Судьба Человека (истории из жизни)

Первый муж Светланы Крючковой неудавшийся лицедей, Михаил Стародуб, всячески издевался над нею. Жестоко называл бездарной актрисулькой, толстой и "страшной как печка". Когда его не взяли играть роль Ганжи в"Большой Перемене", а песню о разном счастье в исполнении Крючковой после премьеры фильма запела вся страна, вообще чуть не съел актрису с потрохами.

Толя - офицер - Смотри, какой красавец-офицер. Форма-то как сидит! Как влитая! Такой молодой, а уже майор. Будто из кино, вон, недавно в сериале похожего видела. Это к кому ж у нас такой? - ткнула локтем сидящую рядом на лавочке подругу баба Зоя. Остальные тоже встрепенулись. День стоял сентябрьский и погожий. Бушевала золотая осень, солнце играло на погонах незнакомца. Он оглядывал глазами все вокруг. Лицо суровое, губы плотно сжаты. Но вот и они озарились улыбкой - из подъезда вышла пожилая женщина. Сгорбленная, лицо сморщенное, соседки посмеивались: «точно печеное яблоко», седые волосы торчат из-под косынки. Чуть прищурилась. И вдруг замерла. Рука задрожала, расстёгивая воротник, пара пуговиц отлетела, и покатилось по ступенькам. Женщина схватилась за перила, чтобы удержаться на ногах. Но он уже подбежал, и сильные руки подхватили, не дали упасть. Жадно вглядывалась в его лицо. Изменился. Глаза по-прежнему холодные, стального цвета. И та же решимость, готовность защищать от всего мира, если понадобится. Поцеловал ей руку, прижался к щеке. Дорожки слез. - Толя… Толечка мой! Вернулся, милый мой, вернулся. Не чаяла уж тебя у видеть. Думала, не простишь, сыночек! – все говорила она. - Это чего это? Это кто? Это что, Толька? Да нет, не может быть. Обозналась Санька, не он. Совсем из ума выжила! Тот-то был от горшка два вершка, бледный как поганка. Носа не совал сюда сколько, сгинул, поди, давно! – выдохнула баба Зоя. - А чего ж он тогда ее обнимает да целует? Он это, Зоя. Глаза его. Я сразу узнала. Зря вы мальчонке предрекали ерунду всякую. Всегда думала, что достойным человеком он станет, это вы ему шанса не хотели давать! – покачала головой старушка в белой шляпе. А двое просто стояли, обнявшись.

Присоединяйтесь!))

Цветочный ТЕСТ Результаты теста читайте в карточках ниже.

Сашкины ботинки. В современном мире все магазины и рынки завалены разной обувью. Выбирай, какую хочешь. От этого, наверное, и перестали её, родимую обуточку-то, ценить… Было это после невиданно страшной войны с фашизмом. В аккурат пять лет уж прошло. В деревнях и сёлах завсегда семьи были большими. Летом мальчишки и девчонки босыми бегали по улице, а вот в остальные времена года целая напасть на родителей сваливалась… В каждой семье были специальные колодки. Весной лупили ивняк, потом ножом делали лыки и, усаживаясь кто на лавки, кто на пол, все - от мала до велика - плели лапти. Так что и после войны довольно долгое время наша родина, матушка Россия, в сельско-деревенской местности, была в основном, лапотной. Набегаются ребятишки, придут домой, – и на русскую печь, греться. На ней же, родимой, и сушили матери лапти своих детей. Прошло ещё несколько лет. Промышленность страны развивалась невиданными темпами. В сёлах и деревнях все перешли на калоши и были безумно рады даже такой простой обутке. В одну из волжских деревень и привёз Игнат из Москвы новые ботинки своему старшему сыну Сашке. В избе его ещё трое сыночков подрастало, и отец решил, что после старшенького и остальным перепадут эти ботинки. Шибко берёг Сашка эту невидаль. Бывало, идёт до района все семь километров босым, а уж как подходить-то станет, так и надевает свои драгоценные ботиночки. Дивно было ему в них идти по районному центру. Парню казалось, что все непременно смотрят только на него, и от этого он то робел, то радовался. Рассуждал Сашка так: «Надо же, ведь ботинки какие изобрели! Идёшь по луже – и нога не мокнет. Чудо какое-то! А бывало, в лаптях-то набегаешься, ноги промочишь – вот и хворь наступает. Ципки разные повылазиют». Берёг он ещё их и потому, что понимал, каким великим трудом эти самые обуточки-то отцу достались. «Изломался папка за них – будь здоров. Вот Егорка ещё немного подрастёт – и вместе их носить станем, – думал Сашка. – Глядишь, и маманя будет меньше плакать об нас. Простывать-то не так станем». Постепенно, не сразу и не вдруг, то в одной, то в другой избе родители покупали своим детям ботинки, но чаще резиновые да кирзовые сапоги – это была самая лучшая деревенская обувь. Но и калоши, само собой, не выходили из обихода. …Вспомнил Александр Игнатьевич Любшин о своих ботинках вот почему: работал он теперь начальником большого металлургического завода, и в один из вечеров, вернувшись домой и тихо переступив порог, услышал такую беседу своей жены Нади и дочери Ольги. «Мама, не нужны мне эти сапоги. Они уже вышли из моды. Я приглядела в бутике классные, супер. Давай купим их?» Надежда Тарасовна, глубоко вздохнув, уже с улыбкой посмотрела на дочь. «Ну, что ж, сейчас время другое. Можно и купить, только ведь и те недавно покупали. Походила бы в них ещё». Ольга, сделав грустную гримасу, спросила: «Что ты, мама, в каком веке ты живёшь?» Чуть позже, когда Александр Игнатьевич и Надежда Тарасовна стали укладываться спать, муж взволнованно посмотрел на верную спутницу по жизни. «Надя, я сегодня ботинки вспомнил, которые мне отец купил, так слёзы к глазам подкатили, веришь? Сейчас у наших детей всё есть – это понятно. Только почему-то, когда жили скудно, то были лучше. Понимаешь… душою лучше, чище что ли? Ведь знали все, от мала до велика, как тяжко родителям-то. Бывало, придёт отец с работы, с ног валится от усталости. Мы его облепим всего, радуемся – как же, родимец пришёл… Я вот сегодня вернулся с работы, так дочь даже не подошла, не спросила: «Как ты, мол, папка?» И вот ведь какая жизнь-то: вроде и идём к прогрессу семимильными шагами, а себя и свою душу растеряли на пути этом». Надежда Тарасовна одёрнула мужа: «Так ты чего хочешь – чтобы опять в лаптях все ходили? Не пойму я тебя что-то». Александр Игнатьевич отвернулся к стенке. Больше он не говорил жене ни слова. Он вспоминал о своём. Заснул уже ближе к четырём утра и увидел сон: идёт он по дороге в лаптях с братиками. Льёт пронизывающий до мозга костей холодный дождь. Дорогу всю развезло, но они идут и просят Бога, чтобы родители пожили подоле и всем бы им купили новые ботинки. Рубашонки на них все наскрозь промокли… Автор Казаков Анатолий

Поиграем?

Попробуйте угадать: в каком году сделан снимок?

Возвращение -Паш, а скоро мамка приедет? - младший братишка нетерпеливо дергал его за край рубашки.- А какая она, наша мамка? -Она…она…-голос срывался, ком в горле мешал говорить.- Надоел уже! Лучше собаку покорми!- закричал Пашка, стараясь скрыть свои эмоции. Не хватало еще, чтобы он заплакал как девчонка! Пашка развернулся и убежал за баню, где было его потайное место. *** Свою мать дети не видели долгих четыре года, и вот сегодня она должна была вернуться из тюрьмы. Егорка совсем не помнил маму, а Павлу было семь лет, когда её осудили за убийство сожителя. Воспоминания нахлынули на Пашку внезапно и мощно. Они всегда приходили спонтанно, словно порыв шквалистого, обжигающего ветра. *** Вот они с отцом идут через большое зеленое поле к маме на работу. Светит яркое солнце, трава цепляется за коленки. -Папка, змея! –кричит Пашка и с ужасом прижимается к отцу. -Не бойся, сынок. Это уж. Видишь, на голове у него желтые пятнышки,- отец подхватывает сына на руки и садит на плечи. -Эге -гей! Я Дядя Степа Великан!- радостно кричит Павлуша. А вот они с отцом бегут по берегу реки по лужам наперегонки. А летний дождь такой теплый! Мама в небесно-голубом платье стоит босиком на вымоченной мягкой дождевой траве и смеется. -Мам, ты чего улыбаешься? -Вас увидела, вот и радостно стало на душе. Еще Пашка вспомнил, как мама читала наизусть стихи Маяковского и Михалкова, когда он долго не мог уснуть. В памяти всплыли теплые руки матери, которые всегда пахли полевыми цветами, её ласковый голос, взгляд, полный нежности и любви. *** Семейное счастье оборвалось в один миг - лихие 90-е... Пашка вдруг вспомнил, как в доме сначала пропали конфеты, пряники, потом бабушка стала редко жарить его любимые котлеты, а потом папа потерял работу и вынужден был уехать на вахту на север, где вскоре с ним произошел несчастный случай. Больше отца Павел не видел. Мама узнала, что беременна. Она целыми днями плакала, закрывшись у себя в комнате, а бабушка уговаривала её хорошенько все взвесить. Все разговоры заканчивались криком и слезами матери. -Прекрати! Этот ребенок-плод большой любви, это продолжение Сережи! Через шесть месяцев в семье появился Егорка. *** А потом мама привела в дом дядю Антона. Именно тогда Паша впервые услышал незнакомое словосочетание «гражданский брак». А бабушка постоянно плакала и называла этот союз мезальянсом: -Девушка из хорошей семьи с высшим образованием и мужчина без образования из неблагополучной семьи, с криминальным прошлым. Это безумный шаг, о котором ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь! Вскоре мама сама поняла, какую страшную ошибку она совершила, но... *** Суд посчитал, что женщина превысила пределы необходимой самообороны и вынес суровый приговор. Бабушка оформила над детьми опеку, и для детей началась такая непростая жизнь. Мальчишки были как затравленные зверьки. Они постепенно учились жить спокойно. Ведь больше не нужно было бояться, что кто-то пьяный вломится к тебе в комнату, будет бить маму и бабушку, не нужно ночевать в бане, чтобы не попасть под горячую руку сожителя. Пашка рано повзрослел, ведь ему приходилось заботиться о младшем брате и бабушке, которая очень сильно сдала после того, как дочери объявили приговор. Денег в доме не хватало. Паша научился у деда Игната латать старую обувь, колоть дрова, копать картошку и управляться в сарае. А летом он собирал ягоды и грибы, которые бабушка сдавала в райпо. Павлуша складывал дрова и уголь, топил печку, чистил снег во дворе, играл с братом, а вечером писал маме грустные письма и делал уроки. *** -Пашенька, сыночек мой… - родной голос заставил мальчика вздрогнуть. Павел стоял, боясь шелохнуться, слишком долго он ждал этого момента. Он робко обернулся и сквозь преломленную соленую пелену слез увидел маму. Он внимательно смотрел на неё, не в силах оторвать взгляд. Такое до боли знакомое и ...такое чужое лицо. -Мама...Как же я тебя ждал!-только и смог произнести сын пересохшими от волнения губами. И тут Пашка забыл, что он сильный и взрослый, что он дал себе слово никогда в жизни не плакать. Он кинулся к матери, уткнулся в её грудь, и слёзы хлынули из его глаз, как ручьи, перехватывая дыхание и принося долгожданное облегчение. Он так устал быть взрослым, устал нести за всё ответственность! Мать нежно прижала плачущего сына и прошептала: "Прости меня, сынок!" И они ещё долго стояли, прижавшись друг к другу. А навстречу им бежал радостный Егорка, позади которого, охая и причитая, ковыляла бабушка. Родной огонёкВозвращение -Паш, а скоро мамка приедет? - младший братишка нетерпеливо дергал его за край рубашки.- А какая она, наша мамка? -Она…она…-голос срывался, ком в горле мешал говорить.- Надоел уже! Лучше собаку покорми!- закричал Пашка, стараясь скрыть свои эмоции. Не хватало еще, чтобы он заплакал как девчонка! Пашка развернулся и убежал за баню, где было его потайное место. *** Свою мать дети не видели долгих четыре года, и вот сегодня она должна была вернуться из тюрьмы. Егорка совсем не помнил маму, а Павлу было семь лет, когда её осудили за убийство сожителя. Воспоминания нахлынули на Пашку внезапно и мощно. Они всегда приходили спонтанно, словно порыв шквалистого, обжигающего ветра. *** Вот они с отцом идут через большое зеленое поле к маме на работу. Светит яркое солнце, трава цепляется за коленки. -Папка, змея! –кричит Пашка и с ужасом прижимается к отцу. -Не бойся, сынок. Это уж. Видишь, на голове у него желтые пятнышки,- отец подхватывает сына на руки и садит на плечи. -Эге -гей! Я Дядя Степа Великан!- радостно кричит Павлуша. А вот они с отцом бегут по берегу реки по лужам наперегонки. А летний дождь такой теплый! Мама в небесно-голубом платье стоит босиком на вымоченной мягкой дождевой траве и смеется. -Мам, ты чего улыбаешься? -Вас увидела, вот и радостно стало на душе. Еще Пашка вспомнил, как мама читала наизусть стихи Маяковского и Михалкова, когда он долго не мог уснуть. В памяти всплыли теплые руки матери, которые всегда пахли полевыми цветами, её ласковый голос, взгляд, полный нежности и любви. *** Семейное счастье оборвалось в один миг - лихие 90-е... Пашка вдруг вспомнил, как в доме сначала пропали конфеты, пряники, потом бабушка стала редко жарить его любимые котлеты, а потом папа потерял работу и вынужден был уехать на вахту на север, где вскоре с ним произошел несчастный случай. Больше отца Павел не видел. Мама узнала, что беременна. Она целыми днями плакала, закрывшись у себя в комнате, а бабушка уговаривала её хорошенько все взвесить. Все разговоры заканчивались криком и слезами матери. -Прекрати! Этот ребенок-плод большой любви, это продолжение Сережи! Через шесть месяцев в семье появился Егорка. *** А потом мама привела в дом дядю Антона. Именно тогда Паша впервые услышал незнакомое словосочетание «гражданский брак». А бабушка постоянно плакала и называла этот союз мезальянсом: -Девушка из хорошей семьи с высшим образованием и мужчина без образования из неблагополучной семьи, с криминальным прошлым. Это безумный шаг, о котором ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь! Вскоре мама сама поняла, какую страшную ошибку она совершила, но... *** Суд посчитал, что женщина превысила пределы необходимой самообороны и вынес суровый приговор. Бабушка оформила над детьми опеку, и для детей началась такая непростая жизнь. Мальчишки были как затравленные зверьки. Они постепенно учились жить спокойно. Ведь больше не нужно было бояться, что кто-то пьяный вломится к тебе в комнату, будет бить маму и бабушку, не нужно ночевать в бане, чтобы не попасть под горячую руку сожителя. Пашка рано повзрослел, ведь ему приходилось заботиться о младшем брате и бабушке, которая очень сильно сдала после того, как дочери объявили приговор. Денег в доме не хватало. Паша научился у деда Игната латать старую обувь, колоть дрова, копать картошку и управляться в сарае. А летом он собирал ягоды и грибы, которые бабушка сдавала в райпо. Павлуша складывал дрова и уголь, топил печку, чистил снег во дворе, играл с братом, а вечером писал маме грустные письма и делал уроки. *** -Пашенька, сыночек мой… - родной голос заставил мальчика вздрогнуть. Павел стоял, боясь шелохнуться, слишком долго он ждал этого момента. Он робко обернулся и сквозь преломленную соленую пелену слез увидел маму. Он внимательно смотрел на неё, не в силах оторвать взгляд. Такое до боли знакомое и ...такое чужое лицо. -Мама...Как же я тебя ждал!-только и смог произнести сын пересохшими от волнения губами. И тут Пашка забыл, что он сильный и взрослый, что он дал себе слово никогда в жизни не плакать. Он кинулся к матери, уткнулся в её грудь, и слёзы хлынули из его глаз, как ручьи, перехватывая дыхание и принося долгожданное облегчение. Он так устал быть взрослым, устал нести за всё ответственность! Мать нежно прижала плачущего сына и прошептала: "Прости меня, сынок!" И они ещё долго стояли, прижавшись друг к другу. А навстречу им бежал радостный Егорка, позади которого, охая и причитая, ковыляла бабушка. Автор Родной огонёк

Поселок лесорубов раскинулся по обе стороны полустанка — Супротивный, что четырьмя ращъездными линиями дополнял железнодорожную магистраль: Москва — Владивосток на 765-м километре. Хлеб на полустанок привозили только для железнодорожников и продавали в магазине, который стоял рядом с вокзалом. А для лесорубов Нейского лесоучастка хлеб пекли в поселковой пекарне. С вечера затворят тесто, ночью замесят его и на заре выпекают. Но продавали его только после обеда, когда он остынет и вылежится на стеллажах, устроенных на всей половине стены пекарни. Выдерживали хлеб на полках потому, что его продавали тогда не штучно, а на вес. И потому нужно было ему выдохнуть из буханок пар. Пар – не хлеб, а вода и сытости он никакой в себе не несёт. Это в паровозе пар имеет главное значение, а в хлебе только лишний вес нагоняет. Хлеб в магазин возили на лошади. Дядя Алексей запрягал в хлебную телегу большую тяжеловозную кобылу и огибая половину поселка по раскатанной тракторами дороге, вез хлеб в магазин. А там уже очередь. Домохозяйки и ребятишки плотной толпой стояли в тесном и полутемном помещении магазина. Вся очередь в магазин не помещалась и выворачивала из распахнутых дверей на крытое тесом большое крыльцо. После отмены карточек лишнего хлеба в ту пору не пекли, а населению поселка продавали продукт номер один по числу едоков в семье. Расчет был прост: взрослому буханка, подростку половина булки. Наа сутки. Мальчишки, кто ходил в школу, едва сбросив дома сумку с учебниками, бежали в магазин занимать очередь. Кто в школу не ходил – бежали следом, помогать дежурить в очереди и нести домой хлеб и помогать управиться с довесками, какие добавлялись до полного веса буханок. Довесок – это самое вкусное в буханке место. Когда, наконец, очередь подвигалась к весам, измятые в толкотне и давке очереди и изрядно проголодавшиеся пацаны, внимательно следили, как тетя Галя будет отпускать хлеб. Каждый кормилец старался угадать – какой будет сегодня довесок. Ребята оглядывали крайние на полке буханки, в тайной надежде, что они будут немного поменьше двух килограммов и тогда довесок будет большим и сытным. Его хватит на всю дорогу до дома. А у дома можно будет с меньшими терзаниями выкроить кусочек дворовому псу, Тарзану, на непременное угощение. Чем ближе юный покупатель подвигался к весам тем чаще с беспокойством посматривал на хлебные полки. И взрослым и ребятишкам казалось, что хлеб с полок убывает все быстрее, а очередь подвигается все медленнее. А это значило, что первого привоза может не хватить. И если дядя-Алексей задержится где-нибудь в дороге, придется всем его ожидать. Ребятишкам это – хуже некуда. Тетя-Галя спросит у остановившейся очереди – кому чего надо кроме хлеба. И тут начнется самое неприятное. Люди из конца очереди будут протискиваться к самым весам и снова образуется толкотня. А кто-то и попытается застрять на дареном месте до второго привоза и ухватить хлебушко, заговаривая соседок самыми свежими поселковыми новостями. Женщины будут долго и обстоятельно разбираться – кто за кем стоял а ребята все это время переживать задержку. Но, сегодня хлеба кажется достанется с первого привоза… И вот уже тетя Галя ловко бросает две буханки на чашу весов, сверху припечатывает ещё одну и гремит гирями на другой чаше. Наконец, замерев на секунду, взглядывает на качающиеся утиные носики противовесов. Мальчишки затаив дыхание, следуют ее примеру. Наконец, носик рычага на стороне которого лежит хлеб, нырнув в пугающую ребят глубину и уверенно выпячивается выше другого. Тетя Галя касается буханки хлеба, скалка под ее чутким движением снова неохотно опускается вниз. Этого мимолетного движения опытному продавцу достаточно, чтобы определить – какой отрезать довесок. Она, не оборачиваясь, ловко подхватывает с полки следующую буханку хлеба, а в другой руке уже держит большой хлебный нож. Взмах руки и довесок летит на хлебную поклажу, а скалка весов снова катастрофически падает вниз. А, вынырнув, замирает на одном уровне с другой. Тетя Галя не дает весам больше дразнить ребят и схватывает хлеб с весов. Теперь нужно не мешкая сложить буханки в черную, из керзовой кожи сумку с такими же черными лямками и подобрав сдачу, задом выпрастываться из очереди. А следом уже напирают разморенные теснотой и давкой пацаны и тетки. Хорошо с хлебом идти домой из магазина! Сумка закинута за спину и лямки ее не туго давят на плечо. В свободной руке косо отрезанный кусок свежего хлеба. А корочка на нем такая хрустящая и вкусная-вкусная. Ее можно откусывать небольшими кусочками и неспешно разжевывая шагать по доскам тротуаров. Можно посмотреть на стене клуба афишу и спросить у старших мальчишек, если еще не научился читать, какое сегодня будут показывать кино. Они уже знают и охотно скажут, цветное ли. Знают – сколько частей в фильме и сразу ли сегодня заведут старый «движок»… Возле дома встретит соседский пес-Тарзан. Он еще издали будет махать хвостом и дружелюбно и внимательно заглядывать в глаза и осматривать руки. Ему нужно отдать остаток довеска. А если довесок маленький, тогда и Тарзану достанется меньше. Хуже всего, когда довеска совсем не бывает. А отламывать корку от непочатой буханки, было не принято. А это значило, что никто никогда этого не делал. Тогда обоим пост. Но прихоть собственную одолеть легче, чем принимать молчаливый упрек друга. Он же слышит как из сумки наносит, даже несет, свежим печеным хлебом. Он подбегает к ногам и трется шеей и боком. Тычется мордой. Нетерпеливо и коротко повизгивает. Словно говорит: «Ну хватит уже мучить меня… Доставай гостинец… пора и честь знать… » Честь жжет щеки. Уводит в сторону взгляд. Торопит шаг. Хорошо, что испытание это бывает не каждый день. А когда привезут конфеты. – тогда, если опоздаешь, к магазину трудно подступиться. Глухо гудящая, словно пчелиный рой толпа заполняет все крылечко, а в самом магазине – баня. Очередь толкается и напирает. Задним кажется, что кто-то впереди опять полез без очереди и они постепенно усиливают напор. Впереди стоящие добавляют стремления и в средине очереди трудно дышать. Не часто, но случается, мужики лезут без очереди за бутылкой водки. Водка стоит в стороне от самых нужных товаров. Бутылки закупорены картонными пробками и залиты сургучом. Сверху еще не остывший сургуч придавлен бронзовой печатью и по верху закупорки заметны оттиски каких-то знаков. Стоит бутылка водки двадцать один рубль. Подумать только! – За такие деньги можно купить больше половины килограмма шоколадных конфет: « Пилот»! Не этих подушечек, за которыми сейчас бьется очередь, а шо-ко-лад-ных… Женщины принимаются стыдить выпивох. Те отговариваются, конфузливо сводя перебранку к какой-нибудь пустячной шутке. Вспоминая сейчас те сорок последние годы и сравнивая царившие тогда нравы с нынешними, так и хочется вступиться за тех лесорубов. Ну, купят они бутылку. Разопьют ее на троих или на двоих. Покуражатся для видимости, поприкидываются подгулявшими молодцами, погорлопанят озорные частушки и если не схлопочут беспризорную зуботычину, мирно разбредутся по домам. Какие там запои, похмелья и кодирования?!... Завтра гудок электростанции разбудит в пять часов утра. А в шесть часов рабочий поезд отправится в лесосеку. Успевай! А если не успеешь – ждет тебя полгода принудиловки… Успевали все. А народ в очереди гудит. Волнуется. Не приведи Господи какому-нибудь пацану, а хуже девчонке, выбиться из очереди! Обратно на свое место – не попадешь. Ладно, если какая то сердобольная женщина вступится, пристыдит соседей и очередь на миг ослабит натиск. Тогда не зевай, ныряй в разъятое место и, может быть, снова втиснешься в поредевшую гущу. Малькам труднее всего. Старший брат Венька в гуще очереди сам встаёт в поток, а Сенька толчется где-нибудь по краю. Совсем уходить не надо. Мало ли чем помочь понадобится. Сегодня, говорят, привезли конфеты-подушечки. Они и правда похожи на настоящие разноцветные подушки. Белые, зеленые, розовые, синие. Некоторые из них украшены цветными полосками. Одна беда — уж очень они малы... Конфеты пересыпаны сахарным песком. Сахар густо облепил бока конфеток и от этого они кажутся еще слаще. Сегодня опять « дают » по пятьсот граммов на едока. По списку. Это на месяц. Конфеты упакованы в деревянные ящики, сколоченные из тонких досочек. Лежат конфеты слоями. Каждый слой отделен хрустящей бесцветной бумагой. Ящики лежат грудой у самых весов за прилавком. Если встать на цыпочки и вытянуться из-за прилавка, то можно увидеть горку конфет, в распечатанном верхнем ящике. Тетя Галя с размаху тычет в ящик большим совком и загребает в него целый ворох конфет. Затем сует совок в огромный кулек и выкладывает на чашу весов. Новый кулек тетя Галя вертит ловко. Глазами пробегает по строчкам тетради, где записаны все едоки семьи лесоруба, а руки уже скрутили новый кулек доля следующего покупателя. Бумаги у тети Гали много. Здоровенный каток ее стоит у дверей магазина. Иногда привозят вместо подушечек круглые конфеты. Они гладкие, сахаром не пересыпаны и по боку у них зеленые и красные полоски. Эти конфеты иногда слипаются и лежат в ящике комом. Тетя Галя едва разламывает эти сладкие пласты и заворачивает в бумагу, уже не скручивая кулек. Еще больше толкотни и давки, когда в магазине продают и хлеб и конфеты. В один из таких дней Сенька с Венькой натерпелись испытаний, каких хватило бы и на взрослого дядьку. В этот день в поселке был женский банный день. Дело в том, что баня поселка не могла поместить разом всех мужчин и женщин и потому, назначены были для помывки женские и мужские дни. Поскольку в поселке малых детей и женщин было больше, чем мужиков, им были назначены пятница и суббота, а мужики довольствовались воскресеньем. В субботу после обеда мама поручила братишкам сходить в магазин за хлебом и, если будут давать, конфеты, выкупить и их. А придя домой затопить печку и вскипятить чайник. А когда она вернется из бани, они все вместе будут с конфетами пить чай. Вечер обещал быть уютным, поскольку по радио обещали сегодня передавать театр у микрофона. Мама очень любила слушать эти передачи. И в такие вечера усаживалась с вязанием в большой комнате под большой тарелкой пергаментного репродуктора и довязывая носок, слушала передачу. В этот вечер она уже не копалась в домашних уроках. Братишки забирались на печку и вольно играли во всякие выдумки. Под крышей дома царил мир, покой и уют. Когда братцы прибежали в магазин, людей там было уже озеро. Они заняли очередь и Сенька остался стоять в хвосте череды, а Венька, пока еще давка не неволила младшего брата, побежал по своим мальчишечьим делам. Вернулся он во время. Народ уже сплачивался в русло потока. Канитель толкучки они пережили относительно благополучно. Приближаясь к весам, Венька выпростал голову из за чьей-то спины и едва ли не прокричал Сеньке: – Вместо конфет продают какую-то халву… Но она сладкая, как конфеты… Все берут… – – И ты бери, раз сладкая… – подбодрил его младший. Когда подошла очередь, Венька выкупил хлеб и сладкое и выбрался из очереди. С немалым облегчением они выбрались на улицу и на ступеньках крылечка и присели передохнуть. Венька пошарил по карманам и рассеянно взглянув на брата еще не испуганно пролепетал: – А где сдача? – – Куда положил? – Вопросом же ответил младший. Венька стал вынимать из сумки буханки хлеба и укладывать на колени Сеньке. Последним он достал двухкилограммовый куль сладостей. Столько сахара полагалось на их семью. Все это проделывалось в глубоком, тягостном молчании. Обронить деньги в этой толпе, значило заживо их похоронить. Подобрать их никто бы не смог, поскольку в этом скопе человеческих тел невозможно было наклониться и подобрать ассигнацию. Ее скорее всего бы растоптали, растерли подошвами. Пошарив под стелькой сумки, Венька вытащил из нее десятирублевку. Облегченно вздохнув, братишки принялись укладывать сумку. А когда сложили хлеб, поверх его поместили халву. Венька отогнул угол кулька и достал из него рассыпчатый серый кусочек ароматной сладости. Разломив его пополам, другую половину протянул младшему. Запах халвы обоим мальчишкам показался очень знакомым. Они еще не нашли ему названия а пальцы уже аккуратно поместили сладкое в рот. Пошевелив языком и едва ли до половины прожевав угощение, оба растерянно и оторопело взглянули друг на друга и одной нотой выдохнули: – Вы-б-б-б-ой… – В голодные послевоенные годы с собой в деревню, где они недавно жили, привозили на скотный двор с пакгауза железнодорожной станции. Он лежал в конных санях надежно упакованный брезентовой накидкой. Толстые блины его, похожие на сковороды, темно коричневой грудой покоились в конных санях. Взрослые выгружали его в кладовую и иногда колотые кусочки этого скотского деликатеса попадали на зуб ребятам. Вкус его был резкий и едва ли не горький, но в глубине этого вкуса чувствовалось что-то маслянистое, питательное, сытное. И хотя масло из подсолнуха было беспощадно выдавлено и выжато державной силой, все равно это была еда, которой в послевоенные годы не хватало ни взрослым, ни детям. То-то забава была грызть и разгрызать эти коричневые осколки! А сейчас, на крылечке магазина, изведав выкупленную месячную усладу семьи, мальчишки натолкнулись на тот же терпкий аромат выбоя, который присутствует в халве впеерееди сладости. Но так как ребята не знали, что такое халва и никогда ее во рту не держали, а вкус выбоя они заучили наизусть, то не удивительно, что халва им показалась выбоем. А охватившее их волнение и огорчение напрочь затмило сладкие качества лакомства. Венька глянул на хвост очереди, который еще не помещался в магазин и отвернулся от дверей. Пробиваться к весам и возвращать назад эту покупку, было настолько же безнадежно, как поверить в то, что мама одобрит его поступок… – Пойдем. – Наконец обреченно проговорил он и подхватив сумку, шагнул на тротуар. Домой они сегодня брели молча. Разговор явно не клеился. Какие-то обрывки фраз. И долгое тягостное молчание. Вот и все, чем успели обменяться братья за весь обратный путь. Дома кормильцы на редкость проворно управили все хлопоты. Выбой положили в настенный шкафчик, что висел над кухонным столом и плотно закрыли остекленную дверцу. Особо старательно выхлопали половики и вымели пол. Затопили печку. Сварили чай. И в четыре глаза выглядывали на тропку, что вела к их дому. А когда заметили родительницу, мышками шмыгнули на печку. Затаились. Слушали как мама поставила в коридоре тазик с бельем. Открыла двери в комнату и удивилась редкой тишине и покою так обстоятельно поселившемуся в их оживленной горнице. Позвала. Откликнулись. Сняла верхнюю одежду и заговорила снова. Чего-то пробурчали. – Да вы не заболели ли, мальчишки? – Согласились. Вроде бы в ушах шумит и голова кажется кружится… – Не угорели? Но угаром не пахнет – снова удивилась мать. Заметив необычный порядок в доме – похвалила. Восторг в ответе не прорывался. Странно. И тут наступило то, чего мальчишки ждали и боялись. – Хлеба купили? – – Купили! – – А конфет? – –Ага…В шкафчике… – – Так слезайте поскорее, чай пить будем. – – Ага… Да… мы потом… – Мать открыла шкафчик и, мальчишки слышали, развернула злополучный пакет… Долгое, дольше не бывало, молчание воцарилось на кухне и повисло над полатями… – Ой… – ойкнула мама на кухне. – Ой… Ой… – отдалось эхом в запечье. – Халва! – Восхищенно проговорила мать и решительнее захрустела бумагой свертка. – Я халвы наверное уже лет пятнадцать не пробовала. А эта свежая да рассыпчатая! Вот отец удивится…Ой молодцы ребята… – Приговаривала она, доставая чашки и другую чайную посуду. – А что, разве это не выбой? – – Какой же это выбой! Он для скота, а это первая сладость к чаю. – Быстрее, чем в этот раз, братишки с печки больше никогда в своей жизни не слезали… Автор Александр Васильевич Стародубцев

Анну Петровну любили все внуки. За право сидеть на её коленях порой начиналась нешуточная битва, но и тут он находила выход, как сделать так, чтобы и внуки не ссорились между собой, и её внимание доставалось всем поровну. Анна Петровна по себе знала, как это быть не любимой дочерью, а ещё, как её называли позором семьи. Она уже давно жила в городе, как переехала сюда, так и живёт здесь, но нет-нет да и вспомнит о своей любимой деревушке, о речке, где частенько плескалась с подружками, о лесе, куда ходила за грибами и ягодами, о родительском доме, где она выросла и откуда её несправедливо выгнали. Внуки выросли, и уже никто не боролся за право, кто будет сидеть у неё на коленях. У всех свои семьи, своя жизнь в которой, как она считала, нет ей места. - Ох, хоть бы перед смертью взглянуть на мою родину… - Баб Аня, ты чего вздыхаешь? Случилось чего? - Скучаю я… Сколько лет прошло, как деда вашего схоронила, скоро и мне помирать, а так хочется подышать родным воздухом напоследок. - Бабуль, ты чего? Ты у нас ещё молодая! - Какая же я молодая? Мне уже без пяти минут девяносто. Ох, как бы съездить бы мне на мою родину, пройтись по тем местам, где я выросла, а потом уже и помирать не страшно. - А разве не здесь твоя родина? - Здесь, внученька, только я ведь не городская, как вы. Это вы тут в городе родились, а я деревенская. - Ой, а мы и не знали. Сколько раз ты нам много историй разных рассказывала, а об этом ни слова. - Так вспоминать мне больно было. Да и сейчас не легче, до сих пор помню, как меня с позором из дома выгнали, и ещё долго вслед кричали, что я позор их семьи. - А что произошло то? - Провинилась я сильно, но не по своей воле, конечно. Думала, что всё образуется… Но, нет. - Что-то ты всё загадками говоришь. Расскажи, что случилось? Татьяна очень любила бабушкины истории, но все они были весёлые со счастливыми концами, а эта… Что-то бабушка совсем приуныла. Видно ей действительно тяжело вспоминать о том, что с ней произошло в молодости. - Ну, ладно, бабуль, не хочешь не рассказывай. Я не хочу снова разбередить твои раны. Я что пришла-то, меня Нинка позвала, говорит разговор какой-то есть. Ты не в курсе, о чём она хочет поговорить? - Не в курсе. - Ну, да ладно, сейчас подъедет и всё узнаем. Анна Петровна давно жила у старшей внучки, вот как умер дед, так и внучка ей и предложила переехать к ним. Она сначала долго отказывалась, они всё-таки молодые, у них своя жизнь, свои проблемы, ещё и она со своими болячками, но внучка настояла на своём. Бабушку они любили, всегда с ней считались и советовались по любым вопросам, но что такое могло произойти, о чём она не знала, и для чего Нина позвала Таню? - Танюша, ты уже приехала? Извини, моя дорогая, задержалась, пробки на дорогах. - Ничего страшного, я вот пока с бабушкой почаёвничала. Чаю будешь? - Нет, тут такое, что одним чаем не обойдёшься! Нужно что-нибудь покрепче… - Что случилось-то? Не томи душу! Что-то с тобой? С Григорием? С детьми? - Не торопись, дай собраться с мыслями… Нина подошла к мини-бару расположенному в гостиной и достала оттуда бутылку коньяка. Таня внимательно следила за сестрой, та вообще не пила и даже мужа своего ругала за это, а сколько споров было, когда Григорий купил этот мини-бар, не посоветовавшись с женой, и тут такое. Наконец-то Таня налила в рюмку коньяк и залпом осушила его. - Ну, всё, теперь можно рассказывать. - И? - Что и? Светка моя залетела от однокурсника своего. Не знаю что и делать… Как Григорию сказать об этом? А может, по-тихому сделать аборт, чтобы он ничего не узнал? - Ты чего? Какой аборт? Ты вообще понимаешь, что у неё потом детей может не быть? - Да понимаю я всё! А вот Григорий… Он никогда не простит дочь. Ты же знаешь, какой он суровый. - Знаю, но, тем не менее, ты мать, ты должна в первую очередь думать о своём ребёнке, а не о том, что подумает твой муж. - Танюша, а Нина права. Я сама поговорю с Григорием, не бойся, меня-то он точно выслушает. А вы пока приготовьте к ужину что-нибудь вкусненького. Такие проблемы на сытый желудок хорошо решаются. Анна Петровна прошла в свою комнату, как долго она хранила в себе эту тайну, до последнего не хотела её никому рассказывать, да и зачем? Дети и внуки её любили, правнуки относились к ней с уважением, зачем им знать о том, в чём ей даже себе самой признаваться стыдно. Но больше тянуть не было смысла. Только это сможет заставить Григория с пониманием отнестись к дочери, другого выхода нет. - Бабуль, ужин готов и Григорий уже пришёл. - Хорошо, я сейчас. Анна Петровна, поправила цветастую косынку на голове и перекрестилась. - Господи, помоги… Анна Петровна смотрела, как Григорий с аппетитом уплетает отбивные, с каким удовольствием запивает их красным вином. Было видно, что у него сегодня хорошее настроение. - Гришенька, а что это ты сам пьёшь, а нам не наливаешь? - Так вы же не пьёте… - А сегодня выпью! - Что есть повод? - Воспоминания нахлынули… - Какие? - Было это давно, молодая я была глупая… У меня тогда жених был Инокентий… Хороший был парень, рукастый… да, вот только полным дерьмом он оказался! - Что случилось-то? Было видно, что Григорий сильно заинтересовался рассказом, и ему не терпелось узнать всё до конца и по возможности в мельчайших подробностях. - А ты, молча, слушай и не перебивай! Ну, так вот, мы уже с ним четвёртый год встречались. Весной он ко мне свататься пришёл, всё чин чином, а летом мы уже планировали свадебку сыграть. Мамка приданное мне готовила, отец даже к такому событию обещал мне свадебное платье из города привезти. Дёрнуло меня тогда согласиться с ним до свадьбы… слишком любила я его, глупая была… Да и что могло случиться-то? У нас уже дата свадьбы была назначена, и уверена я в нём была на все сто процентов. Только вот однажды я узнала, что он с городской спутался. Агрономша у нас была, из города её прислали, ходила по деревне то в брюках, как мужик, то в коротких платьицах. Всё бабы деревни её жутко ненавидели, а мужики обожали, она ведь и выпить с ними могла, а курила словно паровоз. Я тогда узнала, что беременная, ну думаю, расскажу ему, авось, одумается. Не одумался, только посмеялся надомной, говорит, ты всё придумала, чтобы меня к себе привязать. Не люблю я тебя больше, я Наташку полюбил, жениться на ней буду, сказал, как отрезал. А потом они в город укатили, а я осталась в деревне. Я тогда свою беременность от родителей долго скрывала, таскала тяжёлые мешки, думала, что само всё разрешиться. Не разрешилось. Как родители узнали о моём положении, так сразу мать в слёзы, а отец грозился убить Иннокентия, а потом меня. Соседи начали судачить, а потом отец меня выгнал из дома. Сказал, что я опозорила их семью, и такая дочь им не нужна. - Как это выгнали? - Да вот так, сунули в руки небольшой чемоданчик с моими вещами и выгнали на улицу, и ещё долго вслед кричали – позор семьи! Я же, как в город приехала, хотела сначала под поезд броситься, только вот дед меня ваш спас, а потом, как узнал в чём дело, помог мне, сначала в общежитие устроил, работу нашёл, а потом у меня Коленька родился. И тут ваш дед мне помогал, а вскоре и замуж позвал. Я же после того случая ни разу в деревню не ездила, всё боялась, что меня снова прогонят. - Господи, как же вы жили всё это время? - Да так вот, Гришенька и жила. Тяжело жить не прощённой… Скоро умирать мне, а я до сих пор не могу себя осилить, чтобы поехать и попрощаться с родными местами. - Вот дикари! Разве так можно поступать со своим ребёнком? Хорошо, что Василий Петрович вам повстречался и спас вас, даже страшно подумать, что бы случилось, если бы не он. Я бы так со своей дочерью никогда не поступил. - Папа тут такое дело… Я беременна…а Костика в армию забрали. Григорий поперхнулся и закашлял, обстановка была накалена до предела. Таня выжидательно смотрела на мужа, после истории бабушки она уже была готова защитить свою дочь и от нападок мужа и от других. Но тут Григорий немного пришёл в себя после услышанного и подошёл к дочери. - Светочка, доченька моя! Главное чтобы ты и мой внук были здоровы, а остальное мы всё преодолеем вместе. Анна Петровна сидела на крылечке и укачивала маленького Игната. Аромат сирени разливался по саду, погружая Анну Петровну в дни её молодости. Ох, хорошо-то как! Слава Богу, что мы теперь будем жить здесь, теперь и умирать не страшно. - Бабуля, чего же ты сидишь? Уже молодые едут! Анна Петровна сидела за свадебным столом и с умилением смотрела, как счастливо улыбается её правнучка Светлана. Дождалась всё-таки своего Костика. Да, и Костик молодец, поступил, как настоящий мужчина, женился на Светлане, не бросил сына. Анна Петровна столько лет мучающаяся от того, что её считали позором семьи, наконец поняла, она вовсе не позор семьи, и дело совсем не в ней. Просто есть негодяи, способные обмануть женщину и бросить на произвол судьбы, а есть честные мужчины, которые чувствуют свою ответственность и пойдут на всё, чтобы его ребёнок и любимая женщина были счастливы. Источник канал Ежедневник жизни