Истории от историка

Иван IV Васильевич Грозный — первый царь Руси, один из самых грамотных правителей того времени, реформатор судебной системы, военной службы, государственного управления, покоритель Астраханского и Казанского ханств. За время его царствования территория Руси увеличилась почти вдвое. Грозный многого достиг на международной политической арене, поддерживая единоличную диктатуру в стране казнями, опалой и террором. Неудобный царь стал постоянным раздражителем для европейских держав, которые описывали Ивана IV как кровавого тирана. Однако я предлагаю читателю иной взгляд на русского царя, который, возможно, изменит его отношение к эпохе Ивана Грозного. Теперь моя книга доступна в электронном варианте.

Одним из первых, кто пытался убить Бенито Муссолини, был итальянский социалист Тито Дзанибони. В дальнейшем нападения на итальянского лидера происходили регулярно, словно по графику. 7 апреля 1926 года на курок револьвера нажала 50-летняя ирландка Виолетта (Вайолет) Гибсон. Выстрел был произведён из револьвера St. Etienne 1892. Гибсон стреляла Муссолини прямо в лицо, когда он шёл в толпе после произнесения речи. Но пуля лишь задела нос диктатора. а второго выстрела не последовало — револьвер заклинило, а террористку спасло от немедленной расправы вмешательство полиции. Муссолини посчитал ранение «мелочью» и заявил, что не хотел бы умереть от рук «старой, уродливой, отталкивающей» женщины. Об этой женщине известно немногое. Жизнь её сложилась весьма печально. В возрасте 32-х лет Вайолет Гибсон была помолвлена с художником, однако он скончался до свадьбы. Здоровье самой Гибсон оставляло желать лучшего. Она перенесла скарлатину, перитонит, плеврит и краснуху. В 1922 году у нее случился н

Представляю вам мою книгу «Названный Лжедмитрием» (обложка худ. О.Коробовой). Книга доступна в бумажной и электронной версиях. Вы можете заказать у меня книгу с дарственной надписью — себе или в подарок. Заказы принимаю на мой мейл cer6042@yandex.ru *** 15 мая 1591 года в Угличе произошло событие, во многом предопределившее дальнейший ход русской истории. При загадочных обстоятельствах погиб восьмилетний царевич Дмитрий — последний отпрыск Ивана Грозного. А может, и не погиб — на этот счет у историков существуют различные мнения. От ответа на этот вопрос во многом зависит наше восприятие событий Великой русской смуты 1605–1613 годов. Кому присягнули русские люди в мае 1605 года — Самозванцу или же все-таки истинному царевичу Дмитрию? Кто был убит годом спустя и чьим прахом москвичи зарядили пушку и выстрелили в сторону Литвы — Лжедмитрия или же законного царя, последнего Рюриковича? И наконец, кто же был канонизирован под именем царевича Дмитрия — настоящий сын грозного царя или какой-

Распад России начался именно после Октябрьской революции 1917 года, а не раньше. По большому счёту, требования украинских и финских самостийников до октября 1917 года не простирались далее автономии в составе России. Да и то Центральная Рада УНР, объявив автономию своим 1-м Универсалом, фактически упразднила ее 2-м. Финский Сенат, воспользовавшись большевистским мятежом в июле 1917 года, тоже заявил было об автономии Финляндии. Финские горячие головы разогнали подзатыльниками, а здание Сената заняли войска Временного правительства. Вот и весь "распад" до октября 1917 года. Но далее большевики издают Декларацию прав народов России, где разрешают отделяться всем желающим (впрочем, на выход пока что пошли одни финны, и Ленин мгновенно подмахнул бумажку об их независимости, даже не оговорив вопрос границы). Затем последовал разгон большевиками Учредительного собрания и узурпация власти антигосударственными силами, вопящими на весь мир о мировой революции и всеобщем общежитии без государств

«Суворов — от победы к победе» — моя первая книга. Написана 30 лет назад, но издаётся и читается до сих пор. Вот один из последних читательских отзывов: "Здравствуйте, уважаемый Сергей Эдуардович! Книгу получил, большое спасибо! Начал оценивающе перелистывать и не заметил, как "проглотил" первую главу. В моём "багаже" (и библиотеке) кроме детских книг и отдельных очерков есть "Суворов"  Олега Михайлова, Вячеслава Лопатина, и, конечно, Михаила Драгомирова. Ваша книга читается легко, с почти юношеским интересом и удовольствием. Читал раньше (также с удовольствием, хотя значительно медленнее) Ваши "Эпоху единства" и "Эпоху междуусобиц", но "Суворов" написан в немного ином стиле, и, кажется, это тот самый стиль, который научно-популярную литературу делает во всех отношениях действительно популярной.  Извините за многословие, просто с некоторых пор уверен, что хорошие слова надо успевать говорить сразу, как только они пришли в голову. С уважением, Олег, Тула. Книга теперь есть в электронном

«Я верю в будущее русского просвещения, в русского человека, в силу света и знаний», — говорил великий русский издатель Иван Дмитриевич Сытин, человек, который за 57 лет издательской деятельности выпустил не менее 500 млн. книг. В дореволюционной России поистине не было человека, который не знал бы сытинскую торговую марку «Товарищество печатания, издательства и книжной торговли». К началу ХХ века его издательство поглотило все другие крупные российские издательства. Каждая четвертая вышедшая в стране книга была сытинской. Его девизом было: «Дорогую книгу удешевить, а дешевую — улучшить». Ему первому удалось приучить широкие массы русского народа к чтению серьезной литературы. При этом Сытин шел на серьезный финансовый риск: почти два года выпускаемые им дешевые издания Льва Толстого, Лескова и других творцов русского слова не находили широкого сбыта и были откровенно убыточными. Успех пришел в 1887 году, юбилейный год смерти Пушкина, когда сытинский 900-страничный том, вобравший в себ

Флоберу приписывают фразу: «Какая, однако, дурная штука жизнь! Это суп, в котором плавают волосы, — и хочешь, не хочешь — ты выхлебаешь его весь». Набоков же, в ответ на эту цитату (которую его интервьюер приписал Льву Толстому), разумеется, ответствовал: «Моя жизнь — это свежий хлеб с крестьянским маслом и альпийским мёдом». Что до меня, то жизнь моя была не сахар, хотя и наградила диабетом. Супы же я никогда не любил и давно их не ем. Всё, что я пока что могу сказать о жизни, это то, что она полна случайностей и глубоко иронична в своей основе, свидетельством чему мои нижеследующие строки: СТАТУЭТКА На мир лукаво и довольно глядит фаянсовый божок. Смеётся он — ему не больно, что я забыт и одинок. На книжной полке, где с Платоном соседствует сухой Флобер, он слушает заворожённо музыку инфернальных сфер. …Его недавно взял я с полки и бросил с силою об пол, а философские осколки метёлкой пыльною подмёл. И как, спрошу на этом фоне я, не призадуматься, друзья, что не гармония — ирония

Читатель, с которым имеет дело историк чтения, всегда воображаемый. Термин imaginary reader указывает по меньше мере на три особенности. С одной стороны, читательская фигура не есть реально существовавший человек, это его тень, отброшенная документами, которые нам посчастливилось отыскать и изучить; по этим документам человека можно лишь вообразить. С другой — каждый автор воображает своего читателя. Наконец, не только письмо, но и чтение носит характер творческий: читая, мы фантазируем, т. е. воображаем. Мы расскажем о двух примерах, которые помогут понять, как историки чтения смотрят на феномен «воображаемого». Одна из задач историков чтения — изучить представления о чтении в разных культурах и эпохах, о подобающих, приличных или же, наоборот, запретных практиках чтения. Так, например, Ю. М. Лотман писал о читательницах эпохи романтизма, т. е. первой трети XIX века: «Женщина <...> должна быть бледной, мечтательной, ей идет грусть. Мужчинам нравилось, чтобы в печальных, мечтательных

Владимир возвратился в Киев осенью 987 г. и сразу приступил к последовательному выполнению взятых на себя обязательств. По известию Иакова Мниха, первым его делом было приобщить к новой вере свою семью – многочисленных жен и детей, а также всех ближних и дальних родственников: «Крести же ся сам князь Володимер, и чада своя, и весь дом свой святым крещением просвети и свободи всякую душу, мужеск пол и женеск, святого ради крещения». Вероятно, тогда же крестилась и княжеская дружина* (хотя ближние, старейшие дружинники могли принять крещение вместе с Владимиром в Царьграде). * Уверенность в том, что дружинники последуют за князем в вопросах веры, выражена в летописи словами Ольги, которая увещевала Святослава: «Если ты крестишься, то и все то же сотворят». С наступлением зимы Владимир с дружиной, видимо, по обычаю отправился в полюдье, во время которого распорядился, чтобы весной в Киев было сплавлено необходимое количество ладей-однодеревок*. Не позднее июня приготовления к походу были

В русском языке найдется немного слов, которые бы на протяжении веков столько раз меняли свой смысл, как слово «пошлость». Если вы откроете словарь Даля, то обнаружите неожиданную вещь: там «пошлость» находится под словом «пошлина». Действительно, оба эти слова производны от глагола пойти. В древнерусском языке пошлина — это старинный обычай, буквально — «что пошло есть», то есть повелось искони. Пошлый же означало «старинный, исстари ведущийся», «прежний, обычный». Однако в петровскую эпоху слово «пошлость» приобрело отрицательный оттенок и, как следствие, новое значение. Если в Московской Руси пошлое (то, что пошло, повелось) воспринималось как освященное традицией и потому безупречное, то теперь пошлое — это отжившее, безнадежно устаревшее. Например, «пошлые познания» — познания, отставшие от жизни. Спустя столетие значение слова совершило новый виток в своем развитии: в XIX веке пошлый — это «обыкновенный, заурядный, тривиальный, банальный». Тогда же образовалось существительное