ХОЗЯЮШКА

Дедушка Семён был молчаливым человеком. Мог целый день работать в огороде, изредка бросая односложные фразы. Но когда дело касалось земли, в его глазах загорался особый огонёк. Приезжала к нему в деревню каждое лето с семи лет. Пока мама с бабушкой готовили обед, я бегала за дедушкой по участку. Он медленно шёл между грядками, останавливался, разглядывал каждый куст. — Дедуля, а почему ты укроп в картошку сеешь? — спрашивала я, цепляясь за его широкие брюки. — Так они дружат, — отвечал он, не поднимая головы. — А как дружат? — Помогают друг другу. Картошка укроп от жары прикрывает, а укроп картошку от жуков. Мне было восемь лет, и это объяснение казалось вполне логичным. Растения дружат, как люди. Почему бы и нет? Картофельные грядки у дедушки выглядели необычно. Между ровными рядами кустов зеленели пушистые куртины укропа. Не специально посаженные, а как будто сами выросли. Хотя я видела, как дедушка аккуратно рассыпал семена после посадки картошки. Урожай он собирал всегда хороший.

Стояла в очереди в музей на выставку "Сокровища Древнего Египта" и жалела, что согласилась на эту затею. Подруга Лида уговорила весь январский вечер — мол, культурно развиваться надо, а не только по магазинам ходить. А я думала о том, что лучше бы дома сидела с кремом на лице. В свои тридцать девять выглядела на все пятьдесят. Последний год развода с мужем превратил меня в серую тень. Кожа потускнела, морщины углубились, глаза потеряли блеск. Косметолог в поликлинике развела руками: "Стресс, возраст, гормоны. Что поделаешь". Наконец очередь сдвинулась. В зале было полутемно, витрины подсвечивались мягким жёлтым светом. Древние амулеты, папирусы, украшения. Красиво, но скучновато. У витрины с косметическими принадлежностями египетских женщин остановилась надолго. Каменные палетки для растирания красок, бронзовые зеркала, флакончики для благовоний. Табличка гласила, что египтянки славились красотой во всём древнем мире. — Интересуетесь? — раздался голос за спиной. Обернулась. Пожилая же

Когда социолог Анна Корнилова прилетела в Рейкьявик изучать скандинавскую модель общества, она думала, что знает об Исландии всё. Викинги, гейзеры, северное сияние — стандартный набор ассоциаций. Но уже в первый день её представления о "суровых северянах" были разрушены в пух и прах. Выйдя из аэропорта, Корнилова увидела, как прямо на автобусной остановке десятки детских колясок стоят без присмотра. Младенцы мирно спали на морозе, пока родители пили кофе в соседнем кафе. "Где родители? Детей украдут!" — запаниковала российская исследовательница. Прохожие смотрели на неё как на сумасшедшую: "Зачем кого-то красть? Дети спят на свежем воздухе, это полезно." За два года жизни в Исландии Корнилова собрала коллекцию местных особенностей, которые русскому человеку покажутся абсурдными. Исландцы живут по законам, которые кажутся утопией — или полным безумием. Самая шокирующая особенность исландского воспитания — младенцев выносят спать на улицу в любую погоду. При минус 15 градусах коляски с

Прошлой осенью разбирала шкаф и наткнулась на колготки. Плотные, когда-то дорогие, но со стрелками и затяжками. Рука уже потянулась к мусорному ведру, но остановилась. Качественные ведь, эластичные. Выбросить жалко. Не знала тогда, что эти колготки станут причиной самого неожиданного дачного эксперимента в моей жизни. И что через год соседи будут останавливаться у моих грядок с открытыми ртами, а муж перестанет подшучивать над моими "безумными идеями". История началась не с колготок. История началась с моих позорных отношений с перцем. Пять лет подряд одно и то же: покупаю рассаду, высаживаю с надеждой, ухаживаю по всем правилам. А осенью подсчитываю урожай — 2-3 скрюченных перчика с куста. Соседка Валентина Петровна в это время таскает вёдрами, хвастается на всю деревню. Муж каждый год утешал: "Может, сорт не подходит?" А я упрямо покупала "Калифорнийское чудо" — у всех же растёт. Проблема была не в сорте, проблема была во мне. Точнее, в том, что я никак не могла понять, чего хочет э

Сидела в коридоре поликлиники на продавленном пластиковом стуле и чувствовала, как голова становится ватной. Уже одиннадцать утра, а я пришла к восьми. Талончик с номером 47, а на табло мигает 12. В глазах мутнело от усталости — последние полгода жила на кофе и силе воли. Работа в строительной компании высасывала все соки. Дома двое детей и постоянные домашние дела. Ложилась в час ночи, вставала в половине шестого. К обеду еле держалась на ногах. Рядом на такой же неудобной пластмассе сидела пожилая женщина. Лет семьдесят, но спина прямая, глаза ясные. Смуглая, с высокими скулами, явно не русская. В руках держала потёртый металлический термос, от которого шёл необычный запах. Не сладкий, как от чая с сахаром. Не горький, как от кофе. Что-то другое — насыщенное, сытное. Запах напоминал кухню, где готовят что-то домашнее и питательное. — Простите, что это за чай? — не выдержала я, когда женщина отвинтила крышку и запах усилился. — Чай наш, степной, — ответила она с мягким акцентом. — Кал

Сидела в китайском ресторанчике на улице Маяковского, тыкала палочками в остывшую лапшу и думала, что жизнь окончательно пошла под откос. Развод через месяц, на работе сокращения, а в зеркале напротив отражалось лицо сорокадвухлетней женщины с глубокими морщинами у рта и мешками под глазами. За соседним столиком сидела китайская семья — бабушка, дочь и внучка лет пятнадцати. Все говорили по-китайски, громко, перебивая друг друга. Но больше всего поражала бабушка. Ей явно было за семьдесят — по рукам, по походке, по тому, как внимательно дочь к ней относилась. А лицо выглядело лет на пятьдесят пять. Кожа плотная, почти без морщин, глаза ясные. Официантка принесла мне счёт. Тоже китаянка, лет сорока, но выглядела на двадцать пять. Лицо свежее, кожа будто светилась изнутри. Я невольно потрогала свою щёку — дряблую, с расплывшимся овалом. — Простите, — не выдержала я, — а как вы так хорошо выглядите? Какими кремами пользуетесь? Она удивилась вопросу: — Кремы дорогие, а толку мало. Я ложкам

Поликлиника в понедельник утром — место особого рода страданий. Люди сидят мрачные, больные, каждый думает о своих проблемах. Я листала журнал трёхлетней давности и косилась на часы. Запись на девять, а уже половина одиннадцатого. Рядом устроилась пожилая женщина с тёмными глазами и седыми волосами, аккуратно убранными в пучок. Руки рабочие — в пятнах от земли, ногти коротко подстрижены. Говорила по телефону на армянском, голос мелодичный, но усталый. Закончив разговор, она вздохнула и обратилась ко мне: — Долго ждёте? — Уже час. А вы? — Полтора. Но ничего, привыкла. В Ереване и того дольше ждали. Разговорились. Рипсиме Ашотовна оказалась из тех людей, с которыми легко общаться. Рассказала, что в России тридцать лет, работала на заводе, теперь на пенсии. Живёт одна, дети разъехались. — Хорошо хоть дача есть, — сказала она. — Без земли не могу. В Армении у нас сад был, виноград... В её голосе прозвучала такая тоска, что стало неловко. Попробовала перевести разговор: — А здесь что выращи

Автобус сломался где-то между Сухумом и Гагрой. Водитель долго возился с двигателем, потом развёл руками — ехать дальше не получится. Пассажиры разбрелись кто куда, кто-то вызывал такси, кто-то пытался поймать попутку. Я стояла у дороги с рюкзаком и пониманием, что до Гагры добираться придётся завтра. Уже вечерело, а на телефоне показывало "нет сети". Классический туристический кошмар. — Девочка, куда ехать собираешься? — обратился ко мне пожилой мужчина лет шестидесяти, который ехал в том же автобусе. — В Гагру. Но придётся переночевать где-то здесь. — Пойдём к нам, — предложил он просто. — У нас гостевой дом недалеко. Обычно я осторожна с незнакомыми людьми. Но что-то в его лице внушало доверие. Да и выбора особого не было. Дядя Гиви — так представился мой спаситель — повёл меня по горной тропе. Минут двадцать шли молча, я пыхтела с рюкзаком, он шагал легко, будто на прогулке. — Далеко ещё? — спросила я, запыхавшись. — Совсем рядом, — улыбнулся он. Дом оказался старинным, каменным, у

Стою на своих шести сотках в начале мая и понимаю: проиграла войну с сорняками. Одуванчики захватили газон, как десантники вражескую территорию. Лебеда выше забора. Крапива оккупировала дальний угол участка, где планировался цветник. А пырей пророс сквозь агроволокно и теперь торжествующе колышется там, где должны расти помидоры. За три года борьбы перепробовала всё. Полола вручную до мозолей на ладонях. Покупала дорогие гербициды, которые убивали сорняки на месяц, а потом они вырастали с удвоенной силой. Мульчировала, укрывала чёрной плёнкой, сеяла сидераты. Результат один — сорняки побеждают. Соседка Валентина Петровна каждое утро выходит полоть свои грядки. Дергает траву с ожесточением человека, ведущего личную войну. У неё участок в два раза больше моего, но выглядит безнадёжно — везде торчат зелёные враги. — Замучили эти сорняки, — вздыхает она, разгибая спину. — Выполешь сегодня, а завтра они опять лезут. И тут мне попался документальный фильм про австралийских аборигенов. Показ

Стою перед зеркалом в ванной и рассматриваю своё лицо. Тридцать восемь лет, а выгляжу на все пятьдесят. Мешки под глазами, морщины вокруг рта, кожа тусклая, как старая простыня. Крем за три тысячи рублей не помог. Сыворотка "с эффектом лифтинга" тоже оказалась пустышкой. Подруга Света вчера случайно обронила: — Ты что, не спишь? Выглядишь усталой. Спать-то сплю. Просто время берёт своё. А денег на серьёзную косметологию нет — ипотека съедает всё. И тут вспомнила документальный фильм про гейш, который смотрела месяц назад. Поразило не их мастерство игры на сямисэне, а одна деталь. Рассказывали, что гейши умывались водой, в которой варился рис. И кожа у них до старости оставалась фарфоровой. Звучало как сказка. Но в интернете нашла подтверждение: рисовая вода действительно была основой японского ухода за кожей веками. Не только гейши — все японские женщины использовали её. Принцип показался логичным. Рис содержит витамины группы В, аминокислоты, минералы. При варке часть полезных веществ