Предыдущая публикация
Как я с другом Аванисяном встречал маму, прилетевшую на Сахалин..
(Из цикла «Красногорские правдивые байки»)
Сейчас с улыбкой вспоминаю случай, который произошел в конце лета 1963-го года. А когда-то я содрогался от гнева и ужаса, стоило только подумать об этом.
Я ехал в Южно-Сахалинск встречать маму, рискнувшую проведать меня на далеком острове. И мой друг Алька Аванисян вызвался сопровождать меня. Его мои читатели знают по рассказу «Тисы пришли». (А кто не читал этого шедевра, могут ознакомиться с ним по ссылке https://www.chitalnya.ru/work/805579/ . К сказанному там, могу добавить, что в своей повести о Коле Потапове я назвал его пропойцей и вором, забыв взять эти слова в кавычки. Да, выпить он очень любил, но мог и остановиться, а в воровстве был замечен только один раз, но вы должны его понять, ибо украл он не деньги и не бутылку коньяка, а… альбом репродукций знаменитых мастеров Палеха, для того, чтобы подарить его своей будущей жене. Которой он, естественно, сказал, что купил его в одном из книжных магазинов Южно- Сахалинска. А она подумала: «Значит, он перестал пропивать свою зарплату и купил мне этот дорогущий альбом ценой в половину моей учительской ставки.»
Мы решили ехать в областной центр на так называемой «мотриссе». Так сахалинцы прозвали дизель-поезд, состоявший из двух-трех вагонов и курсировавший между Южным и Ильинском. Он был менее удобен, чем обычный поезд, но зато шел быстрее. Мне нездоровилось, и на вокзале в Ильинске я дал Альке деньги и попросил взять билеты. Он терпеливо выстоял очередь, и вскоре мы сидели в холодном вагоне. Проехали Томари, стемнело. В проеме дверей, с двух сторон, появились контролеры. Я удивился, когда Алька, завидев их, резво вскочил на ноги и пошел им навстречу: ведь я был уверен, что он взял билеты. Алька подошел к контролерам и стал что-то объяснять им вполголоса, взглядом указывая на меня. Этому я уже не удивился: у меня был жар, и я подумал, что мой друг просит у них лекарства. Проходя мимо меня, контролеры кинули в мою сторону любопытный взгляд, но с некоторой долей опасения. Я ничего не стал выпытывать у Альки насчет его странного поведения, потому что из-за высокой температуры мне хотелось «забыться и заснуть». Лишь спустя несколько месяцев Алька рассказал мне все.
Оказывается, билеты на поезд он и не думал покупать, считая этот акт недостойным себя. Всю свою жизнь он ездил по железной дороге «зайцем». Когда появились контролеры, он подошел к ним и со страшными глазами пояснил им, что он сопровождает в «Кострому» буйного пациента, то есть меня. В «Костроме», а, точнее, в поселке Костромском находилась единственная на весь остров «психушка». Так как при посадке на поезд этот буйный пациент, то есть я, находился в невменяемом состоянии, сопровождающему не удалось взять билеты, о чем он и сообщил бдительным контролерам. Вскоре этот анекдот стал притчей во языцех среди моих друзей, но меня он отнюдь, не забавлял.
Дальнейшие события в Южном тоже достойны описания, так как Алька сыграл в них немаловажную роль. Приехали мы ранним утром, мамин самолет должен был прилететь вечером, когда все поезда на Ильинск уже уйдут, и мы решили остановиться в гостинице, заняв там два номера. Чтобы избавить меня от гриппа, Алька тут же побежал в аптеку. Вернулся он с горой лекарств и с молодым человеком, которого представил как своего друга из того времени, когда он «ходил в моря». Юноша, по имени Вова, являл собою печальное зрелище. Он был изможден, смертельно бледен и патлат. Длинные светлые волосы выбивались из-под роскошной цигейковой шапки, закрывая плечи. Был конец августа, шапка была явно не по сезону как и утепленное пальто, но я заметил, что даже в этой, явно зимней одежде, его била частая дрожь. Конечно же, в качестве лекарства №1 Алька припер бутылку водки, и за столом Вова рассказал нам о своих злоключениях, приведших его к такому состоянию. Весной он устроился на работу в какую-то рыболовецкую шарагу на южно-курильском острове Кунашир. На малых рыболовных сейнерах, в сокращении МРС-ках, они занимались прибрежным ловом сайры, лосося и крабов. Ставить свои собственные крабовые ловушки было им накладно и муторно, и чаще всего они очищали ловушки, поставленные японцами. Во время одной из таких операций рыбаки высадили Вову ночью на одном из островков, а сами ушли на лов сайры. Задачей Вовы было найти на мелководье японские краболовки, очистить их и сложить крабов в определенном месте, куда утром должна была подойти МРС-ка. Но той же ночью разыгрался жесточайший шторм, Вовины друзья не смогли подойти к островку и ушли в порт. Вова просидел на этой песчаной косе целую неделю, питаясь одними сырыми крабами, в которых, слава Богу, было достаточно воды, чтобы обойтись без ее источника. Вова считал, что в начале причиной его оставления на острове был действительно шторм, но затем его товарищи элементарно «забухали» и забыли о нем. Когда же вспомнили, то нашли Вову среди моря крайне истощенным и больным. Он сидел между огромных штабелей ворованных крабов и его била тропическая лихорадка.
И Вова, и я почувствовали себя после возлияния лучше, вздремнули часика три, и все трое поехали в аэропорт встречать маму. Как это часто бывает на Сахалине, погода была нелетной, и ожидаемый нами самолет, уже вылетевший из Хабаровска, посадили во Владивостоке, где он и ожидал своей участи. Я задремал в зале ожидания, а Алька с Вовой курили на улице у таблички с надписью «Прилет». И вдруг, открыв глаза, я увидел, что по залу бойко движется в моем направлении мама, а за ней, как два оруженосца, идут друзья с чемоданом и сумками в руках.
Позже мама мне рассказывала: «Я страшно испугалась, когда при выходе из самолета ко мне подошли два очень подозрительных типа и схватились за мои вещи. Но когда они сказали: «Мы Борины друзья», успокоилась».
Мы вернулись в гостиницу и вновь накрыли на стол. Теперь закуской у нас были мамины лакомства, которые она довезла из самого Орджоникидзе. Пили же мы самую малость, для аппетита, чтобы еще раз не испугать мою очень впечатлительную маму. Но я видел, что она все время присматривается и прислушивается к моим друзьям, чтобы понять, как я мог подружиться с людьми столь разбойного вида. Но вечером, когда у нас завязался живой разговор, она круто поменяла свое мнение о них. Моя мама очень увлекалась отечественной историей, и стоило ей упомянуть в нашей беседе о каком-то историческом факте, как Алька тут же сообщил ей по этому поводу столько нового, что у нее глаза полезли на лоб. Выяснилось, что и Вова за свою короткую жизнь прочел столько хороших книг, что нам, всем троим, трудно было с ним тягаться. Его отец служил каким-то большим начальником в пароходстве, и в их доме была отличная библиотека. Он тоже вступил в беседу, и показал себя очень умным и культурным человеком. Я был так рад такому консенсусу, что даже болезнь отступила.
А мама мне сказала: «Какие у тебя замечательные друзья. Но им надо обязательно привести в порядок свой внешний вид». Потом, видимо, представив себе Алькину разбойную рожу, добавила: «А, впрочем, как его приведешь в порядок, если ты таким уродился…»
Моя мама на берегу Татарского пролива.
Следующая публикация
Комментарии 1
Ваш друг Алька обладал долей авантюризма. Хорошо, что все хорошо закончилось и мама ваша осталась довольна.
Спасибо.
P.S. Хорошо помню, какие очереди были за билетами в Ильинске.