Живопись

«Триумф победившей Родины» — это ясные образы и рельефные идеи. Этика живописи, резонирующая с народной памятью и усиленная логикой плаката. Монументальное произведение искусства, ставшее частью культурного кода великой страны. Говорить об этой работе непросто. Всё равно что гулять по звонко натянутому канату истины. Слева — пропасть пафоса, справа — бездна архивных фактов. Нельзя свернуть, нельзя оступиться. Слишком дорога каждому верному сердцу Великая Победа, воплощённая на этом полотне. Она не терпит славословий. Но прошелестеть сухими музейными справками и тем ограничиться мы также не вправе. Что же, вперёд так вперёд! И да поможет нам чувство меры и равновесия. Итак. Созданная в 1949 году картина запечатлела ключевой момент нашей истории — Парад Победы, состоявшийся 24 июня 1945 года на Красной площади в Москве. Выполненная в технике масляной живописи, она является поистине масштабным творением. Как в смысле размаха авторского замысла, так и в плане размеров холста (практически т

Где-то в недрах русской истории, среди звёздных имён и забытых биографий, живёт тёплая, добрая, светлая память о Василии Петровиче Верещагине — художнике, служителе Хроноса. Мастере живописи, авторитетном деятеле Академии художеств, создателе икон, фресок, иллюстраций и настоящих образных летописей русской истории. Он родился в Перми, вдали от столичных культурных салонов. В местах, где широкая река с величавым достоинством уносит вдаль свои неспешные воды, где молчание природы звучит выразительнее, а краски мира выглядят насыщеннее. Его детство прошло под сводами иконописных мастерских, где лики святых проступали сквозь позолоту, где искусство было сперва предназначением, а потом профессией. Отец и дед писали иконы. Наш герой же стремился писать историю. Верещагин не ощущал потребы творческого бунта. Пока одни художники шли в народ, а другие ехали в Париж, он избрал путь строгий и простой. Чтил не им установленные меру и правила; однако никогда не являлся только «академистом». И потом

Имя Василия Петровича Верещагина не так уж часто звучит вне академических стен. Однако, когда речь заходит о полотне «Ночь на Голгофе», авторский почерк считывается безошибочно. Перед нами библейский сюжет, живописная апологетика скорби. Два события в одном «кадре»: распятие и снятие с креста. Градации света и тьмы выразительны и символичны: слева — подлунный фатализм с тремя крестами, справа — погребальное шествие в теплом золотистом свете факела, разгоняющем сумерки. Здесь Христос уже не Спаситель, а Сын. Не Бог, а Человек. Его тело несут. Осторожно, как хрупкое стекло. В белой чалме — Никодим, рядом — Иосиф Аримафейский. Женщины — живые архетипы страдания. Богоматерь: согбенная, без лица, укрытая траурными одеяниями с головы до ног. Мать, которая пережила своего сына. Верещагин не пошёл по пути драмы. Он выбрал молчание, атмосферу стоически переносимого надлома. Плащ Богородицы — как саван ночи. Оттенки синего — как воплощенная печаль. Всполохи света в облаках — словно отклик небес

Итак. На повестке дня — «Купание Дианы», предположительно принадлежащее кисти Питера Пауля Рубенса. Писано, опять же, ориентировочно в 1635 году. Ныне пылится в уважаемой частной коллекции где-то на просторах французской Ривьеры. Почти не появляется на людях. Холст, масло, немного свечной копоти. Всё как у людей. Не очень захватывающее вступление, не так ли? Со старинной живописью вообще дело обстоит довольно предсказуемо, en masse. Мастера признаны, подделки разоблачены, вариации пронумерованы. Музеи классиков — витрины вечности, а люди в них — почтенные просители вечных же истин. И вдруг — искусственный интеллект. Свежим ветерком, обдувающим горячие сердца процессоров, ворвался в сонное царство. И, как одарённый, но неопытный (и потому амбициозный) реставратор, склоняется над древними полотнами. Дабы не просто смотреть, но видеть. Хуже того: замечать. Вот те раз, нельзя же так! Впрочем, мы отвлеклись. «Купание Дианы». Беспардонно красивые боги и богини резвятся у воды на фоне эллинск

Венецианский ребус в закатных тонах Картина Джорджоне «Три философа» — сущая загадка маслом. Её герои — явные аллегории, а детали пейзажа — туманные подсказки. Сегодня, по прошествии полутысячи лет с того момента, как мастер нанёс свой последний мазок, искусствоведы не стали ближе к разгадке истинной подоплёки её сюжета. Разве что пришли к общему знаменателю касательно нахождения сего полотна в собственности аристократа-интеллектуала Таддео Контарини. Не исключено, что венецианский дворянин не заказывал её создания, а приобрёл позже, влюбившись в магию трёх колоритных фигур, застывших в некоем многозначительном молчании... Маркантонио Микеле и волхвы из венецианского сна Когда в 1525 году писатель и коллекционер Маркантонио Микеле описывал эту работу, он не то что не знал, но и не очень-то стремился догадаться, что за троица героев застыла на фоне закатного пейзажа. Засим, как добрый христианин и истинный сын своей эпохи, он не стал лукаво мудрствовать, истрактовал увиденное как привал

Наш космос инвертирован. Он больше не над нашей головой, теперь он — внутри нас. Превратился в идею погружения в личные переживания. В цифровое исследование собственного я. Это не хорошо и не плохо. Такова эпоха, таков путь. Наш новый горизонт — эгоцентризм, где каждый сам себе Сергей Королёв или Нил Армстронг. Мы так и не научились путешествовать к далёким мирам, а на пыльных тропинках нашей души остаются лишь следы рефлексии. Но кому от этого хуже? Бескрайняя виртуальная реальность стала нам ближе концепций навроде высадки человека на безжизненный шар из спрессованных временем силикатов. И пусть никого не обманет риторика мистера Маска: нам нечего делать на Марсе с его ужасающей радиацией и температурами. Там нет ни загадочных руин, ни таинственных артефактов инопланетных цивилизаций. Туда летают скучные строгие роботы, оттуда приходят сухие научные данные, о которых все, кроме профильных специалистов, забывают, едва прочитав. И только. Иное дело — бескрайние виртуальные пространств

О нет, дорогой читатель, у Вас не двоится в глазах по случаю воскресного вечера😉. И нет, мы «не разучились в редактуру» и не опубликовали один и тот же пейзаж дважды. Перед Вами не плагиат, не ученическое подражание и не поздняя стилизация, а самые настоящие картины кисти Клевера-старшего. Обе две разные, даром что донельзя похожие. Дом? Тот, да не тот. Героиня? Та же и там же, но пребывает в чуточку ином настроении и состоянии... «Состояние»? Очень верное слово! Ключевое касательно данной пары полотен. Всё здесь — о нём. О памяти, подёрнутой туманом времени. О душевном равновесии, аранжированном тишиной. Именно желание мастера превратить реальные время и место в целостную метафору состояния человеческой души обусловило его недовольство результатом работы над первой картиной и рождение второго «полотна-близнеца». Того, что, по мнению самого художника, окончательно перешло из класса «живописи, цитирующей реальность» в класс «живописи, приглашающей к чувствам». Да, понимаю, дорогой чита