🇲🇳Генерал Резухин – правая рука Унгерна
Борис Петрович Резухин (6 марта 1886 — 16 августа 1921) — русский офицер, участник Первой мировой и Гражданской войн, генерал-майор (1920). Участник Белого движения в Забайкалье и Монголии.
Родился 6 марта 1886 года в семье штабс-капитана. Окончил Ярославский кадетский корпус и Елисаветградское кавалерийское училище. В 1907— хорунжий 1-го Аргунского полка. В 1911 — сотник. В Первую мировую войну командовал сотней в 1-м Верхнеудинском полку.
Во время Гражданской войны примкнул к войскам атамана Семёнова. Командовал Татарским полком и 2-й кавалерийской бригадой в Азиатской дивизии генерала барона Унгерна, был заместителем командующего дивизией.
После освобождения Урги (ныне Улан-Батор) в феврале 1921 года от китайских республиканских войск был пожалован Богдо-гэгэном титулом «цин-ван» (сиятельный князь) и званием «одобренный батор, командующий».
Довольно подробно о судьбе Резухина и его отношениях с Унгерном, пишет Николай Николаевич Князев – белый офицер, который сражался с красными сначала в Псковской губернии, а потом бежал в Монголию, где в начале 1921 года попал в Азиатскую конную дивизию Унгерна. Там, в звании поручика, некоторое время занимал должность начальника Комендантской команды - то есть главы контрразведки. На своем посту он видел жизнь унгерновцев изнутри.
Не имея доступной широким массам идеологии Унгерн понимал, что может подчинить себе людей только страхом, поэтому опирался на жестокость. Князев пишет:
«…бароновский ташур (ташур - это камышовая палка, аршина полтора длины, утолщающаяся книзу; барон имел ташур не менее двух дюймов толщины) был одной из существенных причин развала дела барона… В минуты высочайшего напряжения …барон приходил в чрезвычайное раздражение и тогда готов был побить кого придется, даже и генерала Резухина».
Двигаясь по диким просторам Монголии, войска барона не имели возможности даже вдоволь испечь хлеба. Мука, соль, сахар – были дефицитом в Азиатской дивизии. К тому же, имея чуть более 5 тыс. бойцов Унгерн опасался заходить на советскую территорию и сражался в основном с китайцами Гоминьдана на территории Монголии. Однако нищие монголы не могли прокормить дивизию, и Унгерну пришлось вторгнуться на территорию Советской России. Князев пишет:
«К концу 1921 г. врожденная суровость барона стала переходить почти в жестокость, потому что военная обстановка приняла почти катастрофический характер, повсюду он стал замечать неискренность, ничем не завуалированный страх перед палкой, и ясно чувствовал, что его личный воинский идеал уже враждебен сердцам уставших от войны людей. Даже Б. П. Резухин на перевале через Модонкульский голец, за два дня до своей трагической кончины вслух мечтал хоть месяц пожить под крышей, а чистая постель рисовалась ему в виде недостижимого идеала земного благополучия».
В этот момент барон и предпринимает отчаянную попытку вторгнуться в Советскую Россию, с целью поднять в казачьих землях восстание против большевиков. Князев пишет:
«"Идти по казачьим станицам до Железнодорожного моста через Селенгу, у д. Татаурово и двигаться параллельно", - таковы были инструкции барона генералу Резухину. Эту формулу лучше было бы прочесть так: "Моей задачей является посильная помощь барону в основной операции - захвате Троицкосавска(ныне город Кяхта, республика Бурятия), и что только успешность операции барона определяла внедрение моей бригады внутрь Забайкалья".
Резухин полагал достаточным привлечь на себя возможно больше сил и внести расстройство в глубоком тылу противника, чтобы считать свое задание выполненным на полный балл. При всех своих прекрасных качествах генерал Резухин не мог отрешиться от привычной психологии начальника конно-партизанского отряда, каковым он был на русско-германском фронте. Партизанскую задачу он, действительно, выполнил блестяще, а армейскую – в весьма слабой форме. Прежде всего, Резухин выбрал неудачное направление для удара. Вероятно, выгоднее было бы прорываться возле берега Селенги, например, на станицу Цаган-Усунскую».
Далее Князев описывает «рейд генерала Резухина»:
«Советская пехота сделала слабую попытку задержать нас вблизи границы, у кожевенного завода и Санжанкина острова. После небольшого боя отступила сразу на 9 верст, к самой станице Желтуринской, расположенной у впадения одноименной реки в р. Джиду. 2 июня (1921 года) утром бригада Резухина подошла к станице и завязала бой с батальоном пехоты, окопавшимся в самой узкой части Желтуринской пади, верстах в двух к югу от станицы. Красные, под угрозой обхода с обоих флангов, скоро вынуждены были отойти на основную позицию, заготовленную в 1920 г. Там имелись окопы, снабженные пулеметными гнездами и оплетенные несколькими рядами проволочных заграждений. Несмотря на сильный порыв унгерновских сотен, красноармейцы до вечера держались в своих окопах. В бою нами взято три пулемета и десятка два пленных. Вечером генерал Резухин отказался от мысли прорваться внутрь Забайкалья через желтуринское дефиле, чтобы не нести напрасных потерь. В ночь со 2 на 3 июня бригада отошла от станицы тем же путем и, перейдя государственную границу, свернула на восток.
… в эти самые дни барон наступал на Троицкосавск и нуждался в том, чтобы мы отвлекли на себя часть внимания красного командования.
Это укрепление задержало нас на 3–4 часа. Оно было взято лишь после того, как мы дружно навалились на него со всех сторон. Часть защитников спаслась бегством, но 100 человек попали в плен и у них было отобрано 10 исправных пулеметов.
Утром 5 июня, когда из печных труб так вкусно пахло ржаным хлебом, отряд Резухина прошел через станицу с песнями и искренним весельем. Население встретило унгерновцев весьма сочувственно, с национальными флагами, звоном колоколов, и радушно делилось домашней снедью.
За этот порыв Боссинские казаки понесли жестокую кару, когда большевики вернулись в станицу. Со своей стороны, мы раздавали серебро горстями, угощали сигаретами и одаривали казачек шелками, солью, сахаром и чаем. Помимо безыскусного сердечного мотива, при раздаче денег и вещей мы желали создать представление о широком довольстве Азиатской конной дивизии, чтобы этим жестом привлечь добровольцев.
Видимо, должное впечатление и было произведено. Станичный сход высказался за оказание помощи нашему отряду и обратился к генералу с просьбой объявить мобилизацию казачьего населения. Но Резухин категорически отказался, потому что барон разрешил принимать только добровольцев. Казаки очень и очень призадумались, когда им предложили поступить к нам лишь на правах добровольцев. Едва ли кто-нибудь ушел с нами. Из Боссия Резухин направился вниз по р. Джиде.
Остановка для кормежки коней была сделана на одном из островов р. Джиды.
Утром 8 июня красноармейцы открыли по нашему лагерю огонь из четырех полевых орудий. Они стреляли с предельной дистанции, чтобы находится вне выстрелов нашей горной артиллерии. Правда, по причине излишней их осторожности и стрельба гранатой или шрапнелью "на удар" почти совершенно не причиняла нам вреда. Несмотря на то, что они били по густо населенному острову, пострадало лишь 5–6 человек легко ранеными. Пехота же не осмелилась подойти к нам на расстояние ружейного выстрела. Под аккомпанемент орудийных выстрелов и гул взрывов, бригада генерала Резухина потянулась вверх по отлогому скату до ближайшей дороги и затем пошла по ней на юго-восток, к деревне Зарубино, которая расположена на левом берегу реки Селенги, почти против Усть-Кяхты.
Мы ничего еще не знали о положении под Троицкосавском и верили, что барон имел там успех. Вероятно, многим из простых сердец в тогдашней почти безнадежной обстановке необходима была вера в какую-то чудодейственную силу, которая поможет нам в борьбе с большевиками. В Урге мы слыхали о волне восстаний, разлившихся по Сибири и Забайкалью, но сведения не подтвердились. Рассчитывали на поддержку населения, а оно отнеслось к нам более, чем сдержанно. Даже и уход в Монголию сулил нам все, что угодно, кроме спокойствия и отдыха, так как мы отдавали себе отчет в том, что советское командование перенесет теперь борьбу с Унгерном в пределы Монголии. Собственных сил у нас было очень мало и, таким образом, что же оставалось в нашем распоряжении, помимо слепой веры в военное искусство барона и его чрезвычайную удачливость?
Красные повели наступление силами в 4–5 батальонов (почти два полка). Третий же полк красноармейской бригады (или же недостающие батальоны от тех двух полков) отправился в обход… К тому времени на этом фланге создалась угроза удара во фланг и тыл нашего 2-го полка, потому что красноармейцы начали накапливаться на своем правом фланге.
Подполковник Островский, принявший команду от вновь раненого генерала Резухина,… перешел в общее наступление в пешем строю девятью сотнями. В конце концов, красноармейцы не выдержали напора и медленно покатились назад. Они отходили в полном порядке и, цепляясь за каждый пригорочек, успешно оборонялись с помощью пулеметов, которые тащили на плечах.
К концу дня у горловины Дзун-Харьястай атака захлебнулась. Островский вынужден был бросить вперед свой последний резерв – сотню, составленную из тех бывших красноармейцев, которых мы взяли в плен в разных боях несколько дней тому назад. Из вполне понятных опасений он до последней возможности держал эту сотню подле себя, под своим непосредственным надзором. Но сомнения были напрасны. Новые унгерновцы дрались, как львы (по выражению подполковника Островского). Никто из них не перешел обратно к красным.
Бой в урочище Будун тянулся до вечера».
Авантюра провалилась. Унгерн не взял Троицкосавск. При отступлении бросил 6 орудий, несколько пулеметов, весь обоз, денежный ящик, икону Ургинской божией матери, до 400 голов рогатого скота, а также всех убитых и раненых.
11 июля 1921 года у моста через Селенгу произошло соединение бригады барона с полками генерала Резухина. Было решено двигаться в Забайкалье. Князев пишет:
«Свое раздражение он сорвал на генерале Резухине. Найдя его спящим у костра, возле вершины перевала, барон весьма неделикатно разбудил его. "Я послал тебя вперед делать дорогу, а не спать", - кричал барон и при этом четыре раза ударил генерала своей увесистой палкой. Очевидцы этой сцены были, якобы, неприятно удивлены тем, что генерал Резухин не придумал ничего иного, как вытянуться перед грозным бароном с рукой у козырька фуражки».
Вскоре офицеры дивизии решили избавиться от Унгерна. Нужно было решать вопрос и с Резухиным. Князев пишет:
«В заключение помощник командира полка резюмировал свою мысль следующими словами: "Всем нам, господа, жаль Резухина, но что же делать?.. Если он останется в живых, разве мы можем поручиться, что он согласится на наше требование вести нас на Дальний Восток? Если он не расстреляет нас теперь, то, вероятно, уничтожит при первой же возможности. Поэтому пусть умрет один Резухин, чем погибнут многие"».
Борис Петрович Резухин отказался вести бригаду в Маньчжурию и был убит своими же казаками 16 августа 1921 года. Князев пишет:
«Войсковой старшина С. с маузером, а Хлебников с карабином бросились к генералу. Генерал Резухин и ротмистр Нудатов побежали к ближайшей сотне. Командир бригады закричал: "Полковник Хоботов, 2-й полк, ко мне!" Хлебников некоторое время преследовал генерала, стреляя по нему вдогонку. Резухин отстреливался из карманного маузера и одним из выстрелов раздробил ложе карабина прапорщика. Звуки выстрелов мгновенно всколыхнули лагерь. На обоих берегах Эгийн-гола люди схватились за оружие, полагая, что произошло нападение красных. Генерал Резухин и Нудатов побежали в 4-ю сотню. Генерал был ранен (вероятно, в восемнадцатый раз). Казаки-забайкальцы засыпали его вопросами: "Ваше Превосходительство, что случилось? Что с Вами? Вы ранены?" и т. д. "Позвольте Вас перевязать". Резухин сел на пень.
Войсковой старшина С. не преследовал генерала. Он бросился к 5-й сотне и скомандовал: "По коням! Садись!" В сотне все уже было подготовлено и кони поседланы, потому что эта сотня, именно, и учитывалась как сила, с помощью которой свершиться переворот. Захватив из сотни урядника-оренбуржца, С. побежал в 4–ю сотню. Он мгновенно охватил глазом картину и, видя, что все спокойно, подошел к группе казаков, тесным кольцом окружавшей генерала. Вручая свой маузер сопровождавшему его уряднику, С. приказал ему застрелить командира бригады. Тотчас же рука с маузером протянулась через головы казаков, сгрудившихся перед генералом, и почти в упор хлестнула его выстрелом в лоб. Ротмистр Нудатов выхватил наган, чтобы застрелить убийцу, но войсковой старшина С. удержал Нудатова словами: "Успокойтесь, успокойтесь, все кончено". И ротмистр в состоянии полной прострации отошел в сторону.
До крайней степени странно, что никто, кроме личного адъютанта, никак не реагировал на это откровенное убийство. Офицеры и казаки разошлись по сотням, словно ничего особенного не случилось, будто всему именно так и надлежало произойти. Такое равнодушное отношение к убийству ближайшего сотрудника барона показывает, насколько безнадежной казалась унгерновцам идея продолжения борьбы с красными.
Через несколько минут ко мне прибежал ординарец генерала с докладом, что Резухин убит».
Офицеры восстали против Унгерна и едва не убили его. Унгерн бежал из отряда, с группой монголов, которые вскоре выдали его большевикам.
#ehoperekopa_белые