Предыдущая публикация
В нечеловеческих условиях блокады…
5 июня, 2020 ( газета-лп.рф )
В 1994 году в нашем городе были
созданы клуб «Блокадник» и общественный музей истории блокады Ленинграда. Они объединили людей, переживших блокаду Ленинграда, чья послевоенная судьба оказалась связанной с Лодейным Полем. Все эти годы они поддерживают друг друга, рассказывают о войне молодому поколению.
Директором и экскурсоводом общественного музея до недавнего времени была Клавдия Александровна БУТАКОВА. Судьба блокадницы, пережившей в детстве все ужасы тех лет, думается, будет интересна нашим читателям. Мне просто хочется рассказать историю одной ленинградской девочки без прикрас – как она сама выжила и спасала своих маму и бабушку, будучи ребенком, в страшную блокадную зиму 1941 – 1942 годов.
Клавдия Александровна родилась в 1934 году в Ленинграде. Когда ей был всего месяц отроду, мама уехала с ней на Крайний Север, где отец работал агрономом в совхозе, а мама устроилась заведующей свинофермой. В те годы не было отпусков по уходу за ребенком, и она сразу вышла на работу. За новорожденной девочкой ухаживала бабушка. Когда ей исполнилось два месяца, она заболела коклюшем и находилась в состоянии клинической смерти. Какими-то невероятными усилиями маме удалось вернуть дочь к жизни. Вердикт врачей был однозначным – нужно менять место жительства, причем срочно. Семье пришлось переехать к сестре мамы Евгении, которая жила в поселке Куркийоки в то время Карело-Финской ССР. Там они и поселились. А зимой любимым детским развлечением маленькой Клавы стало кувыркание в снегу вместе с подружкой. Благодаря этому, как она считает, ей удалось закалиться, что очень помогло в дальнейшем.
В этом поселке их и застала Великая Отечественная война, Клаве на тот момент было 6 лет. Она провела там зиму, весну и часть лета. Из детских воспоминаний запомнилась дорога, по которой отходили войска, пушки, повозки, машины, скот, шум, крики, плач. И это происходило круглосуточно. Её дядя Николай был шофером и начал рассказывать о постоянных бомбежках на дорогах. Клава вместе с тетей ждали маму, которая рыла окопы под Лугой. Наконец Николаю разрешили вывезти и свою семью, откладывать было нельзя, а мамы все не было. Когда уже ехали по дороге, спасаясь от оккупантов, Клава вдруг совершенно случайно увидела идущую маму, которая тоже их искала. После этого они уехали в Ленинград.
Город встретил их необычно – полосками заклеенных окон. Человек непосвященный вряд ли догадается, для чего это делали. Оказывается, чтобы в случае попадания снаряда или осколка стекло как можно меньше разбилось и не поранило людей, находящихся в помещении. Они благополучно добрались до улицы Большая Зеленина, где в квартире на пятом этаже и прожили тяжелую блокадную зиму 1941 – 1942 годов. В подъезде было 15 квартир, к весне в живых осталось всего четверо детей, в том числе и Клава. Мама хотела эвакуировать её вместе с бабушкой, но не успела, блокадное кольцо замкнулось 8 сентября.
– Во время ночных бомбежек иногда, когда мама дежурила на крыше, мы с бабушкой из подворотни наблюдали за небом: гудели самолеты, метались лучи прожекторов, стреляли зенитки, били пулеметы, – вспоминает Клавдия Александровна. – Но всё менялось так стремительно, что ни разу не увидела окончания боя. Часто небо озарялось багровым заревом. «Знатоки» из подворотни предполагали, где горит. Не раз тревоги длились чуть ли не сутками. Тогда нас, детей, укладывали спать, не дожидаясь отбоя. Кроме воздушных тревог, были и обстрелы. Трудно сказать, что страшнее. Вокруг было много разрушенных зданий. Наш дом устоял, но дал трещину.
Семья испытала все тяготы блокады. Мама работала на заводе Макса Гельца и дома бывала редко, так как опаздывать было нельзя, а добираться до дома из-за обстрелов и взрывов бомб – невозможно. И с каждым днем становилось только труднее: не было электричества, воды, дров, отказала канализация. Заводы не работали на полную мощность, поэтому женщин отправляли на тушение так называемых тихих пожаров. Как помнит Клавдия Александровна со слов мамы, очень часто они заходили в квартиру, а там даже дыма не было, но срывали обои, а под ними – пламя. Огонь тушили принесенной водой, поэтому все лестницы и даже улицы были залиты водой и заледенели. Именно на этом сплошном катке однажды мама поскользнулась и повредила позвоночник. Она даже не смогла встать. Спасибо добрым людям, которые сообщили о случившемся бабушке, которая на саночках привезла её домой. И с этого дня мама два месяца провела на диване. Семья перестала спускаться во время тревоги в бомбоубежище. При этом мама еще и умудрялась шутить, что, мол, так их быстрее найдут, если дом рухнет. А все бытовые тяготы легли на плечи бабушки.
Спасением в каком-то смысле стала самодельная железная печка прямоугольной формы, на которой грели в кастрюле воду. Когда топить прекращали, накрывали печурку телогрейкой, чтобы сохранить тепло. Маленькая Клава, одетая в пальто, садилась рядом с печкой и грела замерзшие руки о кастрюлю с теплой водой. Девочка спала вместе с бабушкой, всю ночь вслушиваясь в биение метронома.
В те самые тяжелые дни им очень помог родственник бабушки, который проезжал через Ленинград и оставил часть своего пайка – муки, из которой она делала жидкую болтушку. Это не дало им тогда умереть. Потом мама вышла на работу. А когда ни та, ни другая уже не могли вставать, за хлебом, водой и едой в столовую ходила маленькая Клава. Во время тревог и обстрелов она пряталась в темном квартирном коридоре, крепко держа чемоданчик с карточками и деньгами. Часто так и засыпала. И однажды получила выговор от соседа, который увидел рассыпанные на полу карточки. Весной он приносил из сада траву и продавал им, что тоже спасало от голода. Возле их дома травы не было.
Помнит Клавдия Александровна и свои походы в столовую, в которой они получали еду по карточкам. Далеко не всегда ей хватало терпения, чтобы принести кашу домой, не обмакивая в неё пальцы и не облизывая их. Тогда мама велела ей положить в карман кукольную ложечку и по дороге съедать немного каши.
– За эту страшную зиму меня обидели дважды, – говорит Клавдия Александровна. – Первый раз это произошло тогда, когда мама и бабушка ещё были здоровы. По детским карточкам выдавали яичный порошок. Мне разрешили пойти в магазин одной. Карточку и деньги я зажала в кулаке. Но когда разжала кулачок перед кассиром, она сказала, что там только деньги. Касса была так высоко, что, даже стоя на цыпочках, я не видела рук кассира. Я думаю, она присвоила себе мою карточку. Деньги мне вернули, но я не знала, как объяснить маме потерю карточки. И сделала глупость, закопав деньги в песок под окном магазина. Что тогда было дома, я не помню. Правду о деньгах я рассказала маме только после войны. Второй раз у меня хотели вырвать хлеб. Я это почувствовала, увидев глаза женщины у прилавка. У нее было синее опухшее лицо. Голова повязана шарфом, на руках перчатки. Не успела я взять полученный хлеб, как рука в перчатке упала на него, хлеб прилип. Но люди в очереди меня спасли. Помню, как они «отцарапывали» от перчаток хлеб и возвращали его мне. Я рассказываю всё это не для осуждения несчастной женщины, а для того, чтобы сказать спасибо ленинградцам, не потерявшим человеческий облик в нечеловеческих условиях блокады города.
А потом случилось горе. Перед праздником 1 Мая мама принесла домой полный чайник пива, которое стало для бабушки погибелью. Вернувшись с работы, мама увидела, что чайник почти пустой. К тому же бабушка страдала водянкой, а пиво спровоцировало развитие заболевания. А потом слегла и мама. Придя в очередной раз с едой из столовой, девочка услышала её просьбу залезть к бабушке на кровать и положить ей на глаза пятаки, так как у неё, мертвой, они были открыты. Но как вынести и похоронить бабушку, тело которой раздувалось на глазах, Клава не знала. Потом догадалась позвать двух женщин с носилками, и они вынесли тело. Где бабушка обрела вечный покой – так никто и не узнал.
Клава осталась вдвоем с мамой. Благодаря траве, которую приносил сосед, мама начала поправляться, стала вставать, опираясь на лыжные палки.
– Одна нога у неё посинела, кожа поднялась, а под ней вши. Город старался спасать нас – открылись бани. Кое-как мы с мамой добрались до бани. Мамина нога была отогрета, кожу сняли, промыли. Смотреть на дистрофиков в бане было страшно: кто высох, кто опух, кто синий, кто в язвах. Но мы все были одинаковые и помогали друг другу как могли, – вспоминает Клавдия Александровна.
А однажды соседка принесла треть стакана сахара с Бадаевских складов и угостила девочку. Та восприняла это как личный подарок и начала пальцем вылавливать по сахаринке и отправлять в рот. Мама, молча понаблюдав за этим, вдруг сказала: «Я думала, у меня заботливая дочь…». Этот стыд, который она испытала тогда, не может забыть всю жизнь. А ещё запомнился другой момент, когда из травы спорыш была сварена похлёбка. Мама налила её себе в ковшик, а Клаве – в алюминиевую кружку. Девочка быстро управилась с едой и стала просить ещё. Мама отказала, прекрасно понимая, что это может плохо закончиться. Но Клава просила ещё и начала скандалить. Потом они обе плакали и помирились. Важно было, что они остались живы, ведь сколько людей тогда погибло, которые не сдержались и съели больше положенного, что в условиях голода смертельно опасно.
Поднявшись на ноги с помощью лыжных палок, мама снова вышла на работу и стала хлопотать об эвакуации. 3 июля 1942 года их эвакуировали. Они оказались в татарском селе Казармы. Мама опять тяжело заболела, не могла вставать. А Клаву взяли к себе в семью местные жители, она для них была как родная, вместе со всеми ела и спала. До сих пор Клавдия Александровна не может забыть той доброты, с которой приняла её татарская семья. Этим людям она благодарна всю жизнь.
В октябре 1942 года Клаве исполнилось 8 лет, и пришла пора идти в школу. Но татарского языка она не знала, поэтому их перевезли в русское село Кувыково. Однако учиться ей так и не пришлось – «догнали» последствия блокады: голова покрылась коростами, а ноги и руки – нарывами, следы от которых остались на всю жизнь…
После войны Клава закончила школу, затем педагогическое училище и педагогический институт, получила профессию учителя русского языка. Вышла замуж, родила сына и дочь, которые подарили ей троих внуков, а внуки – уже девятерых правнуков. Судьба сложилась так, что ей пришлось пожить сначала в Ленинграде, затем в украинской Полтаве, стать переселенкой на Дальний Восток и переехать в Приморский край. После этого судьба привела в Архангельск, потом была станция Тайбола и поселок Имандра в Мурманской области. Везде она работала учителем. Её трудовой педагогический стаж насчитывает почти полвека.
В нашем городе Клавдия Александровна оказалась благодаря программе по переселению пенсионеров-железнодорожников с Крайнего Севера. И хотя она не работала на железной дороге, но всю жизнь преподавала в школах, относящихся к ней. Когда её заявление было одобрено и на выбор предложены четыре места для жительства, она выбрала именно Лодейное Поле. Может быть, потому, что оно ближе всего к её родному Ленинграду. Так в 2001 году она стала жителем нашего города. Когда узнала, что здесь есть клуб «Блокадник», сразу стала одной из его активисток. Вместе со всеми создавала музей, проводила в нём экскурсии и рассказывала свою историю маленькой девочки, чтобы нынешней молодежи никогда не довелось пережить то, что пережили дети блокадного Ленинграда
Светлана МИХАЙЛОВА
https://xn----7sbakll5a6ax.xn--p1ai/2020/06/05/%D0%B2-%D0%BD%D0%B5%D1%87%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85-%D1%83%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%8F%D1%85-%D0%B1%D0%BB%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D1%8B/
Следующая публикация
Комментарии 2
50 лет прошло, а я помню. Низкий поклон
Этому человеку,