В Северный край спецпереселенцы начали прибывать с 25 февраля 1930 года по 1500-1800 человек в эшелоне. Станция Коноша стала одним из мест наибольшего скопления бесправных «колонизаторов Севера» — 9356 человек. Прибывших спецпереселенцев высадили на станции Коноша и разместили кого куда. Некоторым пришлось обживаться в лесу. На снегу ставились так называемые «шалаши» — скаты из свежесрубленных бревен с накидным сверху хвойным лапником. Или ставили столбы, на них укладывались жерди и ветки. С двух сторон шалаша стояли печки-буржуйки. В шалаше размещалось до ста и больше человек. В начале 30-х годов по только что выстроенной Вельской ветке возникли спецпереселенческие поселки Коношеозерский (или шестой километр Вельской ветки), Окунево (10-й км), Крутобережный (16-й км), Норменга (29-й км), Кварзанга (45-й км). При впадении речки Шенчуга в Подюгу, вырос поселок Шенчуга. По Колфондовской ветке возникли 2 поселка: Сосновка (5 км) и Синцибино (11 км). По Северной железной дороге на берегу речки Коноша расположился поселок Овражное, а в десяти километрах от деревни Завандышье — п.Куклово и т.д.

Спецпереселенцы, или как их еще называли — трудпоселенцы, были хорошими работниками. Государство стимулировало их труд возможностью восстановления в гражданских правах. После выдачи спецпереселенцам паспортов в начале 1950-х годов, многие из них вернулась на малую родину, часть осталась на коношской земле.

Мой дедушка Петр Амвросиевич и бабушка
Агния Мечеславовна с детьми: двенадцатилетним Харитоном и десятилетним
Филаретом - были высланы на русский Север из-под города Енакиево (Украина).
Дедушка и бабушка в то время были уже не молоды. Их старшие дети - Кирилл,
Филипп, Мария и Ольга - жили отдельно от родителей, имели свои семьи и под
раскулачивание не попали. Где-то в пути бабушка умерла - ее тело сняли с
поезда, а мужу и детям даже не разрешили похоронить родного человека.

Эшелон прибыл в Коношу. Репрессированных
привезли в лес, заставили рыть себе землянки. Сейчас на этом месте стоит
трехэтажный жилой дом (напротив районной больницы). В землянках пришлось жить
несколько месяцев, пока силами самих поселенцев не были заготовлены бревна и
выстроены бараки. Неудивительно, что южане сильно простужались в суровом и
непривычном для них климате. Филарет слег с высокой температурой, бредил и
метался в забытьи. У него отнялись ноги, а кашель был такой сильный, что
приглашенный на осмотр фельдшер решил, что у парнишки развивается туберкулез.

Чтобы исключить заражение других жильцов,
мальчика на телеге повезли на станцию и отправили поездом в город Котлас.
Фельдшер сказал моему дедушке, что его сын уже не жилец и его едва ли довезут
до места назначения. Однако молодой организм изо всех сил боролся за жизнь и
выдюжил. Процесс в легких был остановлен, а ноги стали слушаться. До полного
выздоровления было далеко, но и в больнице его не оставили, а по Северной Двине
отправили на теплоходе в Дом инвалидов. Здесь он окончил школу, получил среднее
образование, приобрел специальность столяра. Всю свою жизнь Филарет любил
работать с деревом. Мебель в нашем доме: столы, стулья, табуретки, этажерки,
тумбочки, стеллажи - все было сделано его золотыми руками.

Получив аттестат, Филарет поступил на
курсы бухгалтеров. Хотелось ему жить и работать в Котласе, но поскольку
прописан он был в Коноше, то пришлось вернуться сюда. Выбора у спецпереселенца,
а значит - человека подневольного, просто не было. К тому времени он уже знал,
что его отец и брат вернулись на свою прекрасную, родную и теплую Украину. И
вот Филарет с направлением на работу в Коношское отделение сберегательного
банка вновь появился в поселке спецпереселенцев и репрессированных. Дали ему
место в общежитии, завтра он должен выйти на работу. А накануне отправился в
магазин, чтобы купить продуктов. За прилавком стояла молодая улыбчивая
продавщица по имени Мария. Филарету она сразу понравилась. Это были мои
родители. Шел 1941 год. В 1943-м родилась я.

Отчество Филаретовна - довольно редкое,
да и труднопроизносимое. Но я никогда не испытывала неудобств из-за этого.
Может, потому, что безгранично любила своего отца и до сих пор чту память о
нем.

Валентина Беляева