ПАМЯТИ СТРАННОГО ЧЕЛОВЕКА.

Я познакомился с ним в курилке Управления Геологии в столице Таджикистана Душанбе (считалось, что геология этой республики до министерства не дотягивает, хотя по числу экспедиций она не уступала ни Узбекистану, ни Казахстану). Я тогда еще был техником, и еще работал в ЮТГРЭ, и еще по армейской привычке курил, а этот москвич был каким-то там студентом, проходящим практику (как он сказал мне - в «Памиркварцсамоцветах»), и потому только что приехал из Туркмении, где у его экспедиции был какой-то объект. Это было странно - где Памир, а где Туркмения? И что там делает наша экспедиция? Которая даже не входит в состав Управления, так что возникает и еще один вопрос: а что он вообще тут делает, в его здании? Все это было странно. Но еще более странным был сам мой собеседник. Он выглядел странно: одет под ковбоя, густая копна нестриженных волос (впрочем, и у меня тогда еще была такая же), неправильное лицо, и взгляд, как бы задумчиво направленный в самого себя... Этот странный молодой человек, как оказалось - мой сверстник, совсем ничем не походил на геолога, кроме как самой этой своей странностью. Он был одержимым пещерой, на которой он буквально наткнулся при проходке штольни на этой своей практике. Я даже тогда толком и не понял, где именно находится она, эта пещера, и тем более - что такого в ней особенного, меня больше занимал тогда сам этот нескладный москвич с его внезапной одержимостью. Я тогда, в конце 70-х, в самом начале своей геологической эпопеи, уже понимал, что романтики долго в поле не задерживаются, остаются такие вот одержимые, или трудяги-работяги, которым просто некуда больше податься. Насчет самого себя я тогда еще не определился, и хотя полевая жизнь меня вполне устраивала, я был далеко не уверен, что мое будущее будет связано именно с геологией - я еще мало в ней разбирался, и не видел пока в ней той области, которая увлекла бы меня к себе столь же одержимо, как эта пещера уже увлекла этого Володю, моего нового знакомого.
Вторая наша встреча произошла при более экзотических обстоятельствах. Вращаясь в кругу завзятых коллекционеров образцов минералов и горных пород, я, естественно, тоже был владельцем небольшой коллекции, которую периодически прореживала моя мать, руководствуясь дремучим принципом домохозяйки: «только пыль собирают» . Справедливости ради надо сказать, что ничего ценного в ней и не было, пока я не стал посещать Памир, и бывать там на его самоцветных кладовых. Ну, и как же я мог устоять против участия в поездке коллег в Карлюкские пещеры! Они - геологическая легенда Средней Азии. Это в хребте Кугитанг-тау (теперь это хребет Койтендаг). Эти типичные проявления карста, ныне они даже включены в Список всемирного наследия ЮНЕСКО, и составляют национальную гордость Туркменистана. Всего зарегистрировано около 60 пещер, общая протяжённость которых — более 50 км. Самая знаменитая и посещаемая геологами в поисках образцов - пещера «Хошмойик», протяжённостью более 3 км, расположенную северо-восточнее посёлка Карлюк. Местные жители называли её «Домом драгоценностей». Пещера «Промежуточная» представляла собой систему лабиринтов с колодцами, ходами, замёрзшими глинами и залами с гипсовыми «люстрами». В ходе исследований экспедиция открыла много новых ходов. Вход в самую крупную - пещеру «Кап-Кутан», по форме напоминал чашу. Здесь наша душанбинская экспедиция «Памиркварцсамоцветы», которая действительно работала тут, прорубила объёмный вход и добывала минералы, которые отправляли в Душанбе для изготовления украшений. Это были уже 80-е, поездка оказалась непростой, мы много плутали по пустыне, нас мучала жажда и страх остаться навсегда в этих унылых бескрайних просторах Туранской низменности, зажатой между песками Каракумов и Кызылкумов.
Каменная гряда Кугитангского хребта — это отходящий на юго-запад невысокий отрог от хребтов таджикского Кухистана с его заоблачными пиками, южное продолжение хребта Байсунтау на самом западе Туркменистана. Хребет простирается от долины Амударьи до ущелья реки Шерабад на 100 км. Максимальная высота — 3139 м, это гора Айрибаба. «Кугитанг» в переводе с таджикского — «горы с узкими ущельями». А тюркская приставка «тау» - это гора. Получается «масляное масло», что часто встречается на когда-то таджикской земле, теперь занятой пришлыми тюрками. Русский путешественник начала XX века Д. Н. Логофет описал Кугитанг как выжженную пустыню. Вихри, прилетающие с юга, наносят тучи песка и с размаху швыряют его в глубокие каньоны. Зимние ветры, прорвавшись через высокие вершины, заваливают их и предгорья снегом. И только весной отроги покрываются коврами изумрудных трав и красных тюльпанов. Тогда в узких ущельях гремят миллионы ручейков и речек. Хребет сложен осадочными породами, в частности известняками и гипсоносными толщами. Потому здесь так распространен карст. Вода, расширяя трещины в каменных скалах, вымывает мягкие породы и образует причудливое переплетение подземных полостей. Некоторые из них имеют выходы на поверхность — это и есть Кугитангские, или, как их ещё называют, Карлюкские, пещеры. Из века в век продолжается в Кугитанге нескончаемый геологический процесс — образуются новые и удлиняются старые подземные коридоры. В глубоких карстах под каменистыми горными плато текут подземные реки, разливаются озёра, в которых живут слепые рыбы (только недавно узнал, что первооткрывателем слепого гольца там и был этот самый Владимир Аркадьевич Мальцев), здесь петляют лабиринты дворцов, украшенных изумительной красоты сталактитами и сталагмитами.
Еще больше там пока неоткрытых, так называемых «слепых» пещер, которые еще ждут своего первопроходца. При нашем любительском посещении этого заповедника в августе 1984 года и мы тоже обнаружили там очередную пещеру. Чёрную амбразуру на срезе скалы увидели не сразу. Вход в неё на стометровой высоте в расщелине хорошо маскировал стоящий торцом сползший сверху плоский камень — своеобразная природная дверь. поначалу показалось, что это был обычный грот. Но в тёмном углу разглядели проход в полметра высотой. Преодолев природный страх перед ядовитыми змеями и насекомыми, обычными в этих местах, мы поочередно пролезли в лаз и оказались в немаленьком зале размером с комнату, кровля которого была покрыта сверкающими под светом фонарей кристаллами алебастра. Тут я, уже сформировавшийся геолог-нерудник, главспец партии МПСМ, впервые узнал, что алебастр бывает не только гипсовым, но и кальцитовым, из которого в средние века резали вазы, умывальные раковины и посуду, а из прозрачного - даже пластины в окна древних церквей (раньше я думал, что это все делалось из гипсового алебастра, и удивлялся такому выбору непрочного материала). Теперь же я удивлялся двусмысленности геологического языка, а узнав, что «кальцитовый алебастр» с ленточным рисунком тут именуют еще и «мраморным ониксом», удивился ей еще больше. В основном в образцах из Карлюкских пещер мы привезли гипс, кальцит и арагонит. Они образуют натечные образования в виде сталактитов, сталагмитов, каменных занавесей и других элементов сталагмитовых отложений на полу и стенах известняковых пещер, обычно смешанного состава, именуемого «травертином». Позже я еще больше углубился в минералогию карста, и в миграцию и геохимию известковых растворов в них, когда пытался понять природу памирского мумиё.
Набрав и упаковав себе достаточное количество хрупких образцов, чтобы пополнить не только свои коллекции, но и раздарить всем своим знакомым, мы отправились на поиски стоянки спелеологов неподалеку, чтобы сообщить им об открытой нами пещере, которая не собиралась заканчиваться, и явно требовала дальнейшего изучения. Неожиданно эта утомительная поездка оказалось вознагражденной встречей с этим самым Володей Мальцевым. Он был уже не Володя, а Владимир Аркадьевич, как его теперь все именовали. Меня он естественно, не вспомнил, но благодаря моему запанибратскому к нему подходу, мы разговорились, и он поведал тогда мне много интересного. Во-первых, от восторженного юноши, очарованного сокровищами подземного мира, не осталось и следа. Володя был заточен, прием довольно гневно, на прекращение промышленного разграбления этих самых сокровищ, и пресечение грабительских набегов на них таких же партизан, каким и был наш «отряд». Теперь передо мной предстал верховный хранитель и охранник Кугитанга. Здесь и находилась та самая пещера «Промежуточная», или «Промежуток», как звал ее Мальцев, где прямо на его глазах в 1976 году она была вскрыта разведочной штольней «Памиркварцсамоцветов». Собственно, тогда, за три дня, и была открыта большая часть пещеры, почти в нынешних ее границах. Тогда Мальцев и стал спелеологом - по сути, совершенно случайно, просто попал в нужное время в нужное место. Теперь он работал уже не в «Памиркварцсамоцветах», а в московском ВИМСе, при этом тут он был вовсе не в геологической экспедиции от своей организации, а в какой-то «самопальной», со спелеологами, и вроде бы даже их возглавлял. Странно было это всё, но мы с ним говорили не об этом. Во-вторых, совершенно случайно он обронил, что в своем ВИМСе он занимается разработкой алгоритма для расчета оптимальных разведочных сетей на ЭВМ. А эта тема не давала мне спокойно спать уже несколько лет - я грезил ею, и планировал сделать ее темой своей кандидатской диссертации (учась еще только на втором курсе геофака!). Естественно, несмотря на серьезную усталость после хлопотного дня, мы всю ночь с ним провели у костра, обмениваясь суждениями на этот счет. Надеюсь, я оказался для него столь же полезным собеседником, как и он для меня. По крайней мере, он мне так сказал наутро, при расставании. Я же был сражен его умозаключениями насчет так волнующей меня темы. Тут надо отметить два момента. Во-первых, мне до тех пор не с кем было поговорить о математическом обосновании густоты разведочной сети и опробования, и представительности их результатов - вокруг меня были одни прагматики, для которых неоспоримым законом были повидовые инструкции ГКЗ и методические указания к ним, в которых их авторы довольно произвольно назначали параметры разведочных сетей. Конечно, исходя из своего немалого опыта и интуиции, на нем основанного, но произвольно. Во-вторых, я как главный геолог в министерстве промстройматериалов Таджикистана, был тогда озабочен построениями проектных разведочных сетей на месторождениях с довольно простым и выдержанным по свойствам геологическим строением, и хорошей обнаженностью полезной толщи, но в условиях сложного горного рельефа, в то время как Владимир Аркадьевич ставил себе несколько иные задачи - обосновать плотность и представительность разведочной сети и опробования на месторождениях именно сложного геологического строения, без какой-либо обнаженности рудных тел, что полностью снимало влияние на проблему сложностей рельефа. Однако наши математические модели оказались сходными, что поразило и меня и москвича, и поставило на ребро вопрос о сотрудничестве. Я получил от него приглашение перейти на работу ВИМС, о чем он брался похлопотать, что немало польстило моему самолюбию (по его словам у него был тесный контакт не то с руководителем института, не то с его заместителем, я уж не помню точно, а руководителя темы он собирался по его собственному выражению «взять на абордаж», то есть пошантажировать его тем, что я могу уйти в ташкентский САИГИМС, где хотят создать параллельную разработку). Авантюризм моего собеседника был запредельным, но заразительным. Основой ему служило то, что геологи в массе своей с математикой не дружат, а уж найти математика, что-то понимающего в геологии - это вообще фантастика. Таких уникумов, как Мальцев, по всей стране - меньше, чем пальцев на руке. И вдруг тут он, буквально - в пустыне, находит нечто себе подобное (без ложной скромности), хотя бы и в зачаточном состоянии! Но в реальности о переезде не могло быть и речи - идти на работу хотя бы и в ведомственный Мингео, но все же НИИ, без высшего образования мне было несерьезно - таким даже МНС не дают, а уж о грызне и подсиживании коллег в московских институтах я был наслышан. Тут он меня в очередной раз огорошил тем, что у него и у самого нет законченного высшего образования. Он дважды был отчислен из МГУ (мехмат и геофак) за отказ изучать политэкономию и прочую, как он выразился, коммунистическую лабуду, а с 4-го курса МГРИ он ушел сам, заявив, что ему здесь больше ничего нового не дают. И потому теперь сидит на аспирантской должности с тремя справками о незаконченном высшем. Это было странно даже для странного человека. Конечно же, меня он своим примером не убедил, а скорее оттолкнул. Но не это было главным в моих сомнениях. Несмотря на мою явную тягу к научной деятельности и преподаванию, я уже оброс и семьей, которую надо было содержать, и добиваться для нее жилплощади, а не бросаться в сомнительные авантюры в чужом городе, типа «куда кривая вывезет». Кроме того, я оброс друзьями и привычками, которые сходились для меня в одном слове: «поле». Я был неизлечимо болен этой загадочной болезнью, что была одновременно и счастьем и проклятием полумиллиона человек в СССР. Отказаться от этого сладостного состояния я был тогда абсолютно не готов. Сотрудники научных институтов тоже ездят по полевым стоянкам геологов, и даже ходят с ними в маршруты, но полевыми работами назвать эти наскоки с целью скопировать разрезы и выклянчить образцы никак нельзя - уж я на них насмотрелся, например, из того же САИГИМСа. Я с большими трудозатратами разобрался в богатой и разнообразной географии и геологии Таджикистана, освоил местные язык и обычаи, обзавёлся тут знакомствами, познал транспортную логистику и проходимость его долин и перевалов. И я любил его, свой родной Таджикистан. Так что вариант с переездом в Москву для меня был неприемлем. Более того, вся эта москвацентричность была обидна, и отдавала худшими еврейскими замашками. Это была дверь в другой, чуждый мне мир.
В итоге мы договорились о сотрудничестве по переписке, которая успешно функционировала, даже когда в поисках жилья для своей распадающейся семьи я ушел из МПСМ в изыскатели, а он из ВИМС - в спелеологи. Почему ушел? Подозреваю, что по то же причине, что и из университета. Его тема в ВИМСе осталась (всё-таки была создана лаборатория под это дело, и Мальцев там был не главным), и ее надо было отрабатывать. Я еще несколько раз бывал там, «у Федоровского», в Старомонетном переулке, куда меня всё еще пускали по пропуску, сделанному мне Мальцевым, а больше - «по знакомству» (и это несмотря на то, что институт наполовину, если не больше, был «урановым», и «секретка» там свирепствовала вовсю), используя для этого любое мое появление в Москве, но мне было очевидно, что научная мысль с уходом Мальцева там остановилась - лаборатория лишь доделывала и шлифовала начатое им. Тем не менее, пакет прикладных программ по моделированию разведочных сетей в 1987 году был ею издан под именем их основного разработчика Мальцева, а в 1991 году он выпустил практическое руководство по применению геостатистических методов оценки в геологии (в советское время издать научную статью, не говоря уже о монографии, можно было только от имени того научного учреждения, в котором ты работаешь). Странный человек Мальцев, закончив разработку своего метода, уволился... чтобы написать учебник о нём! (На самом деле акцент тут надо сделать на «написать учебник в Карлюкских пещерах» - начальству просто надоели его постоянные отлучки, он ведь, кроме Кугитанга, он был еще и командиром Московского спелеоспасотряда). Дальнейшая судьба этого странного гения была связана с ВНИИгеосистем (полное название Всероссийский научно-исследовательский институт геологических, геофизических и геохимических систем — научно-исследовательский институт министерства геологии СССР в Москве), где его уже почитали как признанного гения, и про отсутствие высшего образования не вспоминали. Тут он продолжил свою разработку пакета программ геостатистического анализа данных — Geostatistical Software Tool (GST), которые ныне успешно применяются геологами не только России, но и мира. В их методный алгоритм микрочастицей вошли и мои идеи, но интересующее меня направление так и осталось неразработанной ветвью, словно дразня меня теперь своей незавершённостью. Я ожидал, то Мальцев, разобравшись с систематизацией изменчивости данных по рудным месторождениям, наконец-то обратит внимание и на мощные полезные толщи строительных материалов (что без него вклиниться в уже созданные им универсальные программы мне просто ума не хватит, я отчёт себе вполне отдавал), но мой странный человек опять все сделал очень странно: в конце 90-х он вдруг прекратил свою научную работу, и... уничтожил все свои незаконченные наработки по ней, включая и интересующую меня. Объявив, что он-де устал от геологии с математикой и программированием, и теперь целиком посвятит себя спелеологии. Когда я удивленно спросил: а зачем? пусть лежит, есть же не просит? - он ответил, что тогда у него оставался бы шанс вернуться. А он хотел отдать себя полностью фотофиксации прекрасного в своём подземном мире.
Несколько слов о предмете его научных исследований. Правильность оценки сложности геологических объектов зависит от плотности сети наблюдений. Параметры разведочной сети определяют возможности выявления деталей строения объектов и корректного определения их характеристик. Например, при редкой сети пересечений форма рудных тел оценивается всегда проще, чем истинная, из-за недостаточной плотности замеров для выявления деталей строения. Это приводит к систематическим ошибкам в оценке размеров рудных тел, содержания в них полезного компонента, и в конечном итоге - объёма подсчитанных запасов, которые можно устранить только с помощью поправок, учитывающих разницу параметров исходной и предельно возможной плотности сети. Например при исследовании морфологии рудных тел. При оконтуривании рудных тел по относительно редкой сети средние значения длины и ширины в пределах «разведочного» контура систематически выше, чем истинные. Это связано с недостаточной плотностью разведочной сети для выявления деталей строения рудных тел. Изучение погрешностей геометризации установило, что величина ошибок геометризации функционально связана с размерами рудных тел по разным направлениям, в том числе по падению и простиранию. Для учёта зависимости оценки сложности строения от плотности сети наблюдений например используются: 1) методы имитационного моделирования, которые позволяют создать модель объекта и провести имитацию разведки с использованием разных технических средств и плотности разведочной сети. Это позволяет оценить погрешности определения среднего содержания, геометризации площадей и других параметров; 2) подходы на основе теории фракталов - устанавливают закономерности в изменении размеров объекта, в зависимости от базы измерений, это помогает определить поправки к величине размеров, установленных по относительно редкой разведочной сети; 3) использование поправочных коэффициентов - устраняют влияние систематических ошибок, связанных с неверной методикой счёта, приёмами опробования и применением кондиций, а также с пониманием геологического строения объекта. Значительный вклад в разработку проблемы внес Кушнарев Петр Иванович. Он заложил основы оценка сложности строения месторождений твердых полезных ископаемых и изменений величины показателя сложности в зависимости от плотности разведочной сети. Показатель сложности также зависит от параметров сети, в связи с чем он не может являться объективной характеристикой сложности строения. Изменение показателя сложности в зависимости от плотности разведочной сети определяет плотность сети наблюдений. Таким образом, объектом оценки сложности строения является все месторождение в целом, без разделения его на какие-либо части. И не только месторождений. Благодаря проведенной оценке сложности строения Мальцевым и ВИМС в целом, были выбраны методики изучения грунтов и определения эффективных параметров сети выработок и опробования в таких нормативных документах, как СП 11-105-97 («Инженерно-геологические изыскания для строительства»), и других.
Мои расчёты на совместную работу после такой выходки этого странного человека рухнули, одному мне эту тему было не поднять: было понятно, что без Володиного специально адаптированного интерфейса моя программа (точнее моя подпрограмма применения Володиных программ) не получится, а Володя и слышать теперь про нее не хотел - перегорел. Только тут мне стало явно, то мои надежды пристроится веточкой к его упорно и глубоко решаемой проблеме, мягко говоря, паразитны. Чтобы сделать открытие, надо образно говоря, каждый день стучать молотком. Когда у Володи ставала проблема отсутствия базового интерфейса, он не ждал, пока его создаст кто-то другой, а создавал его сам. Такого погружения в проблему у меня не было, да и не могло быть - не было ни Володиной глубины, ни его усидчивости (скорее - гениальности), ни условий заниматься столь оторванным от повседневности бытия делом... А бытие поглощало, и чем дальше, тем сильнее - страна разваливалась, надо было выживать…
То, что он использовал выношенные мной идеи в своей работе - меня нисколько не напрягало. Во-первых, это были лишь песчинки в горе переработанного им песка. Во-вторых, он и сам бы до этого рано или поздно додумался, с его-то мощью интеллекта. В-третьих, для хорошего человека ничего не жалко. И в-четвертых, и сам Володя никогда не жадничал помогать окружающим (в наше время это вообще было обычно, как дыхание - оно подразумевалось). А вот оставшаяся незавершенность моей мечты - слегка досадна. Но сейчас она неактуальна, а когда станет таковой - при современном развитии информатики ее осуществит любой продвинутый студент, была бы только задача поставлена.
Я не был другом Владимира Мальцева в полном смысле этого слова. Друг - это не просто ровесник, а подразумевает полную духовную близость людей. А чтобы быть близким к Мальцеву, надо быть таким же странным, как и он сам. И жить его странной жизнью. Нас связывало лишь общий интерес к одной из проблем. А у него таких интересов было много, и самый главным среди них был - это, конечно, пещеры Кугитанга. Я думаю, он вообще не выделял кого-то из своего обычного круга общения, в который было легко попасть. Для него все люди были братья, если они понимали, о чем он им говорит. Но сказать, что он так прямо дорожил людьми - нет. Скорее он воспринимал их как соратников. А вот входящие в его окружение оказались настоящими друзьями Володи, и дорожили им, понимая, что имеют дело с гением. Не пытаясь лишить его присущей ему странности, они подставляли ему плечо во всех его странных действиях.
Я поначалу не воспринял его полное интеллектуальное превосходство над собой, думаю, что именно из-за его простоты и умения поддерживать равноправные отношения. И только после того, как я ознакомился и погрузился в его наработки по оценке изменчивости геологических свойств месторождений, я понял, что имею дело с гением, которому почему-то интересно мнение о его работе понимающих его коллег. Но не более. У него был быстрый и острый математический ум, как он говорил - от деда, знаменитого математика. Во всем, чего бы он ни касался: спелеология, минералогия, литература, фотография, компьютерное программирование в подсчете запасов месторождений - ощущалось его превосходства во всех этих областях, которое подразумевалось как само собой разумеющееся, никогда не обижало собеседников. Его обаяние исключало какое-либо соперничество, какую-либо зависть. Все, кто с ним работал, проникались к нему залуженным уважением. Его интересно было слушать - у него была породисто-правильная речь московского интеллигента, он изрекал всегда только нужное по делу, продуманное и обоснованное. Однако в дискуссиях он не вдавался в монологи - ему были нужны собеседники. Вместо навязывания своих выводов он рассуждениями подводил к ним тебя самого, невольно заставляя быть их соавтором. Скажу прямо и о его тяжелом характере: полной бескомпромиссности, склонности к резким, иногда нецензурным выражениям, что так резали мой слух, более привычны к уклончивой таджикской вежливости. Но такими выражениями он никогда не оскорблял собеседника, они всегда звучали мягко, даже интеллигентно. Не чурался Володя и выпить в компании, но никогда не пьянел. И уровень дискуссии от этого не снижался.
Кем же он был, и кем останется в нашей памяти? По его собственному определению - «геолог, минералог, программист, спелеолог, путешественник, фотохудожник, писатель, и т.д.» .
Геолог? Несомненно. Несмотря на свою весьма ограниченную практику, и своё трижды незаконченное высшее образование, он вмещал в себя такую бездну знаний о геологии месторождений, их генезисе и рудогении, микротекторике и минералообразовании, не говоря уже о их моделировании и геостатистике изменчивости свойств (здесь он вообще едва ли не основоположник), что если он - не геолог, тогда я - кто? Став фактически родоначальником научного подхода к геологоразведочному процессу, он дал нам в руки инструмент, позволяющий не просто повысить качество и снизить затраты на разведку самых сложных месторождений, но и превращающий геолога-разведчика из мастерового в творца информации о его строении и перспективах. Конечно, это уже та геология, что скорее наука, чем полевые работы, но ведь Мальцев в экспедиционных лагерях пол-жизни провел, его в Кухитанге до их пор каждая уличная собака помнит...
Минеролог? Мальцев внес крупный вклад в онтогению пещерных минералов. На сегодня вряд ли найдётся специалист крупнее. Этому были посвящены его теоретические работы по минералогии пещер 80-х - начала 90-х гг., а также его обобщающая книга «Как растет каменный цветок?» , опубликованная уже лишь после его смерти. Всего около десятка научных статей по минералогии пещер на русском и английском языках. Материалы и фотографии Мальцева по онтогении пещерных минералов вошли в известный сборник «Cave minerals of the world». В приложении к пещерам, онтогения - это классификация пещерных образований и объяснение, как и почему они растут. Мальцев продолжил исследования Степанова и Слетова в это области. Вот только некоторые примеры его работ в области онтогении пещерных минералов: изучение формирования спелеотемов — вторичных минеральных отложений, которые образуются в пещерах; анализ процессов осаждения кальцита, арагонита и гипса в разных условиях пещеры, исследование механизмов роста кристаллов в пещерных образованиях, в частности, изучение роли геометрического отбора на ранних стадиях роста, изучение биогенных процессов в образовании пещерных минералов, например, роли микроорганизмов в осаждении карбоната кальция. Но его попытки публиковаться в советских и зарубежных журналах, донести их до минерологов и специалистов по спелеологии понимания и должно оценки не встретили. Почему-то коллеги не смогли понять и принять даже основных его принципов, не понимают и не принимают до сих пор. Что тут сказать? До взглядов гениев ведь надо еще и дорасти...
Программист? Тут скорее подойдет выражение - «программист Божьей милостью». Он начал программировать моделирование разведочных сетей тогда, когда большинство штатных программистов в наших ИВЦ могли только переводить готовые программы с одного языка на другой. И добился оглушительного успеха. В конце 80-х-начале 90-х разработал ряд программ для подсчёта запасов твёрдых полезных ископаемых: пакет «Моделирование разведочных сетей» для ЕС и СМ ЭВМ (внедрена в ВИМСе), оболочку экспертной системы «Common Advisor» (внедрена в ВИМС, ЦНИГРИ, МГУ), а в 1990-93гг программу для IBM PC о подсчёте запасов Geostatistical Software Tool Известен также как разработчик одной из лучших в мире программ для подсчета запасов месторождений Geostatistical Software Tool (GST).(внедрена в 34 организациях, в том числе, зарубежных). Тут надо пояснить понятие «внедрена». Программирование - это адский кропотливый труд. Когда-то НАCА вместо старта с орбиты была вынуждена взорвать дорогостоящую межпланетную станцию - в заложенной в нее на Земле программе был пропущен всего один знак. Это дорогостоящий продукт, который проносит баснословные прибыли. Поэтому программы лицензируют, и авторские права на них тщательно охраняют. Внедрить программу - это значит продать ее, получить огромную прибыль, или вознаграждение за упорный труд. Так вот этот сверхстранный человек свои программы не лицензировал, и не продавал - он их раздавал. По воспоминаниям Галины Селф (Ивутиной), которая в 80-х работала над программой спектрального анализа биопотенциалов для медиков: «В то время еще не было Windows и сред программирования высокого уровня. Кто разрабатывал компьютерные программы в те времена, помнят, что интерфейс пользователя занимал у программистов большую часть времени. Я пожаловалась Володе, как мне не нравится сделанный мной интерфейс: комп выводит на экран вопрос - врач на следующей строке отвечает. Потом следующий вопрос-ответ, потом следующий... К предыдущему вопросу уже не вернуться... Неудобно, неэлегантно, неэффективно. И тут Володя говорит, что он создал псевдографический интерфейс - это как раз то, что мне нужно! И он мне эти две свои подпрограммы отдал, и даже не согласился поставить его имя на моей публикации. Еще одну из своих работ, на этот раз очень значительных - программу предсказания месторождений - Володя, к моему удивлению, опубликовал вместе с полным текстом кода! Тот уверял, что код очень большой, передрать его без ошибок практически невозможно. Да и какие-то поправки для каждого отдельного случая пользователю всё равно потребуются. Тому, кто сумеет в моем коде разобраться и заставить его работать, я его с удовольствием отдаю. Такое вот было бескорыстие и готовность поделиться. Я всегда смотрела на Володю как бы снизу вверх. Для меня он был почти гением. Но в нем не было ни грамма снобизма по отношению к другим, пренебрежения. Он радовался возможности поделиться с людьми, чем мог».
Путешественник? Владимир Мальцев путешествовал и делал снимки в разных уголках России: на Камчатке, Западном и Восточном Саянах, Байкале, Горном Алтае, Уральских горах, в тундре и окрестностях Сыктывкара. Обратите внимание, что все эти его путешествия - это всегда Россия. Запад его не привлекал. Он туда отправился в конце его жизни, но не жить, а умирать - но об этом позже... Он очень любил жизнь, путешествия, нашу природу, любил открывать новое. К сожалению, общаться с ним бывало нелегко: надо было полностью "перестроиться" на его понимание вещей и пространства, его интересов и ощущений, - а в обычной жизни вырваться из круга обыденных дел и забот бывает не легко... Володя был очень увлекающимся, нестандартным, необычным, действительно странным... и очень одиноким человеком... Я никогда не расспрашивал у него о его лично жизни, мы не говорили о подругах и женах, но видно было, то у него никого рядом не было - вечно неопрятный и неухоженный, в своей неизменной клетчатой рубашке американского пролетария...
Фотохудожник? Он был известным фотографом. В 2002—2008 годах в Москве прошла большая серия его персональных выставок. Владимир Мальцев делал снимки в пещерах, горах, в тундре и городе. Он творил шедевры - и характерные портреты современников, и природные пейзажи, и съемки минеральных образцов. В начале 2000-х полностью переключился на занятия фотографией, в том числе подземной, начатые им ещё в 80-е годы в Кугитанге. Чтобы дать представление о его уровне художественного творчества, я прилагаю несколько его фоторабот.
Писатель? Да, Мальцев - автор более 50 публикаций в различных областях знания. Им написаны нескольких художественных очерков на спелеологическую тематику. Книга «Пещера мечты, пещера судьбы» (1997). Роман «О том, что сильнее нас» (2013) (прах его, согласно завещанию, был высыпан в не названную реку на Валдае, которая являлась одной из главных неодушевленных героинь его этого последнего романа). Научно-популярная книга «Как растет каменный цветок?» (выпущена друзьями уже после смерти Володи: ч.1 опубликована в 2018 г в виде брошюры в серии «Книжная полка АСУ»; ч.2 в бумажном виде не публиковалась). Под псевдонимом им были написаны три детективных романа, и сценарий кинофильма «Ищите белые пятна» (1981). Он вел очень интересный и живой «Авторский сайт Владимира Мальцева» (доступен до их пор). Путевые заметки «Глазами пещерного человека: Америка в миниатюрах» (1997). Рассказ-хроника «Ваша раздача, господин дождь» (1998). Рассказ «Парад планет сквозь каменные своды» (2000). Философско-хулиганский трактат «Взгляд из-под земли» (1998). Очерк-публицистика, опубликован в газете «Известия» от 17.07.1998 - «Псевдонаука — дитя респектабельной науки», «Минералы системы карстовых пещер Кап-Кутан (юго-восток Туркменистана)», (1993). «Ещё раз о сталактитах с „внутренним“ и „внешним“ питанием» (1998). «К онтогении минеральных агрегатов пещер: нитевидные кристаллы сульфатов» (1996 ). «Модель генезиса гипсового „гнезда“ пещеры Геофизическая (Кугитангтау, Туркменистан)», (1996). «Псевдогеликтиты карлюкских пещер», (опубликована после смерти в 2014 г). «Так говорил Мальцев», подборка мальцевских реплик и сообщений из Спелеорассылки и форума "Пещеры" (1995—2013 гг). Некоторые теоретические идеи, которые Мальцев высказывал лишь устно, изложены в книге А.Дегтярёва «Подземная геоморфология в популярном изложении». Там же представлена полная «Библиография работ Мальцева по карстологии и пещерной минералогии». Но нельзя сказать, что он был популярен. И не важно, то спелеология на слуху, и привлекает интерес к спелеологам. Проблема в полном отсутствии настоящего интереса к этой науке. Еще в середине 90-х Мальцев с горечью сказал, что «спелеология - это интеллектуальная пустыня». И он, к сожалению, прав. Нынешние поколение думает, что спелеология - это веревки и железки, и кто дальше пройдет, и глубже пролезет. Оказывается, можно лазить в пещеры много лет, и не знать о пещерах практически ничего. И таковые составляют теперь большинство. Мало кто занимается пещерами как наукой, их и раньше было немного. И наивно ждать, что каждый спелеолог будет заниматься подземной наукой. Знаменитая книга Мальцева «Пещера мечты. Пещера судьбы» вышла тиражом в 10 тысяч экземпляров, но затем его половина за невостребованностью была пущена под нож. Нынешние научные книги тиражом более 200 экземпляров вообще не выходят: больше не продаётся, независимо от их качества. Особую печаль Владимиру Аркадьевичу доставила судьба последней его книги. Совершенно новаторский роман «О том, что сильнее нас», с очень необычным построением сюжетных линий, с прихотливой тканью слов. Написанный рукой опытного мастера, этот роман абсолютно не выдуман - все действующие лица и события реальны. Он действительно интересен думающему человеку. Я прочел его запоем, на одном дыхании. Для меня было очевидно, что это большая литературная удача, с чем я Мальцева и поздравил. Нашли издателя, отпечатали 1000 экземпляров, и что же? Если бы роман раскритиковали читатели, это бы было полбеды. Но все оказалось проще и грустнее. Его просто не заметили - за три месяца было продано только 26 экземпляров книги. И еще порядка 30 человек скачало электронную версию. А ему так хотелось, чтобы его книга осталась жить своей жизнью поле него. Последний его прощальный подарок остающимся. Обычная история гения - он ждет моментальный успех своего творения, а ленивое, и не любопытное общество имеет долгую инерцию переваривания. Для уже умирающего Володи, отсутствие успеха его книги было, конечно же, еще одним добивающим ударом.
Спелеолог? Это был общесоюзный кумир так называемых «разумных» спелеологов - не тех, кто лезет в пещеры ради их «покорения» и рекордов, а кто, как и он сам, были зачарованы их неземной хрупкой красотой и девственностью. Как спелеолог известен прежде всего своими многолетними исследованиями пещер хребта Кугитангтау в Туркмении. В 1979 году в ходе исследований пещер хребта Кугитангтау открыл вид рыб, названный слепым гольцом Старостина (Noemacheilus Starostini). Известен как первооткрыватель (1976) пещеры Промежуточная (позже соединённая с пещерой Кап-Кутан, общая их длина ныне — 57 км). Самые крупные открытия в пещере Кап-Кутан также произошли благодаря возглавляемым им экспедициям в 1976—1996 годах. В честь Владимира Мальцева назван зал в пещере Оптимистическая (Подолия). Спелеологом он был фанатичным. Я могу лишь завидовать тем, кто был с ним на Кугитанге в 70-80-е годы: Михаил Переладов, Олег Бартенев, Лев Кушнер, Галина Ивутина, Александр Дегтярев, рано погибшие Коршунов, Кутузов, Лившиц, которых Владимир Аркадьевич глубоко ценил. Это и был цвет кугитангской спелеологии. Эта «безверевочная» (во многом горизонтальная), кугитангская спелеология была интеллектуально гораздо выше всей нынешней хвастливой «глубинной» спелеологии. Заслуга Мальцева была в том, что на Кугитанге он собрал довольно крепкий коллектив порядочных людей, создал тут особый нравственный и интеллектуальный климат - без зависти, соперничества, нацеленный на общее дело. Не имело значения, из какого ты города, института, или клуба. Если ты любишь пещеры, а не себя в пещерах, то рядом с ним всегда найдется место. У Мальцева на Кугитанге перебывало довольно много народа. Если ему не хватало людей для экспедиции, он мог поехать куда-нибудь в Саяны, познакомиться там с первыми встречными «пещеролазами», и если он видел, что они толковые ребята, то тут же предлагал им ехать в Кугитанг. Авантюрист сам, он всюду искал таких же авантюристов. Его мгновенное предложение ехать с ним на край света - это была у него такая «проверка на вшивость». Большинство (как и я когда-то) начинали мяться, и отпадали.. А если глаза загорались, то пара месяцев подготовки – и он брал их с собой, в свою Кап-Кутан. И они прекрасно работали. Многие из них потом только на Кугитанге и работали - ехали туда за той атмоферой. Когда же Туркмения закрылась для спелеологов, этот прекрасный мир распался. Другая спелеология по другим правилам этих людей уже не интересовала. Этот мир держался на Мальцеве. И, к сожалению, он больше не повторится. Его, этого особого мира, больше нет.
Несколько небольших пещер были открыты им в 1980 году в Крыму (район Байдарского оползня). В начале 80-х годов был командиром Московского спелеоспасотряда. В дальнейшем к любым формам организованной спелеологии он относился крайне негативно, большую часть спелеологов-спортсменов-рекордсменов он ни во что не ставил. Также Мальцев участвовал в других спелеоэкспедициях, посещал пещеры Русского Севера.
В 1996 году рухнули и все его собственные расчёты на продолжение исследований Кугитангских пещер - Туркмения объявила их район закрытым для посещения, в том числе и для исследовательских целей. Всю дорогу Мальцев добивался закрытия этих пещер от их посещения нахрапистыми любителями подземными окроищами, но никак не ожидал, что запрет коснется и его самого... После этого активных спелеологических исследований он уже не проводил. В то же время продолжал работу над теоретическими статьями и художественными произведениями спелеологической тематики. В начале 2000-х заявил, что прекращает заниматься спелеологией, и несколько лет посвятил водным фотопутешествиям, однако впоследствии всё же принял участие в нескольких непродолжительных спелеоэкспедициях, а также разрабатывал оригинальную теорию сернокислой коррозии при карстообразовании.
Последняя его поездка в Туркмению в 2012 году на международную конференцию спелеологов стала последним прикосновением к подземному миру Кугитанга. Там были Владимир Мальцев, Михаил Переладов и Александр Дегтярев, а всего человек 7 из России и около 30 иностранцев. Сотни флагов, застланные улицы коврами, встречающие у трапа самолёта губернаторы, целые театральные представления под открытым небом, толпа обслуги, включая поваров, танцоров, официантов и даже штатного муллу, который молитвами предварял научные доклады. Сцена завалена слоем цветов в полметра толщиной. Первые три ряда в зале – участники конференции, а дальше стройными рядами несколько сот образцово-показательных туркменских слушателей в одинаковых национальных костюмах. На белоснежных фольксвагенах возили по столице в сопровождении толпы журналистов и телевидения, каждый день публиковавшей статьи и видеосюжеты. Трапезы под звуки скрипок. За каждым креслом вышколенный официант разливал вино в бокалы. Мальцев надеялся на настоящие научные дискуссии, готовился к ним - но тщетно, была одна только показуха. Отказался от своего доклада, пытался бунтовать, оторваться от принимающей стороны, сбежать от них, забраться в пещеры самовольно. Но вышколенные сопровождающие обложили гостей плотно, а все открытые им самим входы в пещеры Кугитанга недоступно охранялись пограничными нарядами. Но все-таки Мальцева там помнили. В Ашхабаде ему в номер постоянно звонили по телефону местные, которые лазили с ним в пещеры да-три десятка лет назад. Он их едва помнил, а они увидев его по телику, искали встречи ним. Когда Мальцев приехал на Кугитанг, к нему тоже пришли старые знакомые, местные узбеки и туркмены, уже пожилые люди с сыновьями, с угощением. Сидели весь вечер, вспоминая былое. Авторитет Мальцева среди местных был невероятно велик. Последнее посещение Кап-Кутана. Безлюдная, редко посещаемая пещера. За 20 лет даже оставленный там молоток никто не тронул. Местные, егеря знают только ближнюю, широкую часть, дорога в основную часть пещеры им неизвестна. Вероятно, там никого и не было с 1996 года. Ключевые проходы в самые ценные части пещеры Мальцев завалил еще тогда, в 90-е годы. Карты пещеры, существовавшие лишь в нескольких экземплярах, были специально им испорчены, и на все просьбы помочь с этим, он дал отказ разной степени вежливости. Мальцев и здесь остался верен себе - не оставил эти карты никому. Уж кто как не он, знал, как хрупок мир кугитанских пещер. Мир кугитанской спелеологии существует теперь только в памяти ее участников, да в мальцевской книге. А сама пещера под тремя замками: закрытая страна, не особо желающая видеть поток туристов, закрытая погранзона, обнесенная колючей проволокой и смотровыми вышками, патрулируемая егерями. Были люди, которые проползали к пещере чуть ли не по-пластунски, по ночам от узбекской границы. Но что их ждет в пещере? Заваленные проходы, которые можно искать годами и не найти.
Только там, в Туркмении, Владимир Аркадьевич жил по настоящему своей жизнью, и дышал полной грудью воздухом пещер. К сожалению, этот воздух его и убил - от пыли и неведомых бактериальных культур древних подземелий он подхватил легочную болезнь, которую ничего не знающие о ней врачи назвали ХОБС - «хронически обостряющаяся болезнь легких», которая привела к фибробластозу лёгочной ткани. Видимо, это был гистоплазмоз - редкая болезнь легких, которую разносят летучие мыши. Точнее их гуано, пыль от которого вдыхают посетители пещер. Как ее лечить никто не знал. Из-за чего испытывал проблемы с дыханием - последний год был вынужден постоянно использовать кислородную маску. Болезнь, погубившая его, не оставила ему шансов ни на жизнь, ни на легкую смерть. Фибробластоз легочной ткани быстро прогрессировал и уничтожил 96% легочной паренхимы. Последние полгода он находился круглосуточно под кислородной маской. Все это на фоне врожденной астмы, перенесённого им химического отравления в Норильске, и беспрерывного курения 3-4 пачек сигарет "Примы" в день. К своей смерти Володя подготовился как к сдаче очередного проекта: довел все дела до конца, уничтожил все лишнее, оставил только то, что принесёт людям пользу после него. И умер этот странный человек тоже по своему - странно, и пугающе необычно. Убедившись, что врачи ничего не могут сделать с его распадающимися на куски легкими, он поехал Швейцарию, где разрешена эвтаназия, и лег для этого в соответствующую клинику, где за большие деньги, собранные для него друзьями, его и убили. Володя всегда все делал, полностью отдаваясь задуманному. А когда он решал, что какая-то область деятельности исчерпала себя для него, он с ней заканчивал, сжигая мосты. И свою жизнь закончил так же: решительно и бесповоротно. Это решение было вполне в его духе: «не можете лечить, так хоть убейте». Уже привычно странное решение странного человека. Хотя зачем все эти красивые понты? И на Кугитанге, и на Путорана, где он последнее время ошивался, есть масса удобных мест для сведения счетов с жизнью - просто шагнул в пропасть, и вот она - свобода!.. Не знаю... Странно всё это. Как всегда всё было странно у странного Мальцева... Мир его праху. Молитв не читаю - Володя на дух не верил в «эти библейские сказки» (вот, небось, он теперь удивлен!). Бог велик и милостив, он сам разберется, что ему с этим гением делать. Скоро увидимся...