Предыдущая публикация
Несколько запоздалых слов
Ушёл Поэт.
А мы поняли это, лишь когда его не стало. Слишком привыкли к тому, что он живёт среди нас, ходит по тем же улицам – немного не от мира сего, независимый и неутомимый. Казалось, в нём столько жизненной силы, что его путь пройдёт через долгие-долгие годы – может, поэтому мы и не спешили заметить, что его призвание пишется с большой буквы. Но он ушёл – ушёл рано, неожиданно, необъяснимо, а мы собираем теперь по строчке его стихи, разбросанные по белому свету. Многое пропало, наверное, безвозвратно. Кто-то где-то у костра поёт его песни, даже не подозревая, что их создал поэт их маленького городка, забравшегося в горы Киргизии. Сам Эдик (так, по-домашнему, называют его все те, с кем переплелись хоть однажды пути-дороги), совершенно далёкий от всякого тщеславия, даже не помышлял о том, чтобы собрать свои стихи в книгу. Для него поэзия была естественным состоянием души, он жил ею, он мыслил рифмами.
Мне посчастливилось прочитать то, что сохранилось. Для нас, проживших значительную часть своей жизни в майли-сайском раю, Эдуард прежде всего хранитель родного края, человек, воспевший местную природу, горы, обрамляющие город, его ручейки и речку, его улицы:
Я навеки повязан одною судьбой
С государством «Семнадцатый квартал».
Здесь я вырос, и тут и друзья, и родня,
Здесь полжизни, наверное, прожил.
Ни теперь, ни потом нет земли у меня
Ни прекраснее и ни дороже.
Медленно угасает мой родной город, который и зовётся давно по-другому, но теперь я точно знаю, что он не умрёт окончательно: он останется в стихах своего поэта.
Стихи Эдуарда трудно разделить на темы: это о природе, это о жизни, а то о любви. Как у всех настоящих поэтов, всё тесно переплетается в его произведениях и чаще всего приобретает философский оттенок:
И веками в России измученной
Ищут истину самые лучшие.
И, уж если вглядеться попристальней,
Нет на свете ни правды, ни истины.
Меня поражает необыкновенный его кругозор, глубина его знаний, интерес ко всему, что происходило и происходит на планете, его тревожный взгляд в будущее. От Тамерлана до Йети, от Пилата до Хайяма – всё интересует его, всё живёт в его творчестве. Несовершенство, дисгармония жизни мучительно преследуют поэта, он ищет в душе примирения с ней. И находит:
Всё на свете временно и тленно
И не долговечнее химер.
Сгладит горы время постепенно,
Но в живых останется Гомер.
Будут Бах, Бетховен и Есенин,
Будут живописец и поэт.
Никакие в мире потрясенья
Не изгладят в душах этот след.
Каждый, кто коснётся стихов Эдика, откроет в них что-то такое, что окажется особенно близким сердцу. Для меня погружение в его поэзию – это прежде всего возвращение домой, в мой самый лучший город с промытыми редкими ливнями тротуарами, с речкой-хлопотуньей, убегающей в большой мир, с быстротечными пахучими вёснами…
А как трепетно, как бережно относится поэт ко всему, что зовётся природой, – будь то обожаемые им горы, или деревья, «иссохшие, распятые», смятые городами, асфальтовыми улицами, или птицы, такие беззащитные в жестоком мире людей:
Дымкой с травы испаряются росы,
Выбились солнца лучи.
Жалобой звонкой, раздумьем, вопросом
Иволги голос звучит.
До глубины души трогают меня стихи, которые Эдуард посвятил родной школе и её директору А.И.Неходе, умершему прямо на выпускном вечере. Трогают, потому что мне хорошо знакома эта школа и мне выпало счастье общаться с Алексеем Иннокентьевичем. И я готова подписаться под каждой строкой – настолько это честные и выстраданные стихи:
Он в веселье и в беде
Нам морали не втолковывал,
Он лепил из нас людей,
А не молотом выковывал.
Возможно, именно эта неожиданная кончина оставила настолько глубокий след в душе поэта, что тема смерти становится одной из центральных в его творчестве. А, может, он просто предчувствовал и свой ранний уход из жизни. Так или иначе, но о смерти, о бренности бытия им написаны самые беспощадные и самые мрачные строки:
Ухожу. Мне остался лишь миг.
Мне не жаль, что так мало мне лет.
Впереди оказался тупик,
Из которого выхода нет…
…Не страшись, это путь наш таков,
Миг, в который не верим, не ждём.
Взявшись за руки, в бездны веков
Мы по лунной дороге пойдём.
Эдуард ощущает себя не только сыном Земли, но и сыном Вселенной. Поэтому в его очень тёплых строках об инопланетянах
Глубокие или мелкие,
Под суп или под салат,
Летающие тарелки
Просторы земли бороздят.
Тревога, скорбь – вот, пожалуй, чувства, которыми чаще других окрашены стихи Эдуарда. В строках об осени у него «серая тоска размазана по небу», звонкий колокол, ударяющий в гулкую медь, становится символом умирающего села, Колыма у поэта –«это обитель страданий и слёз».
Совершенно особенными для нас, покинувших Киргизию и оказавшихся в Германии, являются «переселенческие» стихи. Чего стоит один только «Аэропорт»:
По сути дела, здесь и там чужие.
Но немцы мы, и нам не всё равно!..
Терпенью научила нас Россия,
Но, чёрт возьми, кончается оно!
Для себя он сделал выбор без раздумий: его край, его судьба – Киргизия, пусть нищая, пусть неустроенная, не лучшим образом пригодная для безбедной жизни, но родная:
Даль Арсланбоба, леса,
Тропы, как жизнь, бесконечные.
…Там у тебя – колбаса.
Здесь – всё святое и вечное.
До обидного рано ушёл Поэт. Но он успел написать строки, которые обращены и к будущим читателям:
Я жил для друзей своих,
Пока не пришёл мой час.
Но я ведь писал для них,
А вышло, что и для вас.
Первая часть этих пророческих строк – увы! – уже сбылась. Мне очень хочется, чтобы сбылась и вторая.
Я не знаю, успел ли кто-нибудь сказать ему при жизни, что он большой поэт. Я – нет. И горько сожалею об этом.
Н. Мельгаф
Следующая публикация
Комментарии 11
Если
горы – то только до неба,
Если
тропы – то ступишь едва,
Если
дали – то те, где ты не был,
Если
небо – то сплошь синева.
Если
ночь – то рукой да за Млечный,
Коль
костёр – чтоб пылал, как вулкан,
Если
друг – то во всём безупречный,
Если
деньги – то полный карман.
Раз
река – пусть летит водопадом.
Если
спутник – вдвоём до конца.
Раз
любовь – то другой и не надо.
Если
пуля – то больше свинца.
...ЕщёЕсли
горы – то только до неба,
Если
тропы – то ступишь едва,
Если
дали – то те, где ты не был,
Если
небо – то сплошь синева.
Если
ночь – то рукой да за Млечный,
Коль
костёр – чтоб пылал, как вулкан,
Если
друг – то во всём безупречный,
Если
деньги – то полный карман.
Раз
река – пусть летит водопадом.
Если
спутник – вдвоём до конца.
Раз
любовь – то другой и не надо.
Если
пуля – то больше свинца.
Если
пляска – покуда не ляжешь.
А в молитве – всегда о святом.
Выстрел
– это когда не промажешь.
Если
смерть… А вот это потом.
До
смешного мал на этом свете
Человек, и ангел, и бандит,
Развернулся на своей планете
И во
всём всегда везде следит.
Воздвигает храмы, духом жалок.
Строит
он заводы, города,
Думая,
что след от ржавых свалок
Сохранится в мире навсегда.
Заявляет, думая, что громко,
Разнося
земной коры покров,
Веруя,
что ядерной воронкой
Будет славен
до конца веков.
Поимев
...Ещёна будущее виды,</
До
смешного мал на этом свете
Человек, и ангел, и бандит,
Развернулся на своей планете
И во
всём всегда везде следит.
Воздвигает храмы, духом жалок.
Строит
он заводы, города,
Думая,
что след от ржавых свалок
Сохранится в мире навсегда.
Заявляет, думая, что громко,
Разнося
земной коры покров,
Веруя,
что ядерной воронкой
Будет славен
до конца веков.
Поимев
на будущее виды,
Он
забыл, что не навек бетон:
Занесёт
песками пирамиды,
В пыль
сотрёт Версаль и Парфенон.
Всё на свете
временно и тленно
И не
долговечнее химер.
Сгладит
горы время постепенно,
Но в
живых останется Гомер.
Будут
Бах, Бетховен и Есенин,
Будут живописец
и поэт.
Никакие
в мире потрясенья
Не
изгладят в душах этот след.
След
незримый, но особо прочный:
Дух вовеки неуничтожим.
Ржавчина бессильна – это точно,
И
бессилен времени нажим.
Надо
жить, бесспорно, нужно строить,
Сеять хлеб,
в степях сады растить…
Но пора
самим себе усвоить:
След
оставить или наследить.
Не
страшно пострадать –
Была б
душа жива.
А
мудрость передать
Беспомощны слова.
Если ты
не ел хоть пару дней,
Вдруг
нарвавшись в жизни на превратности,
То потом,
заправившись плотней,
Думаешь, что мир не без приятности.
А когда
усталый, как ишак,
Рухнешь
у костра без аккуратности,
Ты,
снимая с плеч своих рюкзак,
Думаешь, что жизнь не без приятности.
А на
леднике под ветра вой,
Потеряв
палатку по халатности,
Зарываясь в спальник пуховой,
Думаешь, что жизнь не без приятности.
...ЕщёЕсли ты
не ел хоть пару дней,
Вдруг
нарвавшись в жизни на превратности,
То потом,
заправившись плотней,
Думаешь, что мир не без приятности.
А когда
усталый, как ишак,
Рухнешь
у костра без аккуратности,
Ты,
снимая с плеч своих рюкзак,
Думаешь, что жизнь не без приятности.
А на
леднике под ветра вой,
Потеряв
палатку по халатности,
Зарываясь в спальник пуховой,
Думаешь, что жизнь не без приятности.
Много
дней превозмогая дрожь,
Тело
расчесав до неприятности,
Вдруг
нежданно в баню попадёшь,
Думая,
что жизнь не без приятности.
Человек
судьбы своей кузнец,
И легко от этой всеоплатности:
Там,
где неприятностям конец,
Вроде жизнь уже не
без приятности.
В
сердце смерть иглой тебя кольнёт,
И тогда
уже из невозвратности
Мысль в
мозгу, как молния, мелькнёт:
А ведь
жизнь была не без приятности
–
Пробейте в жизнь себе дорогу, –
Нам
Змей лукавый говорил, –
И
станешь сам подобным Богу.
А Бог
не спал, а Бог творил.
И в
этом грех: умывшись кровью,
Мы ищем
пищу и ночлег.
Но ведь
по Божьему подобью
Когда-то слеплен человек.
Живём,
грешим (того не скрою,
Бывает,
что там говорить?).
Но руки
чешутся порою:
Чего б
...Ещётакого сотворить? –
Пробейте в жизнь себе дорогу, –</p
–
Пробейте в жизнь себе дорогу, –
Нам
Змей лукавый говорил, –
И
станешь сам подобным Богу.
А Бог
не спал, а Бог творил.
И в
этом грех: умывшись кровью,
Мы ищем
пищу и ночлег.
Но ведь
по Божьему подобью
Когда-то слеплен человек.
Живём,
грешим (того не скрою,
Бывает,
что там говорить?).
Но руки
чешутся порою:
Чего б
такого сотворить? –
Пробейте в жизнь себе дорогу, –
Нам
Змей лукавый говорил, –
И
станешь сам подобным Богу.
А Бог
не спал, а Бог творил.
И в
этом грех: умывшись кровью,
Мы ищем
пищу и ночлег.
Но ведь
по Божьему подобью
Когда-то слеплен человек.
Живём,
грешим (того не скрою,
Бывает,
что там говорить?).
Но руки
чешутся порою:
Чего б
такого сотворить?