Предыдущая публикация
Дорогие друзья, музей-заповедник «Хмелита» предлагает продолжить прочтение бессмертной комедии «Горе от ума».
В предыдущем выпуске мы говорили о мужчинах-персонажах пьесы. Теперь пришла пора поговорить о женщинах, тем более, что на дворе весна, заканчиваются карантинные мероприятия, и мы возвращаемся к обычной жизни.
Обычно, при чтении комедии мы обращаем внимание на то, как описывает Грибоедов занятия и наряды женщин. «Кузнеций мост», «вечные французы», «атласный тюрлюлю» (женская легкая накидка без рукавов) и «барежевый эшарп» (шарф из полупрозрачной шелковой ткани с оборками, кистями, вышивками) вспоминаем мы, когда разговор заходит о женских типах комедии.
Но, внимательно читая, понимаем, что особенностью грибоедовской Москвы был большой общественный авторитет знатных женщин, и это нашло свое отражение в комедии. Вспомним, что беспокоит Фамусова в финале? «Ах! Боже мой! Что будет говорить княгиня Марья Алексеевна!». Между прочим, уважаемый и внимательный читатель даже не знает, кто она такая, вся информация об этой даме только в этой реплике! Конечно, титул княгини почитался, но у женщин не было никакого места в служебной иерархии. А в сознании Фамусова она персона очень важная!
Молчалин, в свою очередь, постоянно восхищается Татьяной Юрьевной и с придыханием в восклицательной форме произносит ее имя. У нее есть хобби покровительствовать молодым мужчинам, она «балы дает нельзя богаче».
Фамусов упоминает и государыню Екатерину, при которой служил и его дядя Максим Петрович. Время правления этой императрицы обозначено – «тогда, не то, что ныне».
Сопоставляя эти факты невольно замечаем, что властолюбие женщин фамусовского круга тоже восходит во времени «времен очаковских и покоренья Крыма», т.е. к екатерининскому фаворитизму, только в грибоедовские времена вместо «фаворит императрицы» говорили «муж такой-то дамы». Вспомним сразу Платона Михайловича и его жену Наталью Дмитриевну. Она, конечно, в негласной женской иерархии занимает место гораздо ниже, чем Марья Алексеевна, но нисколько не комплексует. Ее муж в отставке и распоряжаться другими людьми не может, следовательно диапазон деятельности Натальи Дмитриевны сужается, ограничиваясь семейным пространством, но хвастовству «пределы не поставлены»:
Платон Михайлыч мой единственный, бесценный!
Теперь в отставке, был военный,
И утверждают все, кто только прежде знал,
Что с храбростью его, с талантом,
Когда бы службу продолжал,
Конечно, был бы он московским комендантом.
Внимательно вчитываясь в эти диалоги, понимаем, что семейный дом Горичей и их отношения выстроены не по причуде хозяйки: это реализация идеальной модели семьи, такой как ее представляет женская половина фамусовского общества, «перетащившая» екатерининский фаворитизм в другое время.
Еще один персонаж - Хлестова. Иногда литературоведы называют ее «Фамусовым» в юбке. И она действительно соперничает с ним своим властолюбием. Но, иногда, и это удивительно!, она может смягчаться: «А Чацкого мне жаль. По-христиански так; он жалости достоин, был острый человек, имел душ сотни три». И далее спор с Фамусовым о крепостных Чацкого, который, несомненно, выигрывает Хлестова: «Как раз четыреста, ох! Спорить голосиста! – Нет! Триста! -уж чужих имений мне не знать! – Четыреста прошу понять! - Нет! Триста, триста, триста». Последнее слово осталось за женщиной. Это норма для общества и комедии.
Софья в череде персонажей комедии выделяется, иногда она мыслит самостоятельно, даже своенравно. Но она воспитана в фамусовской среде и принадлежит женской ее половине. В ее отношениях с Молчалиным угадывается желание иметь мужа-пажа, которого уже удалось «выдрессировать» Наталье Дмитриевне. Как не вспомнить ее послушного муженька, который твердит на флейте «дуэт а-мольный». А что в доме Фамусовых наблюдаем? Дом погружен в сон, а влюбленная Софья использует ночные свидания «для репетиций будущих семейных концертов».
Да и Чацкий упрекает Софью: «Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей – высокий идеал московских всех мужей».
Грибоедов представил властолюбие и значимость женщин в разном масштабе. От Натальи Дмитриевны и Хлестовой (мы их видим на сцене), до Татьяны Юрьевны и Марьи Алексеевны, которые настолько известны и колоссальны, что не нуждаются в том, чтобы быть видимыми.
Кстати, безумие Чацкого тоже «дамское рукоделие», мужчины только поддержали их по традиции.
Следующая публикация
Нет комментариев