задумались и загрустили. Они трое родились и прожили в этой деревне всю жизнь. Знали друг друга, как облупленные. Периодами дружили крепко, семьями, но были и периоды раздоров и ссор. Как без них? Валентина Егоровна всю жизнь считала, что Нюра жениха у неё увела, а Нюра злилась на Лизу из-за сына. Та работала в местной школе ( когда-то была здесь и школа), а на экзаменах выпускных, вместо помощи, завалила его бедного совсем. Нюра с ней год потом не здоровалась. – Ешь малину-то. Ты ж любишь, – не слишком щедрая на свои сборы Егоровна разугощалась. – Да не йдёт чего-то..., – Нюра посмотрела на ведро и резюмировала, – Да не – не уедет. Чё там? В этом городе...К деревне уже привыкла – здесь её все знают, здороваются. А в городе надо сотни лет прожить, чтобы тебя кто-то уважать начал. А нам уж столько не прожить. – А экологика какая там? Ужас ведь. Недаром же они все к нам на свои дачи едут. Я утром встаю по хрибы, а тут .. Один воздух чехо стоит! Утром окно откроешь — как обмоет тебя всю, хошь пей его — до тохо свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными… – Да, деревня у нас святая! – размеренно протянула Нюра. – Аха, даже власти уже на ней крест поставили, – протараторила Егоровна. Подруги посидели ещё чуток. Они без слов обе понимали, что будет дальше. – Как же мы без её кислиницы останемся? У меня такая не получается, как ни стараюсь, – сказала Нюра. – И у меня. У неё корыто хорошее, старынное ещё. Как думаешь, корыто оставит нам? – Да, конечно, оставит. Куда оно ей в городе-то. А я б машинку швейную у неё купила. Как думаешь, продаст? – Неее, машинку не продаст. Хотя ... Зачем она ей, с мильёном-то? – Егоровна махнула рукой. – Слууушай! А я вот, чё думаю: она деньги дочери отдаст. Она ж добрая, Лизка-то. Сын проблемный, ему не доверит, а дочери отдаст. – Думаешь? Ну дура – Лизка, вот дура! Обе подруги, не сговариваясь, встали: надо было идти к Лизавете. – Пойду, молока ей возьму. – Поди, а я малину отдам, не пойду уж на дачи сеходня, не до дачников. И они молча направились к дому давней подруги. Зашли в калитку и остановились в нерешительности. Раньше залетали без стука, а теперь как-то всё изменилось. Она теперь не им чета, она – миллионерша. На порог, как всегда деловито, в белой косынке, халате и с тазиком белья вышла Лиза, увидела подруг. – О бабоньки! А чего вы тут? – Да я малинки вот тебе набрала. На, варенье сваришь. – Чё это ты? Я и сама собиралась по малину. Ну, давай, коль не шутишь. – А я вот молочка ... – Да есть у меня ещё, прошлое не выпила. Ну, спасибо, Нюр. В дом заходите. Щас только бельё раскину. – Да нет, не пойдём, Лиз. Мы это ... Мы спросить хотели, ты корыто нам своё не отдашь? – вставила Егоровна. – Так зачем вам? Не дозрела ещё капуста-то. Подруги молчали. – Ну, если надо – дам, конечно. Жалко что ли... – А машинку свою швейную будешь продавать? – Да вы что! – Нюра поставила на ступеньку таз с бельем, – Машинку не продам. Белены что ли объелись? Подруги посмотрели друг на друга. Глаза говорили: вот так и знали... – Лиза, а мы про лотерейку-то знаем уже, – напряжённо протянула Нюра. – Знаете? Вот ведь, деревня! Сама только узнала, а уж все судачат. Ничего нельзя утаить! Ага, выиграла. Завтра за выигрышем поеду в район. Случайно ведь и купила-то. Лена: – Ну вот никто не берёт, – я и взяла. – Повезло, – вздохнула Егоровна. Обе стеснялись спросить о планах. Не их же дело, чего соваться. Они уже вышли за калитку, как вдруг Лизавета отодвинула сырую простынь рукой и крикнула: – Бабоньки, сказать забыла. Я ж тут планирую половину выигрыша на материал для рукоделия потратить, а половину на День рождения свой. Дети приедут, приходите в субботу-то. – Как это – половину? Так, а сколько ты выиграла-то? – А чё, не сказали вам? Целую тысячу! Во как! А вы что, не знали? Думали сотку? Неее, я теперь богачка. Егоровна с Нюрой возвращались молча. Сашка обманул, значит, а Ленка, паразитка такая, ему подыграла. Подруги и друг на друга сейчас смотрели как-то по-особенному. И на душе было светло. И нет, это не зависть была. Другое. Страх был, что изменится в их жизни то, к чему годами привыкли, та связь, которая держит своим прочными нитями душевную стабильность и надёжность бытия. До́роги были друг другу, как никогда. Выпадет одна из этой связи, и всё рухнет. Как будто часть жизни уйдёт с ней, с одной подругой. Так привязались ... Все почести и богатства этого мира не стоят одного хорошего друга. – Ты ховорила, лекарство тебе для нох надо, как называется-то? - Егоровна была серьёзна, как никогда. Нюра напомнила название. – Так это... Лизе-то наказать надо, всё равно ей ехать в район, купит завтра. Нохи твои лечить надо, подруха. Нечего на себя рукой-то махать. Проконтролироваем мы всё с Лизкой! Ишь ты, удумала: врач прописал – а она не лечит! Возьмёмся вот за тебя! И она, ворча себе под нос, отправилась к своему дому. А Нюра присела на свою скамью, смотрела вслед своей худощавой сутуловатой подруге и думала: Как же хорошо! Как же люблю я вас, бабоньки вы мои дорогущие! Дороже всех мильёнов... (Автор Рассеянный хореограф) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/istoriiday (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Кoльцo не снимается, как в дуpнoм фильме, мне бoльнo, я кpучу егo вoкpуг пальца и вдpуг oнo сoскальзывает, выpывается из pук и скачет пo асфальту и oстанавливается вoзле егo кpoссoвка. Он егo пoднимает и oпускает в каpман. Я oтвopачиваюсь. Пpиезжает вместе с мамoй и сестpoй. Делить сoвместнo нажитoе. Откpывали шкафы, вытpяхивали oдеялo из пoдoдеяльника (пoстельнoе белье свекpoвь даpила), снимали люстpу. Навеpнoе, этo самая стыдная сцена в мoей жизни. Билась я тoлькo за деньги. Пoпoлам. Их аpгумент: «мoй сын бoльше заpабатывал». Мoи аpгументы никтo не слушал. Нo я была пopазительнo стoйкoй. Деньги мы считали на кухне. Мама в гoстинoй упихивала вещи в клетчатые сумки. Пoследнюю стoдoлаpoвую купюpу бывший муж пpoтянул мне, кoсясь на двеpь и пoдмигнул. Мoжет быть мне пoказалoсь, нo в этoм былo чтo-тo загoвopщискoе, слoвнo ему тoже нелoвкo. Они ушли, а я сидела пеpед вopoхoм pассыпанных купюp и думала, чтo мне делать. В кваpтиpе недoделанный pемoнт и дoлг за дoделанный. Кpедит за мебель. На pабoте пoлная жoпа, вoт-вoт на днях меня увoлят. Я сидела на пoлу и pаскладывала деньги на кучки. И кучек пoлучалoсь мнoгo мелких или oдна бoльшая. И oдна бoльшая мне нpавилась бoльше, чем мнoгo маленьких. Я кoпила эти деньги все тpи гoда бpака. Я не пoкупала себе ничегo. Вooбще ничегo. У меня был хopoший кoстюм бopдoвoгo цвета, нo я егo заказывала у пopтнихи еще в унивеpситете, паpа блузoк, бадлoн. И все. В этoм кoстюме я хoдила на нoвoгoдний кopпopатив. В нем же ездила на свадьбу к пoдpуге. И даже мoй папа, кoтopый вooбще ничегo не пoнимает в таких вещах, как-тo спpoсил, а тебе чтo, бoльше нечегo надеть? Я пеpетащила oдеялo из спальни на диван в гoстинoй, заваpила чай, плеснула в негo кoньяка, дoстала блoкнoт и написала тpи дела, кoтopые сделаю утpoм: 1) Пpиведу вoлoсы в пopядoк. 2) Куплю нoвую oдежду. 3) Пpидумаю спoсoб увидеть себя дpугoй. У меня тoгда были две пoдpуги. Маша и Даша. Маша oтвезла к свoему паpикмахеpу, а Даша пoзвала с сoбoй на кoнфеpенцию в Испанию. Пoка днем oна будет пеpевoдить дoклады энеpгетикoв, я буду лежать у бассейна, а вечеpoм мы будем кутить. Э-ге-гей, Майopка! Этo были такие вpемена, кoгда Туpция и Египет — были землей oбетoваннoй. В Испанию ездили единицы, мы пpoизнoсили их имена шепoтoм и считали небoжителями. И завидoвали, кoнечнo, дo ужаса. И как-тo все самo-сoбoй слoжилoсь. Быстpo сделали загpанпаспopт, с pабoты все-таки увoлили, виза тoже быстpo, вoлoсы выглядят oтличнo, паpа нoвых платьев, бюджетнo, нo стильнo. И вoт Майopка. Этo в Петеpбуpге сеpая хлябь, нет pабoты и непoнятнo, чтo делать. А там oгни, музыка, баpы и в каждoм баpе танцуют. И я танцую. Витpины заманивают oбещанием счастья и скидками, и вoт в oднoм из пеpеулкoв я вижу маленький магазин oдежды, и судя пo автoмoбилям у вхoда — этo oчень дopoгoй маленький магазин. А в витpине платье. Знаете, пpинятo гoвopить: «и вoт oна увидела платье свoей мечты». Я o такoм платье и не мечтала. О такoм платье мoгла мечтать Бpиджит Баpдo, или Сoфи Лopен. Этo платье былo за гpаницами мoей мечты. Онo не былo функциoнальным: oткpытый лиф на кoстoчках, oчень узкoе в талии и шиpoченная юбка из шуpшащей тафты. Егo тoчнo не впишешь в пoвседневную жизнь и не наденешь с «пиджачкoм» в oфис. Мне в этoм платье некуда хoдить, у меня нет денег, у меня нет pабoты, нo есть дoлг за pемoнт и кpедит за мебель. А пoтoм началась мистика. Куда бы я не пoшла, я oказывалась у этoй витpины. Хopoшo, гoвopила я себе, пoсмoтpи какoй унивеpсальный пиджак гopчичнoгo цвета, и вoт эта юбка, в ней мoжнo и на пикник и на пpoгулку с дpузьями, а еще вoт эти бpюки и белая блузка — в oфис, тебе надo сpoчнo искать pабoту. А платье сиялo, как шoкoладная кoнфетка сpеди каpамелек в нoвoгoднем пoдаpке. Абсoлютнo беспoлезнoе. В этoм платье надo сбегать с любимым oт стpoгoгo oтца, мчать в нoчи на кабpиoлете и чтoбы ветеp унес шляпу, лететь на частнoм самoлете, пить шампанскoе и влюбиться в кoнтpабандиста. Я егo купила. Надела пpямo в магазине. К нему мне пoдаpили зoлoтые балетки и бpаслет. Я хoтела веpнуться в oтель, съесть сэндвич, дoждаться пoдpугу, пoплакать o зpя пoтpаченных деньгах. Нo звезды pешили, чтo сегoдня все будет как в кинo. Я встpетила Дашу на улице с ее кoллегами, нас пpигласили в pестopан с видoм на oкеан. Я пoзнакoмилась с иpландцем или шoтландцем, ктo их там pазбеpет пoсле двух бутылoк шампанскoгo, пoсле тpетьей бутылки, я начала пoнимать и иpландский, и шoтландский. Мы целoвались, как сумасшедшие, пpoвели нoчь на яхте, и я случайнo увидела свoе лицo в oтpажении стекoл. Онo былo пpекpасным. Нам былo нужнo уезжать вечеpoм следующегo дня. Я все пыталась пoймать в себе нoтку pаскаяния, нo нет. Все эти купюpы стoили тoгo чувства, кoгда я пoняла, чтo мoгу быть вoт такoй. Я мoгу быть деpзкoй. Пo настoящему деpзкoй. Откpывать любые двеpи. Я мoгу себе мнoгo пoзвoлить. Пить шампанскoе, кoгда хoчу. Любить тoгo, кoгo хoчу. Не стесняться нoсить кpасивoе. Не бoяться хoтеть бoльшегo. В тoт же вечеp Даша сoставила мне pезюме. Я написала эту истopию в свoем ЖЖ и егo пpoчла pедактop oднoгo мoднoгo жуpнала и пpедлoжила публикацию. Я писала для них пoтoм еще лет пять, и уже не pади денег, а пoтoму чтo мне этo нpавится. Мы вышли из аэpoпopта в Петеpбуpге, зазвoнил телефoн и меня пoзвали на сoбеседoвание. И уже чеpез тpи недели я уехала на стажиpoвку в Мoскву. Пpoйдет еще нескoлькo лет, я выйду замуж за Пастеpнака, пoйду учиться на Психфак, oбъеду пoлмиpа, в мoем шкафу десятки платьев, и жизнь будет сoвсем дpугoй, нo я никoгда не забуду двадцатипятилетнюю себя вoзле витpины, пoдсчитывающую в уме на скoлькo килoгpамм гpечки мне хватит oставшихся денег. И я oчень pада, чтo тoгда тoлкнула эту двеpь. Этo все, чтo я хoтела сказать вам сегoдня. Автор: Елена Пастеpнак Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Тетя Зоя была большой, точнее крупной, не то чтобы толстой, но широкой везде – в бёдрах и плечах, с крупным размером обуви и небольшой головой. Свои седые волосы она убирала в пучок, из которого всегда торчали шпильки. В прошлом была она музейным работником. И эта музейность так и осталась жить в ней. Она носила музейные уже сарафаны, коричневые и серые, прямые с поясом, с блёклыми штапельными блузками. Свою сумку она называла радикюль и не меняла ее лет пятнадцать. Традиционно под ее доисторическим абажуром за круглым столом и встречали они новый год. Дуся, которую в миру все новые друзья теперь звали Евой, вместе с мамой, загруженные продуктами и кастрюльками, приезжали к тете Зое в обеденное время и начинали кулинарить. Они резали, крошили, тёрли, тушили под звуки новогодних телепрограмм. Мама с тетей Зоей обсуждали рабочие новости и неизменно волнующие новости страны. Когда Дуся была поменьше, она смотрела мультики или крутилась на кухне среди своих мамочек, а став старше наравне с мамой и тёткой помогала, вливая свежую струю в кулинарные привычки. Ее отправляли в магазин за недостающим майонезом и прочими ингредиентами, и она с удовольствием мчалась, и с удовольствием возвращалась обратно. Правда однажды "загуляла" – загляделась на новогодние витрины, зашла на каток... Ох, и ругали ее тогда в два голоса! В возрасте подростка, когда все внутри бушевало, Дуся вдруг невзлюбила тётку Зою. Уж слишком нравоучительной она ей казалась, настраивала маму на старомодный лад. Была тетя Зоя старше мамы на семнадцать лет. И когда-то практически заменила ей рано умершую мать. И теперь, по поводу и без, придирались к Дусе. У Дуси начался протест. Она грубила тётке, мама ругала ее, а она с ангельским взором удивлялась – а что я такого сделала? – доводя маму до слез. Эта родственная связь меж мамой и ее сестрой раздражала. Неужели мама во всем должна советоваться с этой Зоей? У нее же доисторические взгляды! Но время шло. Дуся со своей молодостью, горячностью и желанием перемен отделялась от них, а мама и тетка Зоя оставались вместе. Мамы не стало три года назад. Она вдруг заболела неожиданно, сначала диагностировали цирроз, а потом и вовсе... Тетя Зоя привезла маму из больницы к себе домой. Тогда перебралась сюда и Дуся. Было ей уж двадцать два года, заканчивала институт. Мама лежала у окна, все понимала. По утрам она смотрела в окно долго, пристально, наблюдая, как молодые ветки за окном метались друг перед другом, сбрасывая искры первого света, омывались мягкой властью зари. Тетя Зоя спала в этой же комнате каждую минуту переживая за сестру, вникая не только в ее нужды, но и в мысли, стараясь облегчить последние часы. Тетя Зоя когда-то замужем была, но развелась с мужем, не прожив и десяти лет. Детей у нее не родилось, хоть и ездила по церквам, молилась. Так и осталась мама с Дусей ее единственной семьёй. Дуся прощалась с мамой тяжело. Слезы жгли глаза очень долго, неудержимо катились по щекам. Она металась, не хотела ничего. А тетя Зоя тогда держалась. – Ну, довольно, Дуняша! Думаешь, мама хотела бы, чтоб ты вот так из-за нее страдала месяцами? Отпускай ее... Живи! Живи, мама этого только и ждёт там на небесах... – А если нет? – Что нет? – А если нет никаких небес, и мамы просто нигде нет..., – хлюпала носом Дуся. – Е-эсть... Как это нет? Вон видишь снег идёт. Это мама там с воздушной лопатой с пушистой тучи снег на землю сбрасывает. Для нас... Помнишь, как любила она снег разгребать у подъезда? – Ох, тёть Зой..., – Дуся не верила, но уже улыбалась. Дуся осталась в своей квартире, но теперь уже одна. И жизнь завертелась. Как только пошла работать, затеяла ремонт, а тетя Зоя помогла финансово. Коллектив в офисе был другой. Здесь она представилась Евой. Казалось, имя Дуся, да и Евдокия, делают ее совсем деревенской клушей, а Ева – звучит благородней. Девушки и женщины коллектива посещали салоны красоты, любили отужинать в кафе. Втягивалась в такую жизнь и Дуся. Познакомилась тут со Стасом, которого после вуза забрали на год в армию, она ждала. Последние два года по инерции встречала новый год с тетей Зоей. Но круговерть знакомств затягивала, и в этот раз с друзьями собирались они встретить новый год в роскошном гостиничном комплексе, стоявшем на берегу Невы. Это было событие. Об этом месте ходили почти народные сказания про прозрачные лифты, сказочные новогодние декорации, про бассейны с натуральными пальмами и невероятную кухню. – Ого! Повезло нам, что забронировали ... Там туса что надо! Гульнем! – радовалась коллега и подруга Миланка. А Дуся радовалась, что Стас там тоже будет. Осенью из армии он пришел, отношения их уже дошли до близости, но... Дуся никак не могла его понять. То он был очень мил с ней, а то вдруг отстранялся, как будто боялся новой ступени отношений. Он сваливал все на занятость, на необходимость сейчас встать на ноги, заработать... На новый год и на эту совместную тусовку возлагала Дуся надежды. – Так хоть после праздников-то забежишь? – тетя Зоя делала вид, что расстроилась не сильно. – Я позвоню. Мы может на базу... Может даже со Славиком заскочим. Не грустите, тёть Зой. С наступающим Вас. Побегу я... Дел ещё невпроворот. А дел и правда было много: салон красоты, примерка наряда и купальника, сборы, покупка подарков. А ещё Дусе не нравились туфли, и она подумывала заехать в магазин и купить другие. В магазин она попала лишь вечером тридцатого вместе с Миланой. – Ну, как тебе эти? – держала перед собой пару туфель Дуся–Ева. – Пойдет! Ох, дорогущие... – Только как в них танцевать? – Ну, потерпишь. Там танцы улетные... Ну, хочешь, вот те первые возьми. Поменьше каблук. Милана улетела в другой отдел что-то присмотреть себе. – Первые берите, – раздался за спиной Дуси голос. – Почему? – Дуся обернулась, за ее спиной с ботинками в руках стоял молодой мужчина. – В этих слишком опасно. Высоко, – улыбнулся он... , – А мне вот не посоветуете? Эти вроде стариковские, но удобные, а эти посовременнее... – Ну почему стариковские? Они модные сейчас, с такой – тракторной...берите... – Да? Ну, тогда их и возьму. Дуся взяла первые туфли, нашла Милу, выбрали туфли и ей. А потом встретилась на кассе опять с этим парнем. Он встал в очередь за ними. – Скидочная карта есть у Вас наша? – спросила продавщица. – Нет, – ответили подруги почти хором. – Тогда телефон продиктуйте Ваш, выпишу на будущие покупки. Дуся продиктовала телефон, а когда начала пробивать, молодой человек протянул скидочную карту. – Ооо, спасибо... , – скидка была очень приличной. – Благодарю, – кивнула Дуся незнакомцу, вернула карту и попрощалась. Дел ещё.... А утром – прическа, сборы... Как всегда, нравилось не всё, казалось, что-то не учла. Переживая за локоны, Дуся носилась по квартире, проверяла все собранное по десять раз. Ананас завернула в фольгу, тоже взяла с собой. Она без конца звонила Милане, уточняла. В таком месте она не бывала никогда. – Мил, а тапки в бассейн точно не надо? – Зачем? Ев, там все одноразовое есть... Ближе к вечеру на такси с коллегами направились к комплексу. И завертелось... Сияющие огни роскошного комплекса, шикарные виды на Неву из панорамных окон, открытая кухня – за работой поваров можно наблюдать, снующие снегурочки-официантки. В огромном пространстве зала – столики на шестерых. И посреди каждого стола хитро нарезанный, но собранный в целый – ананас, украшенный мелкими новогодними шариками. Ананас в сумке Дуси явно был тут лишним. Но здесь праздновал не только их коллектив, тут собралось несколько организаций сразу. Друг друга они не знали. Стас оказался совсем не за столиком Дуси. Недалеко, но все же не с ней. Он иногда подходил, галантно помогал дамам их стола. Интерьер ресторана завораживал: и современные тренды, и элементы старины, и индустриальные мотивы.... Дуся подумала, что тетка б Зоя ужаснулась – понамешано. Но роскошь зашкаливала: платья и костюмы организаторов, выступление артистов и необычные блюда на столе. За стеклянной стеной – огромный пока пустой бассейн с лежаками, минисаунами, баром, автоматами, тренажёрным залом и прочими неизвестными Дусе благами. Планировалось, что после курантов и фейерверков, все, для продолжения программы, переходят туда. Программа лилась, перемежались игры, песни артистов, танцы, поздравление Деда Мороза ... Всё здорово, профессионально. Сказочно красивая подсветка добавляла волшебства, в зале стоял шум, а шампанское кружило голову. Краем глаза Дуся видела, что Стаса пригласила на танец посторонняя девушка, и он вовсю зажигает с ней. На часах – одиннадцатый. – Тут место такое, на засидишься..., – видя настроение подруги, оправдывала его Милана, – Развлекайся, Евка, получай удовольствие... И Дуся направилась прямиком к Стасу. – Стас, потанцуем? – Давай... Они вышли в центр площадки, танец был медленный. Шампанское придало смелости. – Стас, а в наших с тобой отношениях что будет в новом году? Как думаешь... – В наших? Ну, что-то будет. Нормально все будет, – ответ, как отмазка. Разговор ему явно неприятен, – Ты же знаешь, мне надо встать на ноги... Посмотрим. – Посмотрим. Только кажется мне, что я вижу немного наперед... Она отстранилась и направилась в гардероб, захотелось на улицу. Она оглянулась в зал, Стас так и стоял на месте. Дуся накинула пуховик и вышла на открытую веранду. Народ там курил. Дуся никогда не курила, но сейчас почему-то пожалела об этом. Веранда выходила окнами на жилой дом. Был он в отдалении, но из его окон, конечно, хорошо была видна площадка веранды. Дуся стояла у парапета и смотрела на эти окна. Стас пришел туда тоже. – Ев, ну ты чего? Новый год же. Место такое клевое. Скоро в бассейн нырнем, круто проводим время! Не порти настроение. Расслабься... – А я не Ева, – вдруг призналась Дуся. – В смысле? – нахмурился Стас. – Я – Евдокия. Мама звала меня Дусей, а тетка – Дуняшей. – Нормально тебя мамка окрестила! – присвистнул Стас, – Прикольно... – Ага, – Дуся посмотрела на небо, оно было темным. За стеклом зала сыпался световой снег, здесь он бежал по покрытию пола веранды. – О! И правда, как снег идёт, – сказал Стас, чтоб хоть что-то сказать. И тут Дуся увидела, что в едва святяшемся окне дома напротив стоит женщина. Она смотрит не на них, а куда-то в небо, как будто там что-то есть. Стоит одна... А скоро новый год. Вот так и тетя Зоя сейчас... Одна, наверное у окна... Она же никогда и не встречала новый год одна. И ... она никогда не пробовала ананас. А он лежит в сумке. – А снег и правда сейчас пойдет, – вдруг сказала Дуся. – Откуда тебе знать? – сомневался Стас. Дуся протянула ладони за пределы крыши веранды. – А у меня там мама с воздушной лопатой с тучи снег сбрасывает. Для всех нас... , – улыбнулась Дуся. – Да ладно тебе, пошли уже... И вдруг ее ладони, и правда, коснулась крупная лёгкая снежинка. А потом в темноте заплясали и другие, а следом повалило хлопьями. – Видишь..., – улыбалась Дуся. – Пошли, Ев, замёрзнешь... – Ты иди, я сейчас... Стас ушел, раздраженный, а Дуся достала из минисумочки ... нет из радикюля, телефон, набрала номер такси. Она влетела в гардероб, мигом собралась и помчалась по длинному коридору к лифтам, лихорадочно жала на кнопку, а бессовестный стеклянный лифт совсем не спешил. "Машина номер ... ждёт" – просигналил телефон, и Дуся метнулась на лестницу. Сапоги она не надела, сунула их в пакет, а в туфлях бежать по ступеням было неловко. Тогда она сняла туфли и побежала прямо в колготках, быстро перебирая ногами по сотням ступеней. На улице туфли натянула, поскользнулась на площадке и упала на скользком льду. Но села удачно – в наметенный снегом сугробик. "Спасибо, мамочка! Я успею!" – пробормотала, обещая. Рухнула в такси. – Мы успеем до курантов? – спросила таксиста. – Должны. Только метёт сильно, быстро не погонишь. – Пожалуйста, давайте успеем. Мне очень нужно! А снег пошел по косой. Он заметал встречную полосу, вставая там пухом у обочины, загромождая полосу движения. Их полоса была чистой. В такси Дуся сменила туфли на сапоги. Она смотрела на часы, она верила – успеет. Въехали во двор. Дуся мельком глянула на знакомые окна – темнота. Она бежала по ступеням подъезда, как тогда, когда отправили ее в магазин в детстве, а потом открыли дверь и ругали хором, что пропала она уж слишком надолго. Ругали мама и тетка, такие родные... Казалось, и сейчас, время отступило назад и откроют дверь они обе. Такие "доисторические", такие родные и теплые. Она громко постучала в любимую квартиру тетки без двадцати двенадцать. Дверь открылась почти мгновенно. – Тёть Зой..., – выдохнула, – Ты под дверью что ли стояла? – она обняла полную свою тётку, вдохнула родной запах. – У окна... Почувствовала ... И снег, и ты... Кажется, опять мы все вместе, – тетя Зоя с брошкой, при параде, утирала набежавшую слезу, – Ой, а ведь стол-то не накрыт... Я думала – для кого? – Так у нас ещё целых пятнадцать минут... Ну- ка, ну-ка... И началась суета. Они бегали туда-сюда, Дуся споро и быстро, тетя Зоя за ней не успевала. Дуся быстро нарезала колбаску, сыр, открыла маринованные грибы, шпроты, резанула зелёного лучка с подоконника в квашеную капусту, налила в бокалы красного вина. Оставалось минут пять.Чего-то не хватало. – О! Стоп, новый год! Мы будем есть ананас! Правда уже в новом году... Она забежала в прихожую, поставила ананас по центру стола и подняла бокал. – Я люблю тебя, тетя Зоя. Вас с мамой очень люблю. И сейчас торжественно обещаю, что каждый новый год буду встречать с тобой. И пусть этих встреч у нас будет много-много! Тетя Зоя лишь кивнула, она плакала. Куранты забили. – С новым годом нас всех, и маму твою, Дуняшенька! Как я счастлива, что есть вы у меня. – И мы счастливы, тёть Зой. Но прочь, грусть! Будем пробовать ананас! Дуся, жуя ананас, весело рассказывала, как вдруг решила, что в комплексе этом ей совсем не нравится, хоть и было там круто. Но уж больно много народу, шума, мишуры и блеска. И захотелось вдруг домой, верней, сюда – к тете Зое. О Стасе, о том, как гнала таксиста Дуся говорить не стала. Через пару часов тетя Зоя уже спала. Дуся, думая о сегодняшнем вечере, мыла посуду, когда у нее зазвонил телефон. – С новым годом, милая незнакомка. Как туфли? – Они очень скользят на снегу..., – быстро ответила Дуся, сразу узнав голос того парня из магазина. – Вы что, отмечали новый год на улице в туфлях? – Нет, но пришлось пробежаться ... – Я так и знал, что Вы – Золушка. Вот и сейчас гремит посуда. Моете? – Мою... Позвольте спросить, сударь, – Дусе почему-то было сейчас очень хорошо, хотелось шутить, – А откуда у Вас мой номер? – Вы называли его продавцу, а я случайно запомнил. – Случайно? – Да. У меня с детства удивительная память на цифры. – Вы – математик? Собеседник засмеялся. – Я мечтал им быть. Но меня из математиков выгнали. Сказали, что математики – прагматики, а я – романтик. Поэтому я стал летчиком. Витаю меж небом и землёй, считаю облака, звёзды, ну и метры над землёй. – Правда? – Абсолютная. Меня Егор зовут, а Вас Золушка? – Золушка... Но есть ещё имя. Я – Дуся, Дуняша, Евдокия... Какое Вам нравится? – Все... Удивительное имя у Вас, и Вы – удивительная, – сказал уже серьезно, – Может бросите посуду, и встретимся где-нибудь? Дуся оглянулась на темную комнату тети Зои... – А почему бы и нет... – Только наденьте сапоги, пожалуйста. Их труднее потерять... Дуся вышла на улицу, снег валил хлопьями. Она подняла лицо к небу. – Ну, пожалуй, достаточно уже, мамочка ... (Автор Рассеянный хореограф) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤