Предыдущая публикация
Моё детство прошло в однокомнатной квартире на пятом этаже обычной хрущёвки.
Нашей соседкой по лестничной клетке была Екатерина Васильевна Семенкова. Муж её был подкаблучник.
Сын – рохля. А сама она была "хамка, ненормальная".
Моя мама с ней дружила.
Я хочу, чтобы вы представили высокую, статную женщину. Двигалась она плавно, как парус, и вокруг её крупного тела всегда струилось что-то невообразимое: леопардовое шёлковое, ярко-синее льняное или фиолетовое из тафты. Голову, со светлым каре, венчала шляпа с пером или розой из органзы. Голос её был академичен. Взгляд внимателен. И смеялась она так, что голуби тревожно взлетали в небо.
Вечером она включала магнитофон. Челентано. Альбано и Ромину Пауэр. Пугачеву. Магнитофон выставлялся в окно, Екатерина Васильевна наряжалась в вечернее платье, из чёрного бархата с серебряной отделкой по роскошному смелому декольте, накрывала на балконе крошечный столик, и они с мужем пили чай или вино под музыку.
В выходные они всей семьей загружались в жёлтый “москвич”: Екатерина Васильевна – в шляпе, тихий муж, чьё имя я не знала, – в очках и со смешным, почти детским, сачком для ловли бабочек и худенький, высокий мальчик который не поднимал головы от книги.
Мой папа часто уезжал в командировки, муж Екатерины Семёновны задерживался допоздна в своем “почтовом ящике” и тогда она приходила к нам "на огонёк ”, на нашу кухню, с оранжевым абажуром над столом, и пила чай из оранжевых чашек, в горох...
И если молодые мамины подружки приходили жаловаться на своих мужей, детей, свекровей и родителей, то Екатерина Васильевна на вопрос “как дела?” отвечала: “лучше всех”. Хохотала. И заставляла мою двадцатитрёхлетнюю маму красить глаза и укладывать волосы.
- Всё равно ведь ложиться спать, - возражала мама.
- Вот и ляжешь спать красивая..!
Она подарила маме кокетливый шёлковый халатик и что-то там ещё “не для детских глаз” из полупрозрачных кружавчиков и невесомых верёвочек.
Я до сих пор удивляюсь, как у такой крупной и громкой женщины были настолько изящные манеры и как она сидела на наших табуретках, словно не касаясь поверхности и с идеально ровной спиной.
Мой папа однажды спросонья открыл дверь на настойчивый стук, а там – Екатерина Васильевна в длинной шубе, в пол, и боярской шапке, почти до потолка. Папа выглянул в окно: всё правильно - июнь, он не сошёл с ума, просто новая шуба и новая шапка. Вечером все жители нашего двора стояли, задрав головы, и смотрели, как Екатерина Васильевна в своей новой шубе на закате поливает из маленькой лейки герань на балконе. И крутили пальцем у виска.
Папа часто рассказывает эту историю и всегда добавляет в конце: “Хорошая она была женщина, умела радоваться – я никогда не видел, чтобы люди так радовались, как она!.."
Однажды мою маму срочно увезли в больницу. Папа был в командировке, ему дали телеграмму, вторую телеграмму папиным родителям в другой город и – маминым в другую страну. Я сидела в комнате на своей тахте и ужасно боялась, что мама не вернётся и я останусь одна в этой пустой квартире.
У всех нормальных маминых подружек вдруг оказались неотложные дела, и только "ненормальная" Екатерина Васильевна сказала взять куклу, свежее бельё, ночную рубашку и идти к ним.
Сына переселили на раскладушку, меня устроили на его кровати и весь вечер мальчик, который никогда не был замечен в шумных дворовых играх и которого считали полоумным рохлей, рассказывал мне про чайные клиперы, про батискафы и как поезд едет по арочному мосту и не падает.
Потом меня обнаружили в прихожей, где я методично переворачивала обувь Екатерины Васильевны. Брала туфлю, рассматривала каблук и аккуратно ставила на место. Я искала её мужа-подкаблучника. Сначала я посмотрела в почтовом ящике, но там его не было. Екатерина Семёновна хохотала. Хохотала до слёз и не могла остановиться.
Я часто её вспоминаю... Как вспоминают сцену из фильма или цитату из книги, которую не понял в детстве, но запомнил и со временем всё услышанное и увиденное обретает совсем другой смысл.
Она действительно была ненормальной. Она хотела радоваться и радовалась. У неё было вечернее платье и она находила поводы его надеть. Даже если поводом было посидеть красивой рядом с мужем на балконе под песни Пугачевой. И муж её, действительно, в глазах тётенек из нашего двора был подкаблучником.. – потому что шёл после работы домой: не с мужиками на рыбалку, не с друзьями в гараж, а домой. И дома с женой, что в красивом платье, ему было лучше, чем в гараже и на рыбалке.
И сын её был рохлей. Не гонял по крышам голубей и не лазил по стройкам, а помогал маме по дому и читал книжки. И получил свой первый патент в двадцать лет. В "сорок" стал долларовым миллионером от науки.
И всё она знала, что про неё говорят. Только не молчала в ответ, как нормальная. Поэтому и хамка. Не опускала глаз, а гордилась и мужем, и сыном.. – и платьем своим, красивым, и шубой. Ей говорили, что она – как дура, в этой шубе летом на балконе. Только не для них она наряжалась, а для мужа своего..! Радовалась и гордилась, что муж у неё такой, что ему премию дали, которой хватило и на шубу, и на шапку, и на сапоги.
Легко быть ненормальной среди нормальных. Но только норма - это не про счастье. Норма - это, как у в всех. Но как у всех не обязательно так, как надо тебе.
У меня есть вечернее платье: шёлковое, с открытой спиной, цвет – "синий пепел". Сейчас надену его, накручу волосы, накрашу глаза и буду мечтать о лете, и пить с мужем чай. А потом лягу спать.. красивая.
Это все, что я хочу сказать вам сегодня. Обнимаю...
© Елена Пастернак
Следующая публикация
Нет комментариев