«Половина особняка от Городовикова»

Воспоминания Болдыревой Елизаветы Нимгировны - Руководителя ветеранского клуба "Нам годы не помеха", руководителя общественного объединения "Дети войны".
Семнадцать лет мне стукнуло, когда мы, калмыки, вернулись из Сибири в пятьдесят седьмом. Город еще лежал в руинах, разрушенный, сожженный, грязные улицы без асфальта. Во время хозяйствования немцев были уничтожены практически все здания, кроме чудом уцелевших кинотеатра «Родина» и так называемого «Красного» дома, жить негде – и я, юная, сразу попала на стройку. В СУ-3 в бригаду к Пашке Басанкову. С утра до темна – кирпич, раствор, глина. Жили тут же, в бараках на площадке. Строили дома на «Сто первом квартале» из камышитовых плит, обложенных красным кирпичом, затем ДК профсоюзов, гостиницы в центре – это все мы, мое поколение, почти уже ушедшее… Тяжело было. Но в душе я носила тихую, сокровенную историю, рассказанную бабушкой еще в ссылке.
«Запомни, внученька, – говорила моя бабушка, Явашкиева Хохолын Кензя я уже в силу возраста не доживу когда нас вернут на родину, А ты – если встретишь Нону Горяевну Городовикову, то – скажи ей, что ты внучка, Кензи, которая нашла ей жениха. Меня назови, она вспомнит». А дело было так: приехал Басан Бадьминович, в 1938 году, перед окончанием учебы в военной академии им. Фрунзе, в Астрахань и задумал семью создать. Прикатил в Астраханскую область, где Нона училась, а жила-то она у моей бабушки! Бабушка его знала и при встрече спросила: «Яһҗ йовнч»? «Күүк хәәҗ йовнав, Гер авх кергтә» и добавил: «Годы идут, человек военный, надо семью создавать», – сказал он. А бабушка ему: «Ирәд хәлә. Бәәнә нег күүкн». И добавила: «Девушка у меня тут живет, студентка, (Нона), посмотри». Посмотрел. Высокая, статная, красивая. Вот бабушка их и поженила.
Эту историю я знала всю жизнь. Но обратиться к Ноне Горяевне? Или к самому Басан Бадьминовичу? Никогда не решалась. Казалось – связями тыкать, гордиться нечем, так мы были воспитаны.
А потом грянуло беда. Отец погиб в плену. Ссылка.В Сибири мама умерла. Сестренка Нина – в детдоме, маленький братишка – тоже в детдоме под Тюменью затем я его в Лагань (тогда Каспийский) перевела. А я? В бараке на стройке. Куда их забирать? Девчата из бригады говорили: «Лиза! Да иди к Басан Бадьминовичу, квартиру проси! Уговаривал и Пашка-бригадир: «Сходи, Лиза! Скажи про бабушку!»
Пошла. Сердце колотилось, как птица в клетке. Сидела в приемной, потом вошла. Он за столом. Строгий, внимательный. В голове звенело: «Скажи сейчас! Скажи, что ты внучка Явашкивой Хохолын Кензи! Что бабушка тебя с Ноной поженила! Он же точно поможет!» Но язык будто одеревенел. Ком в горле. Стыд. Так и не сказала. По сей день не сказала бы! Пришла на стройку, девчата окружили: «Ну что? Рассказала?» Махнула рукой: «Нет… Неудобно…»
А ему я выдохнула только правду, без прикрас: мама умерла, сестренка и братишка в детдомах далеко, жилья нет, привезти некуда. Он слушал молча, очень внимательно. Записал что-то. Ничего лишнего не спросил, не пообещал. Только тихо сказал: «Хорошо». Я ушла. Работа, усталость – забыла.
Прошло месяца два, а то и три. Как-то Пашка зовет: «Лиза, беги в отдел кадров! Срочно!» Испугалась: что натворила? Вбежала. Там мне протягивают бумагу: «Вот ордер. Улица Мира, дом 30. Половина особняка твоя». Не поверила ушам! Эти дома – из камышитовых плит, обложенные нашим же кирпичом, оштукатуренный нашими руками – мы сами строили! А теперь я – хозяйка половины особняка на Мира, 30! Благодаря ему. Благодаря Басан Бадьминовичу. Сказал – сделал. Без разговоров, без напоминаний, без моего «секретного» имени. Просто увидел беду. Услышал правду. Вот он какой человек был.
В этой половине особняка собралась моя семья. Я летала за Ниной – через Ашхабад к тетке, потом на самолете в Астрахань и затем попутными машинами в Элисту. Братика привезла из Лагани. Дом наполнился жизнью.
Видела я Басан Бадьминовича, потом не раз. На стройке – без охраны, пешком, в простом костюме. Смотрел, как работаем, в каких бараках еще живем. На танцплощадке у «Родины» (там, где потом Дом Правительства вырос) – придет, постоит в сторонке, посмотрит, как молодежь отдыхает после трудового дня, с кем-то поговорит, с теми кто посмелее подходят к нему. Всегда досугом интересовался.
Но запомнился еще один случай, как в капле отразивший его суть. Уже в шестьдесят четвертом, я работала в финотделе в совхозе «Кировский». Начальник говорит: «Басан Бадьминович, приехал! Сходи в столовую, проследи за порядком, он туда обедать придет!» Прибежала. В столовой – наша повариха, калмычка, и русская уборщица, бабка крупная, крепкая, но немолодая. А бабка-то… пол моет. Не то что без швабры – на четвереньках, тряпкой, так увлеченно, что ничего вокруг не видит. Шепчу поварихе: «Городовиков будет!» А бабка свое бормочет, крехтя, не поднимая головы: «Якакой-то… кажут… Городовиков приедэ… Вот порядок наводим…»
И тут он в дверях. Стоит. А она все свое: «Якакой-то… кажут… Городовиков…» Я растерялась. Он подошел, наклонился: «Что же вы так, бабушка? – спросил тихо, без упрека. – Помоложе никого не нашлось?» Тут бабка ахнула, подняла голову, видимо догадалась, что это тот самый Городовиков, глаза круглые: «Ой, проходите, товарищ Городовиков, проходите!» Он прошел. А повариха, защищая коллегу, смело добавила: «У каждого, своя должность. Я – повар, она – техничка. Обязанности выполняем». Он покачал головой, и в глазах была искренняя жалость: «Жалко пожилую… Заставили…» Но, вздохнув, признал правду жизни: «А что поделаешь? Действительно, у каждой, свой труд».
Вот таким он был. Басан Бадмич Городовиков. Генерал. Герой. Руководитель республики. Он замечал все. Ко всем относился с душой – и к юной калмычке-сироте, просящей крышу над головой для таких же сирот, и к пожилой уборщице, в поте лица наводящей чистоту самым тяжелым способом. Он не требовал благодарности, не ждал имен и связей. Он видел человека. И помогал. Молча. Решительно. По-настоящему.
Та половина особняка на Мира, 30 – не просто стены. Это памятник его человечности. И моя тихая, вечная благодарность и стыд за так и не сказанные слова о бабушке Кензе. Но, может, он и сам знал? И помог не поэтому. Просто – был Человеком. Настоящим. Таким, кого запоминают навсегда и чье имя вызывает глубочайшее уважение.
P.S. Этот рассказ не просто трогает историей помощи, но и рисует многогранный портрет уважаемого человека и времени, в которое он жил и трудился для людей.