Пленный солдат 7 роты 499 полка 268 немецкой пехотной дивизии Вильгельм Штрейт рассказал: «Мы несём большие потери. В 7 роте осталось 28 человек,
из них 6 обмороженных. Сильно обмороженных отправляют в тыл, а легко обмороженные остаются в строю. Но боеспособность их невелика. Все они хромают или не могут свободно двигать руками. Морозы действуют на всех ужасно, а наступление русских окончательно снизило воинственный дух солдат. У всех одна мысль - как бы остаться в живых. Нам говорили, что мы должны отступать сначала на 15 километров, а потом на 30, потом на 60. Однако мы продолжаем отступать и дальше. Питание солдат ещё более ухудшилось. В день дают 250 граммов хлеба и в обед один половник супа. Все солдаты завшивели. Тело расчёсано до крови. Зимнего обмундирования ни у кого нет. Большое впечатление на германских солдат произвело смещение Браухича. Мы, немецкие солдаты, думаем, что в Германии должен произойти взрыв. Но говорить, выражать своё недовольство нельзя: кругом шпионы. Эсэсовцы услышат и сейчас же расстреляют. Отступление очень сильно действует на психологию солдат. За последние дни несколько офицеров кончило жизнь самоубийством. Участились случаи исчезновения солдат. Никто не знает, куда они пропадают: то ли сдаются в плен, то ли дезертируют. Но таких случаев все больше и больше».

Пленный ефрейтор 6 батареи 35 артиллерийского полка 35 немецкой пехотной дивизии Гельмут Гофман рассказал: «Все части получили строжайший приказ защищать каждую деревню до последнего солдата. Офицеры предупреждены, что всякий, кто отступит, не имея на то приказа, будет предан военно-полевому суду. Несмотря на это, сводный батальон 35 дивизии, сформированный из разведчиков и артиллеристов, поспешно отступил, хотя и имел приказ удержать позиции любой ценой. Командир батальона майор Мандельшлосс был убит. Случаи самовольного отступления происходят за последнее время всё чаще и чаще. В пехотных частях нехватает пулемётчиков. Недавно из артполка отозваны все солдаты, владеющие пулемётом. Большие потери понесли не только пехотные части, но и артиллерийские. Во 2 дивизионе артполка было 192 человека. Сейчас осталось только 90. Из двенадцати 105-мм. орудий осталось только два. Состояние германской армии чрезвычайно тяжёлое. Теперь обмороженных солдат не принимают в лазареты. Обмороженных так много, что медицинский персонал не справляется. Он занят обслуживанием многочисленных раненых и не может оказывать помощь обмороженным».

Солдат 2 роты 6 мотоциклетного батальона 6 немецкой танковой дивизии Вильгельм Маасен 19 декабря был послан на советско-германской фронт. Его взяли в плен в одном населённом пункте, куда он прибыл вместе со своим подразделением на подкрепление немецкого гарнизона. Маасен сообщил: «6 танковая дивизия лишилась всех своих танков и теперь действует как пехотное соединение. Солдаты очень устали, они осуждают войну и уже утратили уверенность в благоприятном исходе войны для Германии. В Германии никто не осмеливается открыто выступать против Гитлера. Но, пока тайком, люди выражают своё возмущение его разбойничьей политикой».

В неотправленном письме к своему брату лейтенанту Вальтеру Трой немецкий ефрейтор Трой писал: «Морозы доходят здесь до 30 градусов. Больше половины солдат обморозило ноги. Вши доводят нас до исступления».

Выдержки из письма ефрейтора 489 полка 269 немецкой пехотной дивизии, убитого на Ленинградском фронте. Фамилию ефрейтора установить не удалось.

«11 января 1942 года... Ты не можешь себе представить, что нам пришлось пережить за последние шесть недель. Об этом даже писать нельзя: ты просто скажешь, что я лгу. Всё время обитали в лесах, не имея крыши над головой, а русские постоянно сидели у нас на шее. К тому же этот отчаянный холод, ежедневно столько-то и столько-то полузамёрзших покидают нас. У меня тоже обморожена рука и ноги, и я ожидаю лишь того дня, когда со мной также будет покончено. Нас, радистов, осталось только двое, а все остальные находятся в госпитале. Этой жизни не может выдержать ни один человек. Уже 6 недель мы не получали ни чистого белья, ни порядочной еды. В дни рождества мы были в окружении у русских, и лишь при помощи танков удалось удрать. В отношении России мы тяжело просчитались. Однако эти жалобы не имеют смысла: долго мы теперь всё равно не сможем выдержать. В кино показывают всё не то - действительность выглядит гораздо трагичнее. Но всё это было бы не так страшно, если бы лишь знать, что когда-то наступит конец. Но кто знает, сколько ещё времени будет длиться эта война в кустарнике. Во всяком случае русские никогда не капитулируют... На наши обозы постоянно нападают партизаны... Тело дьявольски чешется. Немецкого солдата без вшей теперь в России определённо нет...»

Захваченный в плен на Южном фронте командир первого батальона 85 пехотного полка 1 румынской Дивизии майор Бонкеш Марку рассказал: «В последних боях румынские войска понесли огромные потери. По всеобщему мнению офицеров, многие части совершенно небоеспособны. Во всей первой дивизии есть только один человек, заинтересованный в войне. Это - генерал дивизии Бурзотеску, мечтающий о «Железном кресте». Румынские солдаты воевать не хотят. Они мечтают о возвращении домой. Из моего батальона дезертировало 75 солдат. Партизаны непрерывно наносят нам меткие и чувствительные удары. В Одессе партизаны взорвали здание, в котором происходило собрание немецких и румынских офицеров. Под развалинами дома погибло свыше 100 офицеров, в том числе командир 10 румынской пехотной дивизии и офицер генерального штаба».

ФЕВРАЛЬ 1943

Пленный командир 297 немецкой пехотной дивизии генерал-майор Мориц Дреббер заявил: «Наступление русских, закончившееся окружением немецких войск, невозможно было сдержать. Сталинград съел все наши резервы. 10 января началось решающее наступление русских против наших войск, окружённых у Сталинграда. Положение с каждым днём становилось более критическим. Русские со всех сторон сбивали наши части с линии обороны и теснили их на восток. 25 января утром после сильной артиллерийской подготовки орудий всех калибров русская пехота при поддержке танков пошла в атаку. Русские танки прорвали левый фланг и вместе с отрядами пехоты и группами автоматчиков на танках ворвались в глубину обороны, расчленили части дивизии. Командир артиллерийского полка полковник Фохт со своим штабом попал в плен. Командир 523 полка 297 дивизии был отрезан со своим полком и сдался. Русские танки начали обстреливать из орудий и пулемётов дом, в котором находился штаб дивизии. Опасность была очень велика. Я принял решение и вместе с остатками дивизии сдался в плен. Так закончила своё существование 297 пехотная немецкая дивизия. Вслед за ней прекратили существование многие другие дивизии, окружённые в районе Сталинграда. О наших потерях говорить не приходится. Эти потери колоссальны. Мы потеряли всё, что у нас было».

Пленный солдат 13 роты 204 полка 97 немецкой пехотной дивизии Рудольф Мюту сообщил: «Наша дивизия должна была прорваться к Туапсе, захватить его и обеспечить себе зимние квартиры в этом городе. Туапсе не удалось взять. После этого было объявлено, что зимовать будем в гор. Майкопе. Совершенно неожиданно дело приняло другой оборот. Русские лишили нас зимних квартир на Кавказе».

ФЕВРАЛЬ 1944

Советское информбюро 31 января сообщило, что венгерские войска продолжают принимать самое активное участие в войне против Советского Союза на стороне немцев. Венгерское телеграфное агентство решило отрицать неопровержимые факты и, ссылаясь на авторитетные венгерские круги, заявило, что «венгерские войска не принимают участия в боях на передовой линии Восточного фронта».

Участие венгерских войск на передовой линии фронта на стороне немцев проверено в боях. Сотни венгерских солдат и офицеров за последнее время взяты в плен. Законно встаёт вопрос о том, что же они делали на поле боя и притом не в одиночку, а целыми соединениями?

Взятый в плен в районе Никополя пленный офицер штаба 123 немецкой пехотной дивизии капитан Макс Шенбек рассказал: «Когда русские перешли в наступление, командир дивизии приказал мне принять командование 416 полком. За два дня полк был обескровлен. Спасаясь от артиллерийского огня русских, я с остатками своего полка отошёл, не имея на то приказа, за что получил суровое предупреждение. Командование дивизии приказало мне вновь вернуться на прежние позиции, но уже было поздно. Ночью мы узнали, что находившаяся на правом фланге 16 мотодивизия разгромлена, а её остатки оставили занимаемые позиции. В районе одной высоты собралась большая толпа солдат и офицеров. Все сбились в кучу и не знали, что делать. Со всех сторон к высоте приближались русские танки и автоматчики. О сопротивлении нечего было думать. Мы все, как один, словно по команде, бросили оружие и сдались в плен».

На Ленинградском фронте захвачен в плен военный корреспондент инженерного отдела штаба главного немецкого командования сухопутных сил Рудольф Хариг. Пленный рассказал: «Осенью прошлого года я, будучи в Берлине, получил новое назначение. Меня направили в район Ленинграда, где я должен был ознакомиться с работой немецких сапёр. В ноябре я прибыл на фронт. В штабе 50 армейского корпуса у начальника сапёрных войск полковника Дюринга я получил необходимые сведения и побывал у Лиговского канала, а также около города Пушкин. Я имел полную возможность осмотреть укрепления, возведённые под Ленинградом, и нашёл их в прекрасном состоянии. Такого же мнения придерживались военные специалисты в Берлине и на фронте. Все были в полной уверенности, что наши укрепления неприступны и выдержат любой натиск советских войск. Однако последние события показали, что мы недооценили способности русских. Огонь русской артиллерии буквально смешал с землёй всё, даже самые мощные инженерные укрепления, которые мы строили и совершенствовали в течение двух лет».

На Ленинградском фронте захвачена в плен большая группа немецких офицеров. Пленный лейтенант 19 полка 10 немецкой авиаполевой дивизии Альфред Берке рассказал: «Наше отступление носило беспорядочный характер. Целые подразделения в панике бросали оружие и отходили без приказа командования. Для ловли солдат, бежавших с поля боя, были созданы заградительные команды. Но они были бессильны что-либо сделать. Часто заградительные команды сами убегали вместе с отступавшими солдатами. Командир полка возложил на меня учёт потерь. Однако гораздо проще было подсчитать не то, что мы потеряли, а то, что уцелело в полку. Только за два дня батальоны потеряли 60 процентов личного состава. Из строя выбыло более половины офицеров».

Пленный лейтенант Бернгард Шольброк рассказал: «Я пробыл на Восточном фронте только один день. У меня было направление в 126 пехотную дивизию. На станции Волосово меня высадили из поезда и назначили командиром сводной группы, наспех сколоченной из солдат, отбившихся от своих частей. Не успел я разобраться в обстановке, как появились русские ' танки и рассеяли мою боевую группу».

Пленный командир 2 роты сапёрного батальона 11 немецкой пехотной дивизии лейтенант Вильгельм Шарф заявил: «Ввиду больших потерь, понесённых дивизией, командование бросило в бой сапёр. Все наши попытки организовать оборону не увенчались успехом. Считая сопротивление бесцельным, я приказал оставшимся солдатам сложить оружие».

ФЕВРАЛЬ 1945

Советским войскам сдался в полном составе 242-й немецкий батальон во главе со своим командиром капитаном Карлом Дрендель. Пленный капитан сообщил: «242-й батальон сформирован в начале января и через десять дней был послан на фронт. По дороге к месту назначения мы расположились на ночлег в здании школы. Ночью в селе поднялась тревога, послышались выстрелы. Солдаты заволновались. Я успокоил их и приказал сидеть и ждать, пока обстановка прояснится. Вскоре русские подошли совсем близко. Было уже поздно что-либо предпринимать. Весь батальон сложил оружие и сдался в плен».
В Восточной Пруссии взят в плен капитан Рихтер. Пленный рассказал: «Я был преподавателем тактики в унтер-офицерской школе. Недавно школу спешно бросили на фронт, а меня назначили её командиром. Немецкое командование считало оборону на реке Дайме неприступной и уверяло, что на эхом участке русские не пройдут. Однако советские войска прорвали наши укрепления. Это был очень чувствительный удар, опрокинувший все наши планы».

Пленный командир 23-го немецкого крепостного пулемётного батальона капитан Отто Шундт сообщил: «Результаты последних боёв окончательно убедили меня в том, что никакие, даже самые мощные укрепления уже не спасут Германию от неизбежного разгрома. Буквально за несколько дней русские штурмом взяли несколько первоклассных крепостей. Большинство солдат моего батальона погибло. С оставшейся группой в 30 человек я сдался в плен».
Пленный унтер-офицер 25-й немецкой танковой дивизии Гейнц Киршайс рассказал: «Наша дивизия была окружена советскими войсками. Бой в окружении длился около шести часов. Мы потеряли более 90 танков и бронетранспортёров. Мой танк был подбит, и я с экипажем пытался лесами пробраться на запад. Целую ночь мы безостановочно шли. На утро, когда нам казалось, что мы уже выбрались из окружения, нас заметили русские пехотинцы. В плену я встретил многих сослуживцев. От них я узнал, что 25-я дивизия полностью разгромлена и уничтожена».

Пленный ефрейтор 504-й зенитной бригады Макс Молик рассказал: «Немецкое командование уделяло исключительное внимание обороне крепости Штейнау, прикрывавшей западный берег реки Одер. На подступах к городу были построены укрепления с множеством дотов. Однако русские войска окружили Штейнау. Комендант крепости Бернард заявил, что город и крепость Штейнау должны быть удержаны во что бы то ни стало. Он угрожал расстрелом всякому, кто заикнётся о капитуляции. Гарнизон нёс огромные потери. Монастырь был набит ранеными солдатами и офицерами. Русская пехота и танки прорвались в город и начали теснить нас. Когда солдаты увидели, что положение безвыходное, среди них началась паника. Судьба гарнизона была решена».

Пленный обер-фельдфебель 1-й роты боевой группы «Гейдрих» Людвиг Биндер сообщил: «В город Штейнау мы прибыли 27 января вместе с танковым полком. Когда русские войска окружили город наша группа, поддержанная танками, получила приказ прорвать изнутри кольцо окружения. Русские открыли ураганный огонь и сразу подбили несколько танков. Прорваться нам не удалось. Мы были отброшены в город, где вскоре сдались в плен».

Пленный унтер-офицер 7-й роты 9-го отдельного танкового батальона Бернгард Кейн заявил: «Нас очень спешно отправили в район Штейнау и с хода бросили в бой. Батальон имел до 40 танков. Из них 25 были сожжены и подбиты за первые два дня боёв. Все остальные танки в исправном состоянии попали в руки русских».