Предыдущая публикация
— Полина Викторовна!
Еще пять минут! Мы с Ниночкой закончим, и я вся ваша! — ответил ей из другой комнаты молодой женский голос, а потом заиграли на фортепиано, неумело, отрывисто, громко. — Сашка, не топочи ты так! Саша! — выглянула Ирина из комнаты, потом обернулась к ученице. — Хорошо, Нина, плавнее, нежнее, как будто птенчика гладишь. Да–да–да!
Полина Викторовна тихо зарычала. Надело! И этот мальчишка, и эти уроки музыкальные, чтоб их, и Ирина, снующая по квартире, чужая и никому тут не нужная!
«Хорошо Ирочка устроилась, ящеркой в дом проскользнула и на шею всем тут села! Нет, а что, разве не так?! — Полина скомкала салфетку, лежащую на столе. — Неизвестно откуда взялась, раз — и уже как будто Мишенькина жена. А ведь даже не расписались! И ребенок не его, это же видно! А уже тут живет, вон, комнату оккупировала, деньгу гребет лопатой, учеников водит. А разве это её квартира, разве инструмент её? Нет! Вот и нечего! И совершенно хватит!»
Полина Викторовна кивнула своим мыслям, решительно встала, прикрикнула на Сашку—солдатика.
Но мальчик не обращал внимания на то, что происходит вокруг него. Он был на поле брани, вел за собой войско, а впереди, там, в залитой туманом низине, притаились враги. Они уже навели на Сашиных товарищей дула своих ружей, но Саша всех победит! Мама сказала, что он настоящий солдатик, он умный, ловкий, и никто ему не страшен. Мама дала ему и эту кастрюлю, и скалку, и свои сапожки, а сама села за ноутбук. Ей надо поработать, совсем чуть–чуть, а потом они пойдут гулять. Скоро, наверное, приедет папка. Саша очень ждал отца, каждый день спрашивал у Иры, не звонил ли он, но папа не звонил…
— Он в рейсе, милый, там не работают телефоны. Папа отвезет фрукты, овощи, вкусные конфеты другим детям, и вернется к нам, — говорила Ирина, гладя сына по жестким, густым, чуть вьющимся волосам.
Сашка вздыхал и уходил играть.
Вот и сейчас он совершенно как будто не замечал постоянно кричащей на него бабушки, ну, «почти бабушки», ведь мама с дядей Мишей не расписаны...
— Уберите его отсюда, иначе… Иначе… — Полина Викторовна дернулась, шлепнула внука по спине, тот вздрогнул, уронил скалку, та, падая, задела любимую Полечкину статуэтку — фарфоровая охотница, почти голая, натянула лук и целится в кого–то невидимого, хорошо бы не в неё саму, не в Полину Викторовну Стрешину.
Статуэтка неловко завалилась набок, потом подставка перевесилась через край, и охотница полетела вниз.
Полина Викторовна и Санька, замерев, следили взглядом за её падением, а потом ахнули, когда дешевая, полая внутри статуэтка, купленная на рынке мужем Полины, Романом, разлетелась вдребезги.
Это было той самой точкой, которую ставят в конце предложения, обозначая его завершение, точкой, которая не имеет возможности закончиться как–то иначе. Только скандалом.
— Ирина! Иди сюда немедленно! Выпроваживай свою Нину и шагай сюда!
Ирина вздохнула, быстро написала ученице домашнее задание, проводила её, постояла в прихожей, пока девочка оденется, и попрощалась. А потом пошла к свекрови в комнату.
Саша, тихо всхлипывая, уже тащил совок и метелку убирать разбившуюся фигурку.
— Ох, ты ж… — прошептала Ира, покачала головой, глядя на сына. — Полина Викторовна, простите его, пожалуйста! Он не нарочно. Саш, не порежься, давай, я помогу.
Мальчик насупился.
— Она меня толкнула, я уронил свою саблю и вот… — сказал он. — Бабушка меня ударила.
— Ой, Господи! Шлепнули его, смотрите, какой неженка! Отойдите все, я сама уберу! — Полина выхватила из рук Ирины щетку, стала перекатывать осколки туда–сюда. — И это ещё мало, мало я его наказала! Ты видишь, что у меня болит голова? Видишь или нет?! — Она наклонилась над Сашей, стала кричать ему прямо в ухо.
— Вижу, — насупился тот.
— Значит, надо вести себя тихо. Ты избалованный, наглый, бестолковый мальчишка. А ты, Ира, никчемная мать, раз твой сын растет таким неловким. Ишь ты, работа у неё! А я должна ребенка твоего из сада забирать, обедом кормить, сопли ему вытирать. Но я с Мишей как справлялась? Легко! Сама! И без бабушек! И никто у нас фарфор в доме не бил, и… — Она покраснела, стала хватать ртом воздух, потом оттолкнула Сашку, чтоб не мешал ей собирать осколки.
— Но Полина Викторовна, это же всего лишь дешёвая статуэтка… Я знаю, вам тяжело, вы устаёте, но это всего на два месяца! Вы же знаете, скоро достроят наш дом, мы переедем, мы же договорились, и вы были не против, чтобы я и Саша пока пожили здесь. Зачем вы так?! — Ире вдруг захотелось заплакать. Она тоже устает, извелась вся, что мало зарабатывает, что Сашка без нее почти весь день, она не успевает с ним поиграть, книжку иногда тоже нет сил ему почитать. Может и правда, не стоило сюда приезжать? Ну не бывает так, чтобы всё было хорошо! Это только в сказках одинокая женщина с ребенком обретают сразу и мужа, и отца, и жильё. А Ирина в реальном мире, в том его уголке, где она лишняя. И подруги дома говорили, что зря она с Мишей этим связалась. «Чего ж он не женится–то? Поматросит тебя и бросит. А может вообще продаст потом тебя! Одумайся, Ирка!» — И глаза закатывали, осуждая Ирин отъезд…
— Зачем я так? Зачем?! — Полина усмехнулась, решительно выпрямилась, неся совок с осколками перед собой — А пойдем–ка на кухню, я тебе скажу, зачем! А ты сиди здесь! — оглянулась она на внука. — Дед приедет, всыпет тебе ремня, так и знай!
Сашка съежился, схватился за мамину руку. Ира прижала его голову к своему бедру. «Маленький! Он же очень маленький! Как же ремнем?!» — подумала она, поцеловала Саньку в макушку, велела ничего не бояться и ушла за Полиной на кухню.
Поля, покрепче затянув узел на поясе халата, щелкнула кнопкой на чайнике, тот загудел, потом внутри металлического пуза забулькало. Полина Викторовна плеснула себе в чашку заварки, отрезала лимона, тоже бросила в чашку. Всё медленно, плавно, даже что–то напевала при этом. А потом, когда полная чая чашка наконец стояла перед ней, и на блюдце лежала ложечка для сахара, женщина повернулась к Ире и сказала:
— Не сочти за грубость, но тебе и ребенку тут не место. Погостили и хватит.
— Но… Я… Мы с Мишей…
— Не о том я. Сядь, не маячь, у меня голова болит! — Полина показала глазами на стул. Ира села. — И не о том даже, что ты не нравишься мне как невестка. Я не такая, чтобы быть лютой свекровью, исчадием ада. Нет. Уж вроде как сын выбрал, я молчу. Просто… Просто ты тут лишняя, Ира. И в Мишиной жизни тоже. До тебя он каким был? Активным, любознательным, мог бы вырасти, ему ведь предлагали хорошую должность! Но появилась ты, девочка–припевочка. Откуда ты там у нас, напомни!
— Из Рязани.
— Ах да. Ну вот, появилась ты, этакая музыкантша, тонкие пальчики, да ещё с ребёнком! Ира, это же позор! В наше время, Ира, таких женщин презирали! Ты пришла, и всё у нас стало плохо. Вот правда! Ну что ты к Мишке прицепилась? Ну погуляли, и живи себе дальше в своей Рязани, а он тут будет. Зачем ты сюда–то притащилась?!
— Миша сделал мне предложение, вы же знаете! И Сашка ему не помеха, он хочет его усыновить… — Ира следила за тем, как Полина Викторовна размешивает в чашке сахар, медленно скребет по дну ложечкой, держа её своими ухоженными пальчиками с красными, длинными ноготками. Полина Викторовна вызывала маникюршу на дом, в салон не ходила, брезговала тамошними посетителями. Маникюрша улыбалась, лепетала что–то и красила ноготки клиентки всегда в один и тот же красный цвет.
— Вот! — вскинулся вверх красный ноготок. — Вот корень всех зол, девочка! Ты же одна ребеночка растишь, трудно, я понимаю. Намучалась, поди? И решила, что Миша будет подходящим папашей. А что у него могла бы быть нормальная семья, чистая, так сказать, без отпрысков чужих, об этом ты не думала? Я молчала, потому что Миша меня просил. Мы воспитали его благородным, честным, добросердечным мальчиком. Он и решил, что тебя надо спасать. И спас на свою погибель. Где он теперь? За рулем. Вечно за рулем. Где–то на трассе, деньги для тебя и сына твоего зарабатывает. А я не для того его рожала, чтобы он, не дай бог, в кювет угодил и погиб, только потому…
Ложечка перестала скрести дно, выпрыгнула из чая, упала на стол. Пальцы с красными ногтями спрятались в кулачках. Полина прищурилась, покачала головой.
— И не думай, что хорошо устроилась. Нет, я всё понимаю, у вас там, в твоей этой Рязани, поди, медведи по улицам ходят, а здесь вольготно — театры, магазины, кино, рестораны. Сапоги, вон, себе новые купила. А сыну твоему штаны зимние на мою зарплату пришлось брать. Каково?! Ну что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота?! Ведь правду я говорю! Правду! И нормальные матери меня бы сейчас поддержали. Ты представь себе, что твоего Сашу вот так кто–то окрутит! И к тебе в квартиру заберется, и станет из твоих тарелок есть и чай твой пить. И…
— Это всё неправда! Слышите! Неправда! — Ира вскочила, стала ходить туда–сюда по кухне. — Миша меня не из жалости… Он меня любит. И Сашку он признал, мы говорили об этом! Что вы такое несете, какие тарелки?! Полина Викторовна, вы меня куском хлеба не попрекайте. Я сама зарабатываю. А что здесь живем, то это Михаил меня уговорил. Немного потерпеть осталось, и уедем.
— Ты уедешь. Ты. А Миша тут останется. Из жалости же! Он с тобой был из жалости. Ну и ради тела твоего молодого! Миша понимает толк в женщинах, выбирает красивых. Ты красивая, тут не поспоришь, вот он и клюнул. Ну и, поди ж ты, пианистка. Он и размяк весь, глупенький. Когда его фирма развалилась, он бы мог уехать, ему место предлагали, но из–за тебя, угрицы, остался. Из–за тебя жизнь, карьеру свою поломал. А теперь, видишь, уехал. Сколько у него рейс должен был длиться? Уж три дня, как вернуться сыночек мой должен был. Что–то случилось! С ним что–то непременно случилось, а всё из–за тебя! — Полина истерично всхлипнула, потом как будто успокоилась, высоко вскинула подбородок. Вот она какая! Она встречает все трудности и горести с высоко поднятой головой, она, Полина Викторовна Стрешина, достойная и уважаемая женщина. — Я думаю, — продолжила она уверенно, — нечего тебе его ждать. Не семья вы, видно же, что не семья. Так только, иллюзия! Найдет он себе другую женщину, заживут хорошо, правильно. И поверь мне, это будет честно. И тогда уж своих внуков я буду привечать и баловать. А твоего Сашу, извини, никогда не приму. Ну не могу я, противно мне, что кто–то чужой через него в нашу семью корни пускает. Не могу! И не бывает так, как в сказке, Ирочка! Ты ошиблась, запуталась. Поезжай домой, там твоё место.
Полина Викторовна встала, открыла шкафчик, вынула оттуда графинчик с мужниным коньяком. Коньячок всегда помогал ей от головных болей, да и от плохого настроения.
— Твоё здоровье, Ирочка! — Выпила залпом, как водку, обожгла горло, задышала судорожно, скривилась, выловила из чая лимон, стала грызть его зубами.
Но красным ноготкам потек сладкий чай, закапал на стол. Полина Викторовна отвернулась к окну. Аудиенция была окончена, холопы и прислуга могут удалиться…
— То есть вы нас выгоняете? Я правильно поняла? — спросила Ирина.
— Вот это точно. Выгоняю. Ради будущего своей семьи я вас выгоняю. И пожалуйста, сделай так, чтобы твои ученички больше в мой дом не шастали! Всё, иди.
Ирина хотела что–то сказать, возразить, попытаться уговорить Полину Викторовну оставить их хотя бы на день–два, пока Ира не найдет им с Сашей комнату или, на худой конец, угол. Но хозяйка ясно дала понять, что от своего решения не отступит…
Сашка подслушивал под дверью, мало что понял и теперь испуганно смотрел на мать, а та уже кому–то звонила.
— Таисия Андреевна? Здравствуйте, это Ира. Извините, но нельзя ли мне с ребенком пару дней побыть в школе, а потом я найду нам жилье. Ну да, нам негде… Что? Проверки? Ну мы же на одну ночь только! Там же есть комнатка… Нет? Хорошо, извините… — Она ещё кому–то набрала. — Наташа! Привет. Слушай, а нельзя мне у тебя перекантоваться с Сашкой, я… — Ирина уже не могла говорить спокойно, начинала всхлипывать. — Нет? Ладно…
Ира тоже много всего оставила в той, рязанской, теперь уже прошлой жизни: и работу, и подруг, и родителей. А работа была хорошая, и платили немало, но Миша уговорил поехать с ним в столицу, сказал, что там в сто раз лучше Сашке будет, больше возможностей, культура и медицина опять же… Ира согласилась, а теперь что? Ехать обратно надо. Но дома мама, она тоже Ире не рада будет.
«Уезжаешь? От родных–то уезжаешь? И с кем? Он никто тебе, Ирка, ты пойми! Никто! А мы и тебя, и Сашеньку растили, я и папа твой. Уедешь, считай, что нет больше нас, поняла? Ребенка тащишь неизвестно куда, а Михаил твой замуж–то не зовет тебя. Поиграет и бросит! — Ира вспомнила, как мать отчитывала её уже на пороге, когда собрали все чемоданы. — Ну раз ты всё же решила, пеняй на себя. От нас помощи не жди. Или лучше Сашу оставь, выходи замуж, рожай ещё себе другого ребенка, а мы внука вырастим, справимся!»
Ирина тогда сына не оставила, забрала. А теперь мама на вопрос, можно ли она приедет, сказала, что сожалеет, но пустить их не может.
— Мы же ремонт начали, в твою комнату все вещи перенесли, и сами там живем пока. Это надолго, Ира, так что… Нет, ты пойми нас… — Мама пыталась как–то оправдаться, но Ира слушать не стала, попрощалась и нажала «отбой».
Да, для матери её беременность, Сашка были ударом. Ну как же! Приличная семья, дочка — отличница, умница, послушная, а тут такое! Как будто Ира не человек, она кто–то выше, а значит, всё человеческое ей должно быть чуждо… Мама, Ольга Николаевна, даже в консультацию с дочерью не ходила, то ли стеснялась косых взглядов, то ли брезговала. Кто отец ребенка, Ира так и не сказала. И тому парню, с которым она познакомилась в Геленджике, гуляла и купалась, тоже ничего не написала. Зачем?.. У него своя жизнь, не стоит ломать её. Ира уж как–нибудь сама, она так решила.
Когда она встретилась с Мишей, то он сразу стал за ней ухаживать, позвал гулять, а она на первое свидание привела Сашку, тому было года три тогда, мальчик снизу вверх смотрел на чужого дядьку, который ему почему–то улыбнулся.
Миша, конечно, в лице изменился, Ира это заметила, растерялся. Он–то думал, что они с Ириной пойдут на каток, а потом в кино, и дальше всё будет романтично и просто…
Они тогда поехали гулять в парк, Миша купил булку и кормил уток, а Сашка смотрел и смеялся. Миша тоже смеялся.
— Какой хороший у тебя сын! — сказал он, проводив Ирину до подъезда. — Как думаешь, я ему понравился?
Ира пожала плечами. Какая разница, если Миша уж точно больше не придёт и не позвонит! Она и не ждала.
А он позвонил. Они опять гуляли, играли с Сашкой, потом сидели в кафе, разговаривали, держались за руки, как подростки, а Сашка спал, уткнувшись с Мишино плечо носом.
Это было сказкой, настоящей, всамделишной. Один случай на миллион! И Ирина вытянула свой счастливый билет!
Михаил ещё два раза был в командировке в их городе, а к осени предложил Ире жить вместе.
— В Москве, естественно, — добавил он. — Поживем у моих, мама поможет с Сашкой, он ей понравится, я уверен, а ты пока устроишься на работу и…
Иринка сначала только улыбалась, слушая, как он всё красочно обрисовывает. Да ерунда это всё! Нужна она там, как же, в Москве, да ещё с ребенком!
— Ты думаешь, я наивный и глупый? Я серьезно, Ир! Ну давай попробуем! Там распишемся, заживем! — Миша говорил горячо, раскраснелся, его руки чуть дрожали от волнения.
— Я думаю, что ты спешишь, — пожала Ирина плечами. — И твои родители точно не согласятся.
— Значит будем снимать квартиру, — тут же возразил парень. — Ир, ну дай мне шанс…
Ира сдалась…
Полина Викторовна встретила их в прихожей, спокойно и как будто по–доброму разговаривала с будущей невесткой, «держала лицо». С Сашкой же чуть суховато, без сюсюканий, да оно и понятно.
Обустроились, Миша разместил «почти жену» и «почти сына» в своей комнате. На кухне тоже как–то разобрались.
Мишин отец, Роман Григорьевич, на Ирину смотрел настороженно, не юлил, не надевал маску доброты и открытости. Она — чужая, пришлая, незнакомая, уже с огромным багажом прошлого. Какая она — только время покажет, а пока — ровные, прохладные отношения. Это всё, что мог дать Роман Григорьевич своей «почти невестке».
С работой повезло. Ирина быстро устроилась аккомпаниатором и преподавателем в музыкальную школу, набрались и ученики для репетиторства.
— У вас очень хороший инструмент! — Ирина провела рукой по клавишам старенькой «Лиры». — Немного настроить, и будет потрясающий звук. Надо же…
— Да, — кивнула Полина Викторовна. — Настройте. Повезло тебе, Ирочка! Счастливица! — язвила она.
Им было тесно на одной кухне, в одной квартире, в одном городе. Им было не разделить Мишу напополам. Обе это понимали, но молчали, ждали, когда сбудется Мишино «снимем квартиру»…
Ну а теперь уже не надо. Ира уедет, и всё.
Она раз пять звонила мужу, хотела сказать, что уезжает обратно, домой. Но Миша не брал трубку, а потом как будто и вовсе выключил телефон.
Ладно, она напишет ему, он прочитает сообщение и всё поймет. А пока…
— Мам! Мама! Темно же, куда ты собираешься?! — испуганно смотрел на Ирину сын, а она кидала в чемодан его и свои вещи, нырнула под кровать, нашла Сашины тапочки, какие–то машинки, тоже бросила к вещам.
— Мы поедем к бабушке, моей маме. Саш, ты одевайся пока, нам надо успеть на поезд. Поедем домой, ты там родился, — нарочито весело стала уговаривать сына Ира. — Давай скорее!
— А папа? — глядя на неё исподлобья, спросил мальчик. Сашка называл Мишу отцом, выходило это у него легко, как будто так было всегда.
— Я папе напишу, он к нам туда приедет. Сашка, у него же машина! Он куда хочешь приедет!
— Это из–за того, что я разбил фигурку? — тихо уточнил Саня, тоже стал сгребать свои вещички в кучу.
— Нет. Просто мне неожиданно дали отпуск, и вот, мы едем! Ну, всё готово. Одевайся!..
Полина Викторовна, погладив графинчик, встала у окошка, залюбовалась кленами во дворе, пылающими, как ярко–красные костры, желтыми липами, голыми ветками каштанов. И Ирой, тащившей по асфальту чемодан.
— Даже не попрощалась! — обиженно покачала головой Полина Викторовна. — Обиделась? А я права! Права, и она поймет! Потом, когда её нагулянный Сашенька тоже приведет в дом девчонку без рода, без племени, да с приплодом, и назовет её своей невестой. Тогда Ирка всё поймет!..
Ира стояла на автобусной остановке и рассматривала расписание. Она просто смотрела на эти цифры, но они путались, прыгали, а потом поплыли, потому что кто–то налил на Ирино лицо воды. Или это были слёзы? Да нет! Ну какие слёзы?! Ира же сильная, она не станет плакать из–за того, что случилось. И Сашку нельзя пугать.
— Ира? Вы что здесь? — Рядом с беглецами остановилась девушка. Ира видела её пару раз, она заходила в гости к Полине Викторовне. Её звали, кажется, Леной. — С чемоданом? Ира, вы уезжаете? А как же Миша? — не отставала девушка. — Вы куда собрались–то?! — громче спросила она, развернула Иру к себе.
— Домой, — коротко ответила Ира, стиснула Сашкину руку в своей ладони. Тому стало больно.
— Куда домой? — Лена оказалась на редкость любопытной.
— К себе домой. Извините, нам надо на станцию, на поезд. А автобуса всё нет и нет! И расписание не работает, и Мише я не могу дозвониться, и… — Ирина всхлипнула, закусила губу, шумно вдохнула. Сейчас она, наверное, похожа на лошадь, с её–то широкими ноздрями и крупными чертами лица. Ну и пусть, кому какая разница…
— Ира, поездов сегодня уже не будет, времени–то сколько уже! Вы чего на ночь–то глядя?! Завтра можно уехать. Ирина, вы плачете?
Ира отвернулась, Сашка засопел, выдернул руку, спрятал её в карман курточки.
— Тааак, понятно. Идите–ка вы за мной! — объявила Лена. — Да отдайте вы чемодан, чего вцепились–то?! Саша, пойдем. У меня дома есть кот. Ты любишь котов?
Мальчик кивнул и посмотрел на мать.
— Ирина, вы просто сейчас простудитесь и никуда не уедите, это глупо. Пойдем ко мне! — Лена мягко потянула Ирину за рукав, пришлось идти…
… Лена жила в соседнем доме, совершенно одна в большой трёшке. В гостиной стенка, заставленная сервизами и книгами, диван и круглый стол. В другой комнате — Ленина спальня с большой кроватью и туалетным столиком. В третьей комнате разместилась мастерская. Лена шила платья на заказ, работала в ателье, но много шила и частным образом. Стол для раскройки материала, полки с тканями, швейная машинка на специальном столе и даже маленький подиум с зеркалом в пол — всё продумано и очень подходит одно к другому.
Ира мельком разглядела всё это, когда Лена устроила ей мини–экскурсию.
— Ага… Ну, вас тогда в гостиной положим. Диван раскладывается, будет удобно. Я встаю не рано, но ты не стесняйся, шуми, как тебе нужно. Саше надо в садик? — спросила хозяйка, Ира кивнула. Миша выбил ему место в садике в трёх остановках от дома. — Хорошо. Ты сама же отведешь? Я на «ты», ладно? У нас театр пантомимы или наконец скажешь хоть слово? — не выдержала она. — Саша! Там, в моей комнате, на кресле лежит Бориска. Он очень любит ласковые объятия. Иди и погладь кота по голове. Не бойся, он смирный.
Саша опять посмотрел на мать. Он ничего не станет делать, пока она не разрешит!
— Иди уже, Саша. Мама не против! — подтолкнула его к двери Лена. — А мы пока чай организуем. Ира, ты поможешь?
Гостья кивнула, потом вдруг сказала:
— Мы лучше пойдем. Неудобно. К матери поеду, так будет правильно.
— Поедешь. Завтра и поедешь. А сегодня уже вечер, Саше спать пора скоро. Он голодный ещё небось! Вы мне не помешаете, правда! Может, кофе заварить? Ой, у меня такой потрясающий кофе! Клиентка одна подарила. В холодильнике котлеты, их надо пожарить. Макароны будете?
Лена суетилась на кухне легко и по–домашнему расслабленно, болтала, рассказывала что–то о клиентах, платьях и костюмах. Ира кивала. Лена сунула ей в руки огурец, велела порезать в салат.
— …А потом, представляешь, в очередную примерку она пролила на платье гранатовый сок. Гранатовый, Ира! И пришлось мне всё шить заново, как Золушке, за одну ночь. Ну я, конечно, взяла с неё оплату двойную, она не сопротивлялась и… Помидор вот ещё, а там перец есть. Сметану я забыла купить, будем с маслом делать. Саше можно оливковое масло? А хлеба вам дать? Хотя какой хлеб к макаронам… Нет, всё же отрежу… Ир! — вдруг закричала Лена. — Ира! Я больше не могу говорить сама с собой, я как будто из психушки сбежала! Ну чего у вас там с Мишей стряслось–то?
Ирина вздрогнула, нахмурилась, помотала головой.
— Извини… Миша в рейсе, с ним у нас ничего не стряслось. Просто мы загостились, и Полина Викторовна нам об этом напомнила. Нет, она права, наверное…
— Понятно. Не выдержала душа поэта… — протянула Лена. — Она всегда очень высоко ценила Мишеньку и свою с ним связь, — накрывая на стол, пожала плечами хозяйка. — Он всегда ей обо всём рассказывал, советовался, а тут вы… И без её на то благословения! Смешно, но она всегда считала, что мы с Мишей должны пожениться. Вместе учились в школе же, дружили, уроки вместе делали! Да и мои родители её полностью устраивали. Она мне об этом так и сказала как–то, представляешь?! Мол, ты будешь хорошей парой Мишеньке, и твои родственники мне нравятся. А кто она такая, чтобы ей мои родственники обязательно нравились? А? — Ира пожала плечами. — Вот и я не знаю. Когда она поняла, что мы с Мишей просто приятели, то очень расстроилась. Пришла, плакала тут, на этой самой кухне, вот на этом самом стуле, — Лена показала на стул, Ира тут же отпрянула, как будто дух Полины Викторовны всё еще сидел на нём. — «Вы просто молоды!» — говорила она. «Миша строит карьеру, ты, Леночка, тоже успешная молодая леди...» Да, так и сказала — «леди», прикинь? А я стою перед ней в трениках, которые на коленках пузырятся, и майке! — Лена улыбнулась. — В общем, я — товар, у них есть купец, бла–бла–бла… Сашка! Иди ужинать!
Бориска привел Сашу ужинать, сам уселся напротив, как будто следил, чтобы мальчик хорошо ел. Саня выуживал из тарелки огурцы, накалывал их вилкой, отправлял в рот. Бориска довольно кивал.
— Ир, ну так чего там? — Лена поставила перед гостьей тарелку, подтолкнула кетчуп в стеклянной бутылке, тот поехал по столешнице. — Вина? Нет? Ладно.
— Полина Викторовна сказала, что нам пора уехать. Мы мешаем, портим Михаилу жизнь, мы не те, кто ему нужен, и Сашка мой… Ну, не его же сын. Я нагуляла себе ребенка, а теперь воспользовалась Мишей. А я же с самого начала не хотела ехать. Я же не какая—нибудь наивная дурочка, верящая в сказки. Так и правда не бывает! Это только в кино и царевну, и приплод берет в жены благородный человек, почти полубог. И любит ведь её и приплод этот. Но кино — это только кино…
Лена рассмеялась. У неё, оказывается, был приятный, мелодичный смех, как будто кто–то пробежался пальчиками по струнам арфы. Вот это — правильный, достойный смех. А Ира смеётся «по–простому», иногда даже повизгивает, если её щекотать. Сашка, кстати, тоже…
— Ой, да мы все такие, Ира! Мы все верим в сказки, хотим верить! Иначе не выжить! Ты ешь, ешь! Ну так вот! — дожевав листик салата, продолжила Лена. — Если не верить, что нам повезет, что на нашей улице тоже проедет кортеж принца, то совсем будет грустненько. Я верю, что вот завтра–таки мне достанется место в автобусе. А послезавтра я заработаю миллион и возьму машину в кредит и…
— Мечтать можно, когда тебе семь или десять лет, — перебила её Ира. — А когда тебе под тридцать и у тебя сын, то надо работать, жить как–то, просто существовать. Самой.
— Можно и самой. Только зачем? Ну почему? Почему Миша не имеет права попробовать себя в образе принца с тобой? Ну, где написано, что это запрещается? Кто вбил нам в головы, что надо надеяться только на себя?! — Лена в сердцах грохнула по столу рукой, Саша пискнул, Бориска укоризненно посмотрел на хозяйку. — Ладно, извините. Так вот! Ира! Мне Мишка все уши про тебя прожужжал, и про твоего сына тоже. Встретились на улице, я думала, поздороваемся и всё, а он мне как давай рассказывать… Он сказал, что ты играешь на фортепьяно и поешь, и Саша умеет рисовать звездочку «в его–то годы»! Вот у меня, Ира, два племянника. И я вообще не знаю, умеют они рисовать эту самую звездочку или нет. А почему? Потому что я к ним немного равнодушна. Да, вот такая я тётя плохая. А Миша… Он, как тебя встретил, даже выглядеть стал по–другому, как будто изнутри светился. Конечно, когда его проклятая фирма разорилась, это его сильно выбило из колеи, но я думаю, что, если бы не ты, он бы так быстро не переключился на другую работу, спился бы, жалел себя в уюте и мамином тепле. Да, возить грузы после того, как ты был логистикам, причем весьма успешным, так себе карьера. Но это же просто полоса. А дальше будет что–то ещё! Если бы тебя рядом не было, он бы дома сидел, раны свои зализывал, безработный и очень несчастный.
— Полина Викторовна сказала, что его звали куда–то, но он не поехал из–за нас, — перебила её Ира, встала, налила Сашке чай. — Извини, я похозяйничаю? Тебе тоже чай?
— Не, я кофе. У меня ж кофемашина! Зверь–механизм! Сядь, я нам сейчас всё сделаю. Ну да, Полина Викторовна его бы отпустила, как же! Да она в шестом классе ему бутербродики приносила после уроков, чтобы перекусил перед кружками, что только не жевала за него. Мишка краснел, гнал её, прятался, а потом прилюдно наорал, она ходить перестала, но организовала какой–то там родительский контроль за пищеблоком, наведывалась, «снимала пробу», а то вдруг Мишенька отравится. Поэтому даже не думай! Ни в какую Монголию она бы его не отпустила. А именно туда и звали. Она ещё та артистка, Полина Викторовна. Мне иногда интересно за ней наблюдать. Стоит в магазине: мимика, пантомимика, а слова–то какие подбирает, слова! Ей в театре надо было играть, а она в каком–то отделе с бумажками возилась. Ты, Ира, мне кажется, для Миши как спасательный круг. Ты совсем другая, нежная, хрупкая, он может о тебе заботиться. А не мама о нем. Так, звони ему! — вдруг приказала Лена. — Ну должен же он когда–то появиться в сети.
Он появился, слушал Ирин лепет, потом трубку выхватила Лена, всё объяснила доступным языком. Михаил велел всем оставаться на местах и отключился.
— Ты его любишь? — спросила тихонько Лена, когда уложили Сашку спать. — Вот чтобы по–настоящему?
— Я не знаю, как «по–настоящему», — призналась Ирина. — Просто люблю.
— Ну и хорошо. Тогда я спокойна. Идем, тебе тоже пора спать. Завтра Миша приедет и всё разрулит, он же логистик!..
Полина Викторовна, обхватив себя руками за плечи, стояла у окна и слушала, как распекает её сын. Он сказал про все, и про бутерброды в шестом классе вспомнил, и как она ему рейтузы сунула в рюкзак, а поход тот был летом, и про то, как Лену ему сватала. В общем, многое вспомнил.
— Ничего не упустил, сынок? — дождавшись паузы, спросила Полина Викторовна.
— Ничего! Мама, хватит решать за меня! Хватит лезть в мою, отдельную от твоей, жизнь. Теперь и в плане жилплощади она будет отдельная! Я нашел нам квартиру, мы с Ирой и Сашей там станем жить и распишемся через месяц! Это моя жизнь, и ты не смеешь решать… — распалялся Миша, строго глядя на Полину спину.
Женщина кивала, со всем соглашалась, а потом повернулась и тихо ответила:
— Прости, сынок, что очень люблю тебя, прости, что забочусь. Это, наверное, и правда, лишнее. Я поняла, ты меня увольняешь. Ты теперь сам по себе. С Ирой, конечно же. Ну что ж…
И села на стул, несчастная и поникшая.
— МХАТу сто лет, мама! Браво. Значит так, я к своим! — При слове «своим» Полина брезгливо сжала губы. — Мы собираем вещи. Если что–то надо оставить, ты скажи, я трогать не буду. Всё, мама! И не смей плакать!
Вот примерно так же он кричал на неё из–за бутербродов, а она стояла с этими несчастными бутербродами, завернутыми в бумажку, посреди холла, и любовалась своим маленьким воином, своим Отелло и гладиатором, Михаилом Македонским, если хотите! Обожала она его, а вот делиться с кем–то не хотела. Но пришлось…
Свадебное платье шила Ирине, конечно же, Лена. Ничего особенного, без блесток и кружавчиков, просто красивое платье, просто широкий пояс на осиной талии, просто вышивка по лифу. Полина Викторовна подарила невесте сережки с жемчугом, очень подходившие к образу. Ирина мама привезла туфли, в них она сама выходила замуж. Все помогали готовиться к свадьбе, даже кот Бориска, который позволял волнующемуся Саше трепать себя за ушами.
— Лена! Это шедевр! — улыбнулась Ирина, рассматривая себя в зеркало.
— Нет. Это просто платье для просто принцессы. Мы ж все принцессы, Ира, ты не забывай! Чуть–чуть волшебства нам необходимо, иначе мир станет серым. И верить в это волшебство надо обязательно, разрешить себе верить в своё счастье. Чур, букет мой, ладно? — Портниха кокетливо рассмеялась. И у неё будет свой принц. Вот завтра или послезавтра он зайдет к ней в ателье и сразу влюбится. Правда–правда! Главное верить во всё хорошее, даже в самое невозможное!
(Автор Зюзинские истории)
Следующая публикация
Комментарии 39
Счастья вам, люди, в Новом году, в жизни!