Как это было...

Самая качественная мясорубка Советского Союза Первые мясорубки попали в Российскую империю в во второй половине XIX века. Это были все заграничные «чудо-машины»: немецкие, шведские, итальянские модели. Был спрос — появилось и обширное предложение, в России стала популярна «котлетная тематика». Конечно, рабочим было не до котлет, а вот мещане, дворяне, культурный пласт России… старались себе ни в чем гастрономическом не отказывать. Правда, эти мясорубки «кусались» в цене, стоили до 20 царских рублей.

Интересные фотографии времен СССР Интересного вам просмотра и хороших, добрых воспоминаний!

А вы знали, что у Сталина был приёмный сын? Парадокс. Биографию Иосифа Виссарионовича Сталина многие люди изучили вдоль и поперек. Однако до сих пор мало кто знает, что у него был приемный сын – Артем Сергеев. И тому 3 причины: 1) После 20-го съезда Сталина старались опорочить и представить тираном. Ну а образ человека, который пожалел сироту и взял его на воспитание в свою семью, не вписывался в эту схему; 2) Скромность самого вождя, ведь он не афишировал данный факт; 3) Молчание самого Артема Сергеева. По его словам, он выжил, так как долго молчал. Товарищ «Артем», Федор Сергеев – знаменитый революционер, большевик, познакомился и подружился со Сталиным в 1906 г. После революции 1917 г. их дружба окрепла, они вместе работали в партийном руководстве и входили в состав ЦК РКП (б). Дружили и их жены: Надя Аллилуева и Лиза Репельская.

Чтобы люди помнили... Эта история — больше, чем рассказ о трагедии. Это душераздирающее письмо матери сыну, написанное в последние дни перед расстрелом. Слова, полные боли, но и бесконечной любви, передают реальность еврейского гетто, предательства соседей, но также и свет надежды, рожденной из материнской нежности. Прочитайте, чтобы услышать голос Екатерины Савельевны Витис, матери писателя Василия Гроссмана, и понять, как безмерно сильна любовь, даже перед лицом смерти. "Сынок! Это мой последний разговор с тобой, и, переправив письмо, я окончательно ухожу от тебя… Мама. Витя, я уверена, мое письмо дойдёт до тебя, хотя я за линией фронта и за колючей проволокой еврейского гетто. Твой ответ я никогда не получу, меня не будет. Я хочу, чтобы ты знал о моих последних днях, с этой мыслью мне легче уйти из жизни. Людей, Витя, трудно понять по-настоящему… Седьмого июля немцы ворвались в город. Под утро я заснула и, когда проснулась, почувствовала страшную тоску. Я была в своей комнате, в своей постели, но ощутила себя на чужбине, затерянная, одна. Этим же утром мне напомнили забытое за годы советской власти, что я еврейка. Немцы ехали на грузовике и кричали: «Juden kaputt!». А затем мне напомнили об этом некоторые мои соседи. Жена дворника стояла под моим окном и говорила соседке: «Слава Богу, жидам конец». Откуда это? Сын её женат на еврейке, и старуха ездила к сыну в гости, рассказывала мне о внуках… Вскоре объявили о переселении евреев, разрешили взять с собой 15 килограммов вещей. Ну вот, Витенька, собралась и я. Взяла я с собой подушку, немного белья, чашечку, которую ты мне когда-то подарил, ложку, нож, две тарелки. Много ли человеку нужно? Взяла твои письма, фотографии покойной мамы и дяди Давида, и ту, где ты с папой снят, томик Пушкина… Простилась с домом, с садиком, посидела несколько минут под деревом, простилась с соседями. Странно устроены некоторые люди. Две соседки при мне стали спорить о том, кто возьмёт себе стулья, кто письменный столик, а стала с ними прощаться, обе заплакали. Как печален был мой путь, сыночек, в средневековое гетто. Я шла по городу, в котором проработала 20 лет. Шли мы по мостовой, а на тротуарах стояли люди и смотрели. Видела много знакомых лиц. Одни слегка кивали мне, прощаясь, другие отворачивались. Мне кажется, в этой толпе равнодушных глаз не было; были любопытные, были безжалостные, но несколько раз я видела заплаканные глаза. Я посмотрела — две толпы, евреи в пальто, шапках, женщины в тёплых платках, а вторая толпа на тротуаре одета по-летнему. Светлые кофточки, мужчины без пиджаков, некоторые в вышитых украинских рубахах. Мне показалось, что для евреев, идущих по улице, уже и солнце отказалось светить, они идут среди декабрьской ночной стужи. Знаешь, Витенька, что я испытала, попав за проволоку? Я думала, что почувствую ужас. Но, представь, в этом загоне для скота мне стало легче на душе. Не думай, не потому, что у меня рабская душа. Нет. Нет. Вокруг меня были люди одной судьбы, и в гетто я не должна, как лошадь, ходить по мостовой, и нет взоров злобы, и знакомые люди смотрят мне в глаза и не избегают со мной встречи. Но я хочу тебе сказать и о другом. Я никогда не чувствовала себя еврейкой. С детских лет я росла в среде русских подруг, я любила больше всех поэтов Пушкина, Некрасова, и пьеса, на которой я плакала вместе со всем зрительным залом, была «Дядя Ваня». А вот в эти ужасные дни мое сердце наполнилось материнской нежностью к еврейскому народу. Раньше я не знала этой любви. Она напоминает мне мою любовь к тебе, дорогой сынок. Приезжают на машинах немцы и полицаи и берут несколько десятков мужчин на полевые работы, они копают рвы, а затем через два-три дня немцы гонят еврейское население к этим рвам и расстреливают всех поголовно. Всюду в местечках вокруг нашего города вырастают эти еврейские курганы. И сегодня мы узнали от знакомого крестьянина, проезжавшего мимо ограды гетто, что евреи, посланные копать картошку, роют глубокие рвы в четырех верстах от города, возле аэродрома, по дороге на Романовку. Запомни, Витя, это название, там ты найдёшь братскую могилу, где будет лежать твоя мать. Это письмо нелегко оборвать, оно — мой последний разговор с тобой. Что скажу я тебе, прощаясь, перед вечной разлукой? В эти дни, как и всю жизнь, ты был моей радостью. По ночам я вспоминала тебя, твою детскую одежду, твои первые книжки, вспоминала твоё первое письмо, первый школьный день. Я закрывала глаза, и мне казалось — ты заслонил меня от надвигающегося ужаса. С улицы слышен плач женщин, ругань полицейских, а я смотрю на эти страницы, и мне кажется, что я защищена от страшного мира, полного страдания. Как закончить мне письмо? Где взять силы, сынок? Есть ли человеческие слова, способные выразить мою любовь к тебе? Помни, что всегда в дни счастья и в день горя материнская любовь с тобой, её никто не в силах убить. Витенька… Вот и последняя строка последнего маминого письма к тебе. Живи, живи, живи вечно… Мама". P.S. Екатерина Савельевна Витис, мама Василия Гроссмана, была расстреляна вместе с другими евреями в Романовке 15 сентября 1941 года… Тяжелобольная костным туберкулезом, она шла к могильному братскому рву на костылях… До конца жизни писатель Василий Гроссман писал письма своей погибшей матери…

Почему дачные участки были всего 6 соток Дача для граждан Советского Союза со временем стала неотъемлемой частью жизни и быта. Горожане любили уезжать на выходные и проводить свои отпуска летом на даче. Однако одной интересной и порой не совсем удобной особенность советских дач был их размер.

Интересные фотографии времен СССР Интересного вам просмотра и хороших, добрых воспоминаний!

Рубрика...Герои СССР Этот человек погиб через несколько секунд после того, как был сделан снимок. Это фото носит название «Комбат». Оно не является постановочным и не является кадром из фильма. 12 июля 1942 года возле села Хорошее фотограф Макс Альперт успел сделать снимок человека, поднявшего роту солдат в атаку, и тут же осколок снаряда разбил камеру. Фотограф решил, что кадры испорчены и не стал записывать имя человека, которого сфотографировал. Уже позже, проявляя пленку, он увидел, что кадр получился превосходным. Личность человека на фото через некоторое время определили – его звали Алексей Гордеевич Еременко.

Душманы переоделись крестьянами и попросили командира русского спецназа проводить их по дороге. Тот раскусил обман, но согласился В Афганистане седьмой командир 22-ой бригады спецназа ГРУ Попович Алексей Максимович получил прозвище "Борода". Все дело в том, что еще до своей первой командировки в ДРА Попович служил переводчиком во Франции в составе дипломатической миссии. И вот, однажды, уже в Кабуле, когда его отряд обеспечивал безопасность советским дипломатам, Алексей Максимович случайно столкнулся с иностранцем, которого раньше встречал за рубежом. Чтобы максимально изменить свой облик и больше не допускать таких казусов и пришлось отрастить густую бороду. Теперь Попович выглядел так, что "родная мама не узнает". По внешности офицер стал походить на арабского наемника. С этого момента он получил позывной "830-й "Борода"". Батальон Поповича преграждал душманам дорогу из Пакистана через ущелье. По этой дороге должны были ходить караваны с оружием и снаряжением для моджахедов. Но бригада Поповича надежно держала все выходы и не пускала бандитов. Чтобы избавиться от неподкупных спецназовцев, душманы пошли на хитрость. Они прислали к "Бороде" несколько крестьян: Командир попросил "крестьян" показать маршрут по которому те хотят пройти. Оказалось, что путь пролегает через далекое ущелье в которое еще ни разу не заходили советские войска. По некоторым данным в этом ущелье могла находиться база противника и схрон с оружием. Все это сразу насторожило Поповича, но он не подал виду. Командир согласился помочь "крестьянам". Тридцать два спецназовца отправились сопровождать караван через ущелье. Только вот у "Бороды" был заготовлен свой план. Он заранее предупредил "вертушки". Летчики были готовы нанести удар. Ничего не подозревающие душманы думали, что заманивают "шурави" в ловушку. Не тут то было. В этом бою бойцы 22-й бригады спецназа не потеряли ни одного человека. Попович написал списки на награждение бойцов участвовавших в этой операции. Правда сам он никакой награды не получил. Начальство отчитало его за то, что провел такую рискованную операцию. Операция, кстати, позже даже вошла в учебники. После развала Союза офицер продолжил службу уже в Российской армии. Участвовал в чеченском конфликте. В какой-то момент командир русского спецназа даже ездил в командировку в США для обмена опытом с американскими коллегами. Во время прыжков с парашютом Попович поразил американцев своим мастерством. Сегодня офицер возглавляет ростовское отделение Всероссийской организации инвалидов Афганистана. Алексей Максимович Попович регулярно проводит совместно с патриотическими организациями бой-реконструкцию боя в афганском ущелье. Только теперь события разворачиваются уже не на горячей земле Афганистана, а на родной Донской земле. Только вот в этой реконструкции задействована настоящая боевая техника и даже бойцы 22-ой бригады. Ну а сам Попович все так же служит примером мужества для подрастающего поколения. Правда теперь на мирной стезе.

А вы знали, что Сталин был не против того, чтобы кавалеристы воевали за «За веру, царя и Отечество!» Большевики, как известно, придавали особое значение своей идеологии и символике. На начальных этапах прстороения советского государства идеология большевизма зачастую насильно навязывалась обществу, пока окончательно (ну или почти окончательно) не победила.

Вместе со старшим сержантом Юрием Никулиным в 72-м отдельном зенитно-артиллерийском дивизионе служил повар по фамилии Круглов. Он был из вологодских крестьян, поэтому имел сильный «окающий» вологодский говор, и почему-то вместо звука «ч» произносил «ц». А ещё повар Круглов очень любил врать. Он мог часами рассказывать байки о никому не известном Ваське Бочкове, произнося его фамилию Боцьков. Этот Васька Бочков-Боцьков будто бы жил вместе с Кругловым в одной деревне и был могучим силачом. Этот здоровяк, якобы, одной рукой свободно перебрасывал двухпудовую гирю через двухэтажный дом, выходил один на один бороться с парнями со всей деревни, всегда вылавливал самую большую рыбу, и т.д. и т.п. Конечно, никто не верил балаболу Круглову, но все с удовольствием слушали его и над его россказнями смеялись. К лету 1944 года в зенитном дивизионе скопилось много трофейных немецких касок, кителей и брюк. Однажды, когда зенитчики расположились на короткий отдых в одном лесочке, Юрий Никулин решил подшутить над болтуном Кругловым. И надо отметить – это был весьма рискованный розыгрыш, который мог закончится для шутника очень плохо, возможно даже трагически. Никулин надел немецкую каску, шинель, нацепил на нос очки, взял немецкий автомат и пошёл через чащу в ельничек, где повар Круглов варил кашу на завтрак. Тот как раз орудовал черпаком в котле. Никулин, ряженый в немецкую форму, раздвинул кусты метрах в десяти от повара, высунул лицо в очках и произнес: «Ку-ку!». Круглов посмотрел на «фрица» и не поверил своим глазам. А тот опять: «Ку-ку, ку-ку…» Круглов продолжал медленно вертеть черпаком кашу, тупо уставившись на «фашиста» в кустах. Больше ничего не говоря и не ку-ку-кая, Никулин поманил его пальцем. Повар опустил черпак в котёл и, небрежно напевая: «Тра-ля, тра-ля, тра-ля-ля», – тихонько сделал несколько шагов от котла в сторону, а потом ка-а-ак сиганул в кусты! И там исчез! Это случилось ранним утром. Весь день Круглов где-то пропадал и не возвращался – кашу на завтрак бойцы доваривали сами, да и обед тоже. Вечером повар появился, и все его давай расспрашивать да интересоваться: где он был, что делал и самое главное – что случилось? Он темнил и врал, отвечал, что ходил за продуктами, искал мясо у местных селян, барана пытался раздобыть… Сколько и кто бы его ни пытал, он никому не сознался, что на самом деле драпанул от страха. Тогда Юрий Никулин не выдержал, подошёл к нему и спросил прямо в лоб: – Уж не попал ли ты к немцам, а-а-а, Круглов?... Тот так пристально посмотрел на Никулина, как бы испытывал, но ничего не ответил. Когда помощник командира взвода, старший сержант Юрий Никулин рассказал эту историю своим разведчикам, они просто упали от хохота. Только старшина выслушал шутника без тени улыбки и глубокомысленно добавил: – Ну, повезло тебе, Никулин. Будь он не трус, взял бы свою берданку да как дал бы тебе меж глаз… И привет Никулину! Ку-ку… А ведь прав был старшина! У поваров на войне было личное оружие – как правило, винтовки. Если бы кашевар Круглов был не балаболом, а воином, то не видать бы нам знаменитых ролей Юрия Никулина в кино и его смешных выступлений в цирке…