Аллея мыслей

Поиграем,друзья?) Игра "Цепочка" Правила просты :пишем слово, которое начинается с нескольких последних букв предыдущего слова. #игра

Игра: 4 буквы☺ Пишем слово только из 4 букв, каждое следующее слово начинаем на последнюю букву предыдущего. #игра

#игра

Игра: Съедобное - Несъедобное! Правила таковы: один участник называет съедобное, а следущий несъедобное с нескольких последних букв предыдущего. Например: ЯМА ➝ МАНДАРИН ➝ РИНГ и т.д.

Поиграем в города и страны? Пишем город, начинающийся на последнюю букву предыдущего слова. #игра

Игра: Имена 👦 👧 Правила: чередуем женское и мужское имя. Пишем имя на последний слог или последние буквы от предыдущего. Например: Елизавета - Тарас - Ассоль - Лев и т.д. #игра

Рыжуля. Эту крупную рыжую собаку Катя заметила на помойке, когда выносила ведро. - Ну и окрас, - подумала она, - точно как у моих волос и тоже кудрявая. Катя вернулась и дала собаке поесть. Так и повелось, каждый вечер она выбрасывала мусор и кормила собаку. Где эта псинка жила и откуда пришла – никто не знал. Но стоило Катерине появиться с помойным ведром, собака словно возникала из воздуха и выжидательно смотрела. Вообще то Катя к собакам была совершенно равнодушна, да и к котам тоже. Держала она пару волнистых попугайчиков, любила их и холила. Приобрела большую клетку, игрушки, купалки, поилки. Выпускала птиц полетать. В небольшой однокомнатной квартире, оставшейся ей от прабабушки, им втроем было удобно. Катерина училась на вечернем, и работала. Новая работа, продавцом модной одежды, ей нравилась. Красивое просторное помещение с кулером и кофеваркой. Да и нагрузка не большая. Ценники были такие, что народ не ломился. Случайные покупатели ходили как по музею, даже трогать вещи – боялись. А постоянные – звонили заранее, узнавали, поступило ли то, что они хотели. Правда, весьма не бедные покупатели, были очень капризны. Впрочем, веселую молодую Катю это не тяготило. Она улыбалась, отвечала на все вопросы, не обижалась на высокомерный тон и хамство. Работа не может быть идеальной. А при такой то зарплате и потерпеть можно. Кроме оклада, ей шел процент с каждой покупки. Магазин держал друг ее отца, потомственный петербуржец, прадеды и прабабки которого приехали из благодатных теплых краев в северный город учиться, да так и остались навсегда. Представительный крупный мужчина сначала приходил в магазин со своей женой, затем - с дочерью. Всегда требовал, чтобы его обслуживала Катя. Оглядывал ее словно барышник – лошадь. Старался схватить или щипнуть. Катя ловко уворачивалась и грозила ему пальцем: "Ах, не шалите Вячеслав Семенович, а то Ваша строгая жена нам обоим головы оторвет". Он только хмурился, но однажды придержал ее за руку и сказал: "Жду тебя сегодня в 19 часов по адресу… Не опаздывай. Плачу 200 евро. За час". Катя сказала: «Нет» - Как это нет? - возмутился Вячеслав Семенович, - обслуга, так обслуживай. - Нет, - улыбаясь ответила Катя, - я собой не торгую. - Ты еще и артачишься, рыжая суkа. Хорошо, 500 евро за час. Я не жадный. Мне никто не смеет отказывать. - Нет, - ответила Катя, и позвала другую продавщицу. С того самого дня покупатель с липким взглядом каждый день приходил в магазин. Придирался к чему только мог, писал на Катю жалобы. Грязно оскорблял ее. Катя стойко держалась. Но терпение не безгранично. Она решила уволиться. И на вопрос владельца магазина о причине, ответила правду. "Не волнуйся, Катя джан", - сказал Ашот Акопович и вышел в торговый зал к разъяренному Вячеславу Семеновичу. Ашот поздоровался, вежливо взял возмущенного Вячеслава под локоть, вывел из магазина и пояснил, что более его не ждет. Охране же строго велел, этого человека не пускать. - Вот еще, буду я расставаться с лучшей продавщицей, которая делает основные продажи. Пусть со своей семейкой ищет другой магазин – выбор есть. Тем более он почти не покупает, только устраивает скандалы, да пишет кляузы. - Спасибо Вам, - ответила Катерина и у нее отлегло от сердца. Все наладилось. Но Кате казалось, что когда она идет с работы или гуляет, то тут, то там мелькнет лицо Вячеслава Семеновича. «Вот ведь как меня довел, теперь он мне всюду мерещится», - подумала Катя. Как-то, обслуживая очень состоятельную семью, задержалась она допоздна. Лето, светло. До дома – рукой подать. Добежала Катя быстро. Как обычно взяла еду для собаки и помойное ведро. Выбросила мусор, накормила рыжую кудрявую суку. Не спеша пошла назад. На лавочке, у подъезда сидела пожилая соседка. А Вячеслав Семенович поджидал ее за кустами черемухи. Увернуться она не успела. - Ах ты рыжая суkа, убью, изуродую, - закричал он и ударил ее кулаком по лицу. Катя чуть не упала. Он поднял прут железной арматуры и стукнул ее по рукам, которыми она прикрыла себя. Катя закричала от боли. А потом взвыл Вячеслав Семенович. Да так, что разбудил пол квартала. Рыжая, кудрявая сука схватила его между ног, сомкнула челюсти и держала. - Ты как, дочка? Я полицию вызвала, сейчас задержат бандита, - воскликнула та самая, старенькая соседка, пытаясь побыстрее дойти до Кати, - ишь, что удумал, небось на серьги твои золотые позарился, да еще убить хотел. А я то, мухоморка древняя, пока с лавочки соскочила, да в телефоне циферки разглядела... Руки и лицо у Кати были в крови. Вячеслав Семенович стоял ровно и пошевелиться боялся. - Ты уж бандит не рыпайся, а то без причиндал останешься, вона кровь то бежит - сказала соседка, - ишь животина то в тебя вцепилась. Вскоре приехала полиция и закрутилась канитель. Но, спасибо пожилой соседке. Она стояла на своем, что мужчина напал первым, ударил арматурой, чудом не убил. - Да вы знаете, кто я? Да я такое гавно, как Вы, жру по утрам, - кричал Вячеслав. - Ну, ну, - засмеялся опер, - значит гавно жрете, оно и видно. Вячеслав арматурой сломал Кате руку и полицейские вызвали скорую. В травмпункте наложили гипс. Когда Катя вернулась домой, у дверей подъезда сидели соседка и рыжая собака. - Ишь, за тебя волнуется, не уходит, - сказала соседка и погладила собаку, - вовремя она появилась. Мужик то бешеный был. Аж глаза белесые. А у меня сон совсем пропал. Вот, тебя ждали. - Спасибо Вам, Нина Петровна. Ну что, рыжая, пошли ко мне, - сказала Катя, - друзья на дороге не валяются. Собака потрусила за ней… Не помогли Вячеславу Семеновичу ни деньги, ни адвокаты. Следователь держался жестко. Уголовное дело было направлено в суд. Рыжеволосая судья вынесла приговор. Вячеслав Семенович получил короткий, но реальный срок. На последнем слове кричал он на весь зал: «Ненавижу вас всех, проклятые рыжие суkи. За что мне это? Поганые рыжие. Собаки рыжие…». А рыжая так и живет у Кати. Большая, рыжая, кудрявая суkа... Елена Андрияш

Игра: Весёлая считалка 1⃣ 2⃣ 3⃣ ... Правила: пишем следующую цифру, придумывая к ней рифму. 1 (один) - пошел в магазин , 2 (два) - денег хватило едва 3 (три) - прилетели снегири, 4 (четыре) - открой карман пошире.. продолжаем "Веселую считалку" #игра

Сказка о пропавшей сестре. Нежданно - негаданно остался Ефрем один с тремя детьми. Тяжело переносил он внезапное свое вдовство, сразу как - то всё разладилось в хозяйстве. Как назло, не урожайный год выдался и зима лютая да студёная. Младшие девочки есть просят постоянно, а чем их кормить Ефрем не знал. Столярничал и отвозил свои изделия в город на базар - тем и жили, денег этих не хватало и нищета поселилась в их избе полноправной хозяйкой. Старший сын Иван был уже подросток - отцовская отрада и опора, всё за что ни возьмётся в его руках спорилось, к любому делу подходил с любовью и прилежанием. Средняя дочь Маша - баловница и шалунья, частенько испытывала на прочность отцовское терпение. Пятилетняя малышка Дуняша, наоборот, была ласкова и послушна. Однажды отправился Ефрем на ярмарку и прихватил с собой Машу, та давно жаловалась, что Ивана всегда отец с собой берёт, а её никогда. Рано утром уехали они, но после обеда не вернулись, солнце уже нырнуло за заснеженный горизонт, а Ефрема с дочерью всё не было. Метель металась по деревне, погружая дома в белый дым. В такую непогодь и заплутать немудрено. Забеспокоился Иван, отправил Дуняшу к соседке, а сам собрал мужиков и отправились они на поиски. Не увлекали Дуняшу ни сказки соседки - старухи, ни котёнок - игрун. Вся она обратилась в слух. Но за стенами одна лишь метель выла и стонала, даже собачий лай не оглашал округу и отец с сестрой по - прежнему ни возвращались. Маленькое сердечко девочки сжималось от ужаса. Где же её родные затерялись в стылом снежном мраке? После мучительных часов ожидания, с улицы раздались крики и голоса. Дуняша молнией метнулась прочь из натопленной избы, старуха даже не успела накинуть на неё пальтишко. Сквозь проносящиеся мимо колкие снежинки, она увидела бредущего по дороге отца, за ним шли мужики, Иван вёл под уздцы уставшую лошадь. Но цепкий взгляд её нигде не мог отыскать фигуру сестры. Только сейчас обратила она внимание, как шагает её отец, будто согнувшись под непосильной ношей, на нём не было шапки и снег набивался в волосы, уши и глаза, а он ничего не замечал. Маша заснула и выпала из саней, а Ефрем не сразу заметил это, а когда заметил, развернулся назад, но девочки так и не нашёл. Может её замело снегом, а может она проснулась и пошла не в ту сторону. Долго обсуждала деревня эту странную историю, строили догадки, ходили искать Машу, но всё тщетно. Весной, когда сошли снега, поиски тоже не дали результата, даже то, что от неё осталось найти не удалось. Она словно испарилась той ненастной ночью. Иван и Дуняша ужасно горевали из - за потери сестры, больше никто не будет шалить, придумывать новые игры, вечерами рассказывать страшные истории. Вся Машина короткая жизнь обернулась такой страшной историей. Меж тем дела отца пошли в гору, он заключил выгодный договор с каким - то торговцем и тот покупал у Ефима его столярные шедевры, они пришлись по вкусу местным богатеям и теперь от заказов не было отбоя. Пять лет минуло с тех пор, про Машу не было никаких известий. Ефрем с детьми переехал жить в город, теперь он владелец столярной мастерской. Дело его ширилось, а доходы преумножались, нанятые умельцы изготавливали мебель, в новенькой лавке продавались сотни мелочей для дома, он с детьми жил теперь в добротном особняке и нанял прислугу. Иван во всём помогал отцу, теперь он и сам уже взрослый парень, всё чаще задумывался о женитьбе. Отец подыскал ему невесту - единственную дочь зажиточного купца. Иван хотел сам выбрать себе суженую, не по богатству, а по сердцу. Но Ефрем уговорил его хотя бы познакомиться с Настей. А девка оказалась хороша - красавица, каких поискать и нрав весёлый. Иван ей тоже приглянулся, дело к свадьбе покатилось. Так всё ладно да гладко складывалось в жизни семьи Ефрема, счастье и достаток рядом с ними вровень шагали, но только не знает никогда человек, где его беда подстерегает. Внезапно занемог Ефрем, да так, что с кровати встать уже не может. Предчувствуя свой последний час, он призвал к себе детей. "Скоро предстану я перед Господом и буду держать ответ за свои грехи, - начал он, - но перед этим должен я покаяться перед вами в самом страшном своём грехе, который камнем лежит на сердце все эти годы. Давным - давно ходил я по лесам в надежде напасть на след зверья. Голод той зимой стоял страшный, вы и сами помните. Но только тихо и пусто было в лесной чаще. Вдруг вышел я к одинокой избушке, подивился я этому сильно. Сколько ходил в этих краях, а её не припомню. Дымок из трубы вьётся - значит живёт там кто - то. Из любопытства постучался я в дверь, она сразу же распахнулась и взгляду моему явилось существо настолько безобразное, что я чуть не пустился наутёк. То ли старуха, то ли старик, не разберёшь. Космы всклокочены, глаза чёрные - страшные, недобро смотрят. Гляжу - юбка - то бабья и говорю: "Пустите бабушка погреться." А зачем говорю и сам не знаю, самому - то бежать хочется отсюда. А она, дескать, проходи мил человек. Внутри всё книгами завалено, травами разными и котелок на огне булькает - логово колдуньи, как в сказках бабкиных. Она меня у огня усадила, ходит вокруг: цок - цок, словно копытцами. У меня мороз по коже, а старуха выспрашивает: откуда и как живёшь? Я вроде и рассказывать не хочу, а язык сам болтает. Про вдовство своё, про нищету, голод и дочерях с сыном. "Отдай мне кого - нибудь из детей своих в помощники, - говорит колдунья, - я заплачу тебе так щедро, как тебе и не снилось. Оставшиеся дети сыты будут всю жизнь." Хихикает так мерзко и с ноги на ногу переступает. Цок - цок... Я отказался, как можно дитё своё родное отвести к этой безобразной старухе. А она говорит: "Подумай. А как надумаешь, то знаешь где меня найти. Нет ничего для меня слаще, чем когда за деньги продают родного человека!" И хихикает так гаденько... Ушёл я от старухи и долго ещё в ушах стояло её хихиканье. А зима навалилась на нас снегами да морозами. Всё тепло из избы выдувает, топить не поспеваешь, до города не доберёшься - сугробы ни пустят, а коли и доедешь, никому не нужны табуретки и игрушки, что я изготовил, всем еда нужна. Голодно людям, а зиме той конца и края не видно. Запасы на исходе и попросить не у кого, у всех одна беда. Гнал я от себя эту мысль окаянную, а она всё преследовала меня, как муха назойливая. И не так уж ужасна та старуха и ничего страшного нет, коли будет моё дитё у ведьмы в услужении. Выучит знахарство и иные полезные знания. Можно будет навещать иногда и узнать бы для начала какова цена... Иван был мне всегда первый помощник, без него никак не обойтись. Дуняша совсем мала, какой толк от неё колдунье? А вот Машка возрастом подходящая, нравом бойкая - не пропадёт у ведьмы. Поехали мы с ней на базар, я на последние копейки платок ей купил - пусть порадуется. Сам почти ничего не продал, как и всегда той зимой. Обратно поехали через лес, мол, дорогу сокращать. Машка ничего не подозревая вертела свой новый платок. Подъехали к дому колдуньи, я пригласил дочь погреться у своей знакомой. Как зашли, старуха давай радоваться, хихикать и пританцовывать вокруг нас. Цок - цок. Машка испугалась и в слёзы, сердце у меня ёкнуло и хотел было хватать дочь и бежать отсюда. Но колдунья протянула мне сумку набитую золотом. "Бери, - говорит, - больше голод вам не страшен. А про среднюю дочь - забудь. Моя она теперь. Будет мне служанкой и ученицей. А как последний час настигнет меня, то передам ей свой дар. Хотя дар ли это... Может проклятие?" Старуха призадумалась о чём - то своём, а меня ослепило золото из сумки, взял я её и прочь из той избы. Ехал я лесом тёмным, сани как по маслу летят, ели, сосны, белоствольные берёзки мимо плывут. А на сердце тоска разливается. Как и в прошлый раз, хихиканье колдуньи в ушах звенит, только теперь вперемешку с Машиным плачем. "Да что ж я за человек - то такой, - сказал сам себе, - дочку к нечистой силе отвёз, душеньку свою продал за золото и Машу сгубил!" Развернул сани и обратно поехал. А ветер вдруг завыл и усилился, в лицо мне повалил снег и лес потонул в белой мгле. Кружил я, кружил, но так и не нашёл ведьминого логова. Только был её дом, а сейчас уж нет, словно замело его вместе с крышей. Потом я много раз пытался найти то место, но всё тщетно. Золото с умом расходовал, постепенно в оборот пустил, благодаря ему и возвысился. Часть его так и лежит в той сумке под кроватью. Вот такая история моего злодеяния. Простите меня дети, коли сможете, а нет так и по делом мне..." Дуняша и Иван, конечно, простили отца. Через день после этого признания, Ефрема не стало. Иван организовал его проводы в последний путь, а когда все скорбные ритуалы были закончены, брат и сестра остались одни в притихшем доме, Иван сказал: "Нужно срочно начинать искать Машу, не знаю как и с чего начать, но не можем мы спокойно жить и наслаждаться своим благополучием, покуда сестра коротает свои юные годы в чаще леса, в компании отвратительной старухи!" "Верно ты говоришь, - согласилась Дуняша, - только вот как найти дом этой ведьмы, судя по всему, место то зачарованное." Неожиданная помощь в этом деле пришла от невесты Ивана, когда он поведал ей историю своей пропавшей сестры, она сказала: "Так у меня бабушка в этих делах сведущая, она что - нибудь обязательно подскажет." Настя немедля отвела своего жениха к бабушке и та, качая седой головою, поведала им те секреты, что простому люду неведомы. "Жилище лесной ведьмы можно найти, только если она сама того желает, - сказала она, - а ежели нет, то можно жизнь потратить, но так и не отыскать его. Однако ж на каждое колдовство, найдётся иное, более сильное! Я вас научу, как разыскать то место." Лесной воздух впитал в себя все ароматы полынных трав, сосновых веток и полевых цветов. Пухлые облачка протискивались между плотных древесных крон, гонимые горячим летним ветром. Иван и Дуняша ступили в зелёный чертог леса и солнце протянуло к ним свои жёлто - оранжевые лучи сквозь ажур листвы. Казалось невероятным, что в этом наполненном покоем и умиротворением лесу затаилась чья - то чёрная душа. Дуняша начала читать молитвы, которым научила её Настина бабушка, а Иван поджёг специально приготовленный пучок сухих трав. Хрупкие стебельки не горели, а тлели, испуская тонкую струйку дыма. Дымок потянулся куда - то в недра лесной чащи и там растворялся во мраке. Они пошли в сторону, которую указал дымок. Внезапно лес утратил своё спокойствие и дружелюбие. Ветки больно били по лицу, а ветер угрожающе завыл, сочась меж стволов деревьев. Порывы словно стремились затушить чадящий пучок травы в руках Ивана, но дымок сбиваясь на какое - то время, вновь вытягивался белёсой нитью, указывая направление. Слова молитвы срывались с Дуняшиных губ и уносились, подхваченные ветром, в тёмные чащобы, а там что - то хрустело, жалостливо выло, то злобно рычало словно слова эти тревожили чей - то вековой покой. Но девочка не обращала на это внимания и как велела Настина бабушка, продолжала шептать молитву. Дымок вёл их всё глубже и глубже в лесные дебри, однажды Иван споткнулся об корень, внезапно появившийся из земли словно чья то подножка и рассыпал пучок травы, ветер сразу разметал сухие стебельки и потушил тлеющие искры. Но Иван достал из - за пазухи ещё один пучок, предусмотрительно запасённый бабушкой. Привёл их дымок к зарослям малины и вдруг перестал тянуться тонкой струйкой, а разлился по кустам сизым туманом. Иван пригляделся и увидел в глубине малинника избу. Она сливалась с лесом и была практически незаметна, но чем дольше он смотрел на неё, тем чётче становились её бревёнчатые стены и вот уже непонятно, как можно было не заметить этот дом, что так явственно выступал из колючих зарослей. Дверь резко распахнулась и наружу выскочила старуха. Хотя старуха ли? Дуняша спряталась за спину брата, увидев это отвратительное существо. Чёрные провалы глаз зияли средь морщинистого лица, щедро украшенного бородавками, беззубая яма рта злобно кривилась, когда ведьма с отвращением втягивала воздух своим крючковатым носом. Она махала руками отгоняя от себя паутину дыма, её длинные жёлтые ногти, загнутые, как у хищной птицы, со свистом рассекали воздух. "Зачем пришли?" - крикнула она неожиданно громким и зычным для старухи голосом, взгляд её шарил где - то поверх их голов будто не видя. "Пришли за сестрой своей, - отвечал Иван, - вот твоё золото, а то, что израсходовано, она уже отработала!" Он швырнул перед ведьмой сумку. Бабка неожиданно захихикала и позвала Машу: "Выходи, Мария! Тут пришли за тобой! Пойдёшь ли с ними, али нет?" Из дома вышла девушка, в которой они узнали свою сестру по поразительному сходству с Дуняшей. Но только щёки девушки были бледны, будто солнечные лучи никогда не касались их, а под глазами залегли серые тени. "Машка!" - радостно воскликнула Дуняша и устремилась к сестре, забывшись и перестав шептать слова молитвы. В тот же миг, взгляд колдуньи, до этого бесцельно шаривший поверх их голов, вдруг жадно впился в лицо Ивана. Колдунья словно увеличилась в размерах, ветер завыл, поднимая в воздух пыль и мелкие ветки. Особо сильный порыв сбил Дуняшу с ног и она больно ударилась о землю. Старуха протянула руки вперёд и Иван почувствовал, как костлявые пальцы сомкнулись на его шее, хотя колдунья стояла на приличном расстоянии от него. Тут Дуняша, опомнившись, вновь зашептала слова молитвы. Ветер стих, осыпав их пылью, а Иван почувствовал, как ведьмина хватка на его шее ослабела и вовсе исчезла, а взгляд её устремился куда - то мимо него. "Так пойдёшь ли к родным, Мария?" - повторила свой вопрос колдунья. "Не пойду, - хмуро процедила Маша, - тятька продал меня, будто кобылу. Ивана он любил, сынок - продолжатель рода! Дуняшку тоже - малышка, ласкуша и маленькое солнышко. А меня не любил. Машка вечно бедокурит, так давайте продадим её и заживём счастливо и весело без этой глупой девчонки!" Голос её сорвался на крик, а из глаз брызнули слёзы. "Отца уже нет, - сказал Иван, - и он очень каялся в своём поступке. Мы с Дуняшей не забывали о тебе всё это время, все эти годы хранили в памяти образ нашей любимой сестрицы, несмотря на то, что она вечно бедокурила. Мы любим тебя и любовь наша сильнее всех злых чар, неужели ты не чувствуешь это!" Маша расплакалась ещё сильней. "Я тоже люблю вас, - сказала она, - но не уйти мне отсюда, очертила ведьма круг своей клюкой вокруг своего дома и за пределы его мне не вырваться!" "Дык что ж я, зверь какой? - сказала колдунья медовым голосом, - Раз так сильна ваша привязанность, так пусть идёт." Она стёрла ногой на земле что - то невидимое и Маша пулей проскочила мимо неё, встав за спину брата. А ведьма внезапно захихикала, пританцовывая на месте. "Но только знай, - сказала она Ивану, - что коли заберёшь у меня Марию, то все твои богатства, на моём золотишке прижитые, пеплом обернутся. Не будете вы больше вкусно есть и мягко спать, нищета вернётся к вам. Хорошо про любовь языком чесать, а готов ли ты лишиться всего ради сестры? Нет ничего для меня слаще, чем когда за деньги продают родного человека!" Она вновь захихикала, потирая ладони. "Ничего, - отозвался Иван, - Господь всё управит. Сестру я забираю!" Они пошли прочь из леса, оставив ведьму обескураженно скрести седой затылок, не на такой исход она рассчитывала. Выбрались на опушку уже затемно, усталые и довольные. Звёздная пыль усеяла небеса и чудилась им, что откуда - то с сияющей высоты смотрят на них батюшка с матушкой и улыбаются, видя всех своих детей вместе. Вернувшись в город они обнаружили, что действительно стали нищими. Весь честной народ только и обсуждал, как за одну ночь, дом, лавка и мастерская обратились в чёрную золу, полыхнули синим пламенем и исчезли в тот же миг. Говаривали, что конкуренты подожгли, другие смекнули, дескать, колдовством это дело попахивает. А Ивана с сёстрами приютили сердобольные соседи. Осталось у них из имущества, только то, что на них надето было. "Не отчаивайтесь, - говорил Иван, - все знают в городе, что я к торговому делу способный, устроюсь к кому - нибудь в лавку." Так и вышло, работу он нашёл быстро, но только ещё одна печаль настигла Ивана. Настин отец больше не давал согласия на их брак. За ровню он хотел выдать дочь, а не за нищего. Как ни плакала Настя, как не умоляла, он своё гнул - не пара теперь ей Иван. Тогда сбежала Настя из родительского дома и пришла к Ивану. "Или буду я с тобой, - говорила она, - или в реку сигану, нет мне без тебя жизни. И любовь моя навсегда." Повенчались они скромно, без торжеств и нарядов и зажили тихо вместе с сёстрами. Но разве выдержит сердце отцовское, видя, как дочь его в бедности прозябает? Быстро сменил гнев на милость купец и всех забрал к себе в хоромы. Иван во всём стал ему главным помощником, как всегда, подходя к делу с усердием и старанием. Настина бабушка обучала Машу ворожбе, чтобы знания полученные у колдуньи, девушка направляла на помощь людям. Преодолела любовь все преграды, даже чары тёмные победила, потому что сила в ней сокрыта великая, какая бы она не была: братская, сестринская, родительская или меж мужчиной и женщиной, всё перенесёт она, коли настоящая.

Родной человек. Просторный сельский дом, в котором прошли первые десять лет жизни Лены, встретил девушку тишиной и покоем. Иначе и быть не могло. Ведь Лену здесь никто не ждал. Восемь лет назад погибли ее родители, а сегодня она выпустилась из детского дома. Когда Лене исполнилось четырнадцать лет, она стала ездить в родную деревню. Каждый раз Лена навещала соседку тетю Машу, которая следила за домом и за могилами ее родных. Иногда они вместе ходили на кладбище. Мария деликатно отходила в сторонку, а Лена, не стесняясь, плакала и приговаривала: -Мамочка, папочка, ну, почему вы так рано ушли от меня? За что мне это? На обратном пути Лена молчала, а бессменная провожатая не решалась побеспокоить ее ни единым словом. Девушка задумчиво прошлась по дому. Ничего не изменилось. Разве что в уголке свадебной фотографии родителей появилась черная гипюровая ленточка. У Лены подозрительно защипало в носу, и она дала волю слезам. Наплакавшись от души, Лена почувствовала умиротворение, которое обычно бывало после визитов на кладбище. - Я буду жить за нас троих! - сказала она вслух и пошла разбирать свою спортивную сумку и пакет с продуктами. Вспомнив о еде, девушка вдруг ощутила волчий голод. Когда Лена постучалась в окно соседки, та всплеснула руками и поспешила открывать. - Ленка! Чего ж не предупредила-то? - воскликнула Мария Васильевна. - Я бы стол накрыла. - Ну, прямо такая я важная птица! - рассмеялась девушка. - А вы для меня столько сделали, что и напрягать совестно. - Да ты что! - воскликнула соседка. - Какое тут может быть "совестно"? Для меня ты дочь людей, которых я любила и уважала. Удочерить не вышло, так что, это самое малое, что я могла для тебя сделать. Может, чайку? - Теть Маш, вот только что пообедала! Ну, если только чайку. - Что нового в деревне? - поинтересовалась Лена. - Да какие у нас могут быть новости? - пожала плечами тетя Маша. - Все по-старому. Ты к своим-то на кладбище когда собираешься? - Хотела сегодня, но что-то я устала. С раннего утра на ногах. Так что, завтра. Не хотите со мной? - Ты еще спрашиваешь? После похода на кладбище Лене захотелось пройтись по деревне. - Что-то мне как-то не по себе, - призналась она соседке. - Пойду, прогуляюсь. - Понимаю, - кивнула Мария. Лена бывала здесь наездами, поэтому и деревни-то толком не видела. Она дышала полной грудью и почти физически ощущала, как все тяжелые мысли куда-то улетучиваются. Когда Лена проходила мимо заброшенного дома на краю улицы, ей вдруг послышался жалобный стон. Девушка остановилась, прислушиваясь. Она знала, что когда-то в этом доме жила старушка, которая умерла за несколько лет до гибели ее родителей. "Ну не привидение же это?" - подумала Лена, но все-таки инстинктивно попятилась назад. Кто знает, что там творится? И только девушка собралась убежать без оглядки, как услышала голос: - Дочка, помоги! Лена несмело направилась в стороны дома, разглядев, наконец, тщедушного старичка, сидящего на завалинке. На лбу дедушки выступила испарина, он тяжело дышал и явно плохо себя чувствовал. - Мне бы водички, - тихо прохрипел старичок. - Пожалуйста. "Интересно, кто это? - размышляла Лена. - Что-то я такого не помню. Может, бомж? Иначе бы не просил помощи у первой встречной". Оглядевшись по сторонам и не заметив в округе ни одной колонки, Лена сказала: - Я живу недалеко. Вы можете идти? Кстати, как вас зовут? - Как-нибудь постараюсь. Я просто устал, - слабо улыбнулся пожилой мужчина. - А зовут меня дедом Иваном. - А меня Лена. Вот и познакомились! - улыбнулась она в ответ. Дедушка еле-еле передвигался, но до Лениного дома они добрались без приключений. Дед Иван напился воды и нерешительно сказал: - Ну, я пойду? - А вам есть, куда идти? - недоверчиво прищурилась девушка, а ее неожиданный гость заплакал. - Некуда, - констатировала Лена. Старик замотал головой. - Мне бы только ночь переночевать, - тихо сказал он. - А потом я уеду. - Куда? - А у меня только одна дорога - в дом престарелых. В голосе пожилого мужчины было столько тоски и безысходности, что у Лены защемило сердце. Но потом она подумала: "Жалко, конечно, дедушку, но что я могу для него сделать? Сама недавно из детского дома, ни работы, ни образования, денег - кот наплакал. А в доме престарелых о нем позаботятся. Это наверняка лучше, чем бродяжничать. Интересно, как так получилось, что он бомжует?" Когда Лена спросила об этом, старичок ответил: - А это, девочка, бумеранг меня настиг. Когда-то, в далекой молодости я обидел одну очень хорошую девушку. Дурак был безответственный. Родной сын из-за меня рос в детдоме, а теперь вот и меня выставили, как старого ненужного пса. - Кто? - Дети жены. Жил в соседней деревне с хорошей женщиной, а когда ее не стало, они меня и отправили подобру-поздорову. Да я не в обиде. Кто я им? - А сюда как добрались? - Пешком, - грустно улыбнулся гость. - А как еще? Денег на проезд не было. - Но это же бесчеловечно! - воскликнула Лена. - Что они за люди-то такие? - Что теперь говорить? - вздохнул дед Иван. - Тоже верно. Ну, располагайтесь. Может, вы прилечь хотите? А я пока что-нибудь приготовлю. - Было бы неплохо. Когда они вошли в комнату, дед Иван спросил, внимательно посмотрев на свадебное фото, которое так не вязалось с траурной лентой: -Твои родители? - Да. Они погибли восемь лет назад. - Как их звали? - Ольга и Дмитрий, а что? - Да нет, ничего. Дедушка прилег на диван, а Лена принялась хлопотать на кухне. По правде говоря, она была не Бог весть, какой кулинаркой, но уж яичница с колбасой ей по плечу. Минут через тридцать она позвала: - Дед Иван, у меня все готово! Но старик не отвечал. - Дед Иван! "Да жив ли он?" - испуганно подумала Лена и подошла к старику. Он прошептал: - Сейчас, девочка… Сейчас мне станет полегче и… - Вам плохо? - Ммм… Девушка приложила руку ко лбу деда Ивана и поняла, что у него очень высокая температура. Она дала старику аспирин, но температура не падала. Скорее, наоборот. "Что же делать? - в отчаянии подумала девушка. - Как-то не хочется, чтобы он скончался у меня дома". - Дед Иван, я сейчас приду! - сказала Лена, но тот, казалось, ее не слышал. Девушка побежала к Анне Егоровне, сельскому фельдшеру. Женщина поливала огород. - Лена? - удивленно спросила женщина, оставив свое занятие. - Ты теперь здесь? А чего так запыхаешься? - Теть Ань! У меня там один… дедушка! Жар у него! - Какой еще дедушка?! Судя по тому, как фельдшер смотрела на девушку, она, вероятно, думала, что жар у Лены. - Потом! - махнула рукой девушка и побежала домой. Анна Егоровна пришла через двадцать минут. - Лена, ты где его взяла? - воскликнула фельдшер. - Это же бо… Очевидно, женщина хотела сказать "бомж", да и прочесть Лене лекцию о том, что негоже принимать у себя дома эту братию. Но вглядевшись в лицо пациента повнимательнее, она изумленно прошептала: - Не может быть! Иван?! - Вы его знаете?! - Ну, еще бы! - Да кто это? - Я, конечно, могу и ошибиться, сколько лет-то уже прошло. Но, похоже, Лена, это твой родной дед. Такие вот дела. - Мой… дед? И тут Лена вспомнила, как пристально старик смотрел на фото ее родителей. А с каким волнением он спросил, как их звали! А еще… "Когда-то, в далекой молодости я обидел одну очень хорошую девушку, - сказал дед Иван. - Родной сын из-за меня рос в детдоме". "Божечки, а ведь папа из детского дома! Да и похожи они, - осенило Лену. - Он тут явно неспроста". Лена знала, что ее бабушка по отцу умерла в молодом возрасте. Кажется, у нее была онкология. Отца у Дмитрия не было, и его отправили в детдом. - Думаю, что это он, твой дед, - кивнула фельдшер. - Видок-то еще тот, но черты лица просматриваются. Он бросил твою бабушку Веру беременной. Ну, сейчас это неважно. Похоже, жизнь его потрепала. Осмотрев деда Ивана, Анна Егоровна сказала: - Подлечить, конечно, надо бы. Только в больницу его не возьмут. - Почему? - Ну как - почему? Документов у него, я так понимаю, нет. - Я сама буду его лечить, - решительно сказала Лена. Фельдшер дала рекомендации и ушла. Ночка выдалась не из легких. Температура падала медленно, дед Иван метался, звал Веру, просил прощения у нее и Дмитрия. Обессиленная Лена уснула уже к утру. Когда девушка проснулась, деда Ивана в доме не было. Она удивленно подумала: "Ну, и дела! Полночи бредил, а потом слинял. Наверное, стыдно". Лена присела на кровати и задумалась. Этот человек некрасиво поступил с ее бабушкой и обрек отца на проживание в детском доме. Ей ли не знать, что это за жизнь?! Но, как ни странно, Лена испытывала сожаление. Деда Ивана и так жизнь наказала. Так почему бы не дать ему шанс искупить вину? Но старик, видимо, решил, что не заслуживает такого шанса. Поэтому и уехал туда, куда собирался. В дом престарелых… Дверь скрипнула, и в дом вошел дед с огромным букетом полевых цветов. - Дед Иван! - радостно воскликнула она. - Вам уже лучше?! - Благодаря тебе, - улыбнулся старик и протянул Лене цветы. - Это мне? Какая прелесть! Цветы были действительно прекрасны. Подарок настолько растрогал Лену, что она заплакала навзрыд и кинулась старику на шею. -Ты поплачь, девочка, - приговаривал дед Иван, гладя ее по волосам. - Поплачь. И… прости меня за своих родных. Голос старика дрогнул. - Пришел сюда пешком, чтобы посмотреть в глаза сыну и попросить прощения, а оно вон как получилось, - сказал он, утирая слезы. - Внучку встретил. Теперь можно и в дом престарелых с чистой совестью. - Не нужно никакого дома престарелых, - покачала головой Лена.- Да и денег на проезд у вас нет. - А кому я нужен? - Мне! Ведь теперь вы для меня единственный родной человек. А бабушка и папа уже простили вас … оттуда. - Ты-то откуда знаешь? - с грустной улыбкой спросил дед Иван. - Я это чувствую. А еще они рады, что я теперь не одна. Осенью Лена получила квартиру от государства и поступила в техникум. Дед Иван остался в деревне, и внучка навещала его каждые выходные. - И охота тебе каждую неделю ко мне, старику кататься? - ворчал дед, но чувствовалось, что ему приятно. - Ты же молодая, у тебя сейчас студенческая жизнь! - Иначе не могу, - улыбнулась Лена. - Ведь мы с тобой только-только обрели друг друга. Но если ты против, приезжай ко мне сам! И они весело рассмеялись.

Колечко. Дед Кузьма жил со своей внучкой Варюшей в деревушке Моховое, у самого леса. Зима выдалась суровая, с сильным ветром и снегом. За всю зиму ни разу не потеплело и не закапала с тесовых крыш суетливая талая вода. Ночью в лесу выли продрогшие волки. Дед Кузьма говорил, что они воют от зависти к людям: волку тоже охота пожить в избе, почесаться и полежать у печки, отогреть заледенелую косматую шкуру. Среди зимы у деда вышла махорка. Дед сильно кашлял, жаловался на слабое здоровье и говорил, что если бы затянуться разок-другой – ему бы сразу полегчало. В воскресенье Варюша пошла за махоркой для деда в соседнее село Переборы. Мимо села проходила железная дорога. Варюша купила махорки, завязала ее в ситцевый мешочек и пошла на станцию посмотреть на поезда. В Переборах они останавливались редко. Почти всегда они проносились мимо с лязгом и грохотом. На платформе сидели два бойца. Один был бородатый, с веселым серым глазом. Заревел паровоз. Было уже видно, как он, весь в пару, яростно рвется к станции из дальнего черного леса. – Скорый! – сказал боец с бородой. – Смотри, девчонка, сдует тебя поездом. Улетишь под небеса. Паровоз с размаху налетел на станцию. Снег завертелся и залепил глаза. Потом пошли перестукиваться, догонять друг друга колеса. Варюша схватилась за фонарный столб и закрыла глаза: как бы и вправду ее не подняло над землей и не утащило за поездом. Когда поезд пронесся, а снежная пыль еще вертелась в воздухе и садилась на землю, бородатый боец спросил Варюшу: – Это что у тебя в мешочке? Не махорка? – Махорка, – ответила Варюша. – Может, продашь? Курить большая охота. – Дед Кузьма не велит продавать, – строго ответила Варюша. – Это ему от кашля. – Эх ты, – сказал боец, – цветок-лепесток в валенках! Больно серьезная! – А ты так возьми сколько надо, – сказала Варюша и протянула бойцу мешочек. – Покури! Боец отсыпал в карман шинели добрую горсть махорки, скрутил толстую цыгарку, закурил, взял Варюшу за подбородок и посмотрел, посмеиваясь, в се синие глаза. – Эх ты, – повторил он, – анютины глазки с косичками! Чем же мне тебя отблагодарить? Разве вот этим? Боец достал из кармана шинели маленькое стальное колечко, сдул с него крошки махорки и соли, потер о рукав шинели и надел Варюше на средний палец: – Носи на здоровье! Этот перстенек совершенно чудесный. Гляди, как горит! – А отчего он, дяденька, такой чудесный? – спросила, раскрасневшись, Варюша. – А оттого, – ответил боец, – что ежели будешь носить его на среднем пальце, принесет он здоровье. И тебе и деду Кузьме. А наденешь его вот на этот, на безымянный, – боец потянул Варюшу за озябший, красный палец, – будет у тебя большущая радость. Или, к примеру, захочется тебе посмотреть белый свет со всеми его чудесами. Надень перстенек на указательный палец – непременно увидишь! – Будто? – спросила Варюша. – А ты ему верь, – прогудел другой боец из-под поднятого ворота шинели. – Он колдун. Слыхала такое слово? – Слыхала. – Ну то-то! – засмеялся боец. – Он старый сапер. Его даже мина не брала! – Спасибо! – сказала Варюша и побежала к себе в Моховое. Сорвался ветер, посыпался густой-прегустой снег. Варюша все трогала колечко, повертывала его и смотрела, как оно блестит от зимнего света. «Что ж боец позабыл мне сказать про мизинец? – подумала она. – Что будет тогда? Дай-ка я надену колечко на мизинец, попробую». Она надела колечко на мизинец. Он был худенький, колечко на нем не удержалось, упало в глубокий снег около тропинки и сразу нырнуло на самое снежное дно. Варюша охнула и начала разгребать снег руками. Но колечка не было. Пальцы у Варюши посинели. Их так свело от мороза, что они уже не сгибались. Варюша заплакала. Пропало колечко! Значит, не будет теперь здоровья деду Кузьме, и не будет у нее большущей радости, и не увидит она белый свет со всеми его чудесами. Варюша воткнула в снег, в том месте, где уронила колечко, старую еловую ветку н пошла домой. Она вытирала слезы варежкой, но они все равно набегали и замерзали, и от этого было колко и больно глазам. Дед Кузьма обрадовался махорке, задымил всю избу, а про колечко сказал: – Ты не горюй, дочурка! Где упало – там и валяется. Ты Сидора попроси. Он тебе сыщет. Старый воробей Сидор спал на шестке, раздувшись, как шарик. Всю зиму Сидор жил в избе у Кузьмы самостоятельно, как хозяин. С характером своим он заставлял считаться не только Варюшу, но и самого деда. Кашу он склевывал прямо из мисок, а хлеб старался вырвать из рук и, когда его отгоняли, обижался, ершился и начинал драться и чирикать так сердито, что под стреху слетались соседские воробьи, прислушивались, а потом долго шумели, осуждая Сидора за его дурной нрав. Живет в избе, с тепле, в сытости, а все ему мало! На другой день Варюша поймала Сидора, завернула в платок и понесла в лес. Из-под снега торчал только самый кончик еловой ветки. Варюша посадила на ветку Сидора и попросила: – Ты поищи, поройся! Может, найдешь! Но Сидор скосил глаз, недоверчиво посмотрел на снег и пропищал: «Ишь ты! Ишь ты! Нашла дурака!… Ишь ты, ишь ты!» – повторил Сидор, сорвался с ветки и полетел обратно в избу. Так и не отыскалось колечко. Дед Кузьма кашлял все сильнее. К весне он залез на печку. Почти не спускался оттуда и все чаще просил попить. Варюша подавала ему в железном ковшике холодную воду. Метели кружились над деревушкой, заносили избы. Сосны завязли в снегу, и Варюша уже не могла отыскать в лесу то место, где уронила колечко. Все чаще она, спрятавшись за печкой, тихонько плакала от жалости к деду и бранила себя. – Дуреха! – шептала она. – Забаловалась, обронила перстенек. Вот тебе за это! Вот тебе! Она била себя кулаком по темени, наказывала себя, а дед Кузьма спрашивал: – С кем это ты там шумишь-то? – С Сидором, – отвечала Варюша. – Такой стал неслух! Все норовится драться. Однажды утром Варюша проснулась оттого, что Сидор прыгал по оконцу и стучал клювом в стекло. Варюша открыла глаза и зажмурилась. С крыши, перегоняя друг друга, падали длинные капли. Горячий свет бил в с сонце. Орали галки. Варюша выглянула на улицу. Теплый ветер дунул ей в глаза, растрепал волосы. – Вот и весна! – сказала Варюша. Блестели черные ветки, шуршал, сползая с крыш, мокрый снег и важно и весело шумел за околицей сырой лес. Весна шла по полям как молодая хозяйка. Стоило ей только посмотреть на овраг, как в нем тотчас начинал булькать и переливаться ручей. Весна шла и звон ручьев с каждым ее шагом становился громче и громче. Снег в лесу потемнел. Сначала на нем выступила облетевшая за зиму коричневая хвоя. Потом появилось много сухих сучьев – их наломало бурей еще в декабре, – потом зажелтели прошлогодние палые листья, проступили проталины и на краю последних сугробов зацвели первые цветы мать-и-мачехи. Варюша нашла в лесу старую еловую ветку – ту, что воткнула в снег, где обронила колечко, и начала осторожно отгребать старые листья, пустые шишки, накиданные дятлами, ветки, гнилой мох. Под одним черным листком блеснул огонек. Варюша вскрикнула и присела. Вот оно, сталь-нос колечко! Оно ничуть не заржавело. Варюша схватила его, надела на средний палец и побежала домой. Еще издали, подбегая к избе, она увидела деда Кузьму. Он вышел из избы, сидел на завалинке, и синий дым от махорки поднимался над дедом прямо к небу, будто Кузьма просыхал на весеннем солнышке и над ним курился пар. – Ну вот, – сказал дед, – ты, вертушка, выскочила из избы, позабыла дверь затворить, и продуло всю избу легким воздухом. И сразу болезнь меня отпустила. Сейчас вот покурю, возьму колун, наготовлю дровишек, затопим мы печь и спечем ржаные лепешки. Варюша засмеялась, погладила деда по косматым серым волосам, сказала: – Спасибо колечку! Вылечило оно тебя, дед Кузьма. Весь день Варюша носила колечко на среднем пальце, чтобы накрепко прогнать дедовскую болезнь. Только вечером, укладываясь спать, она сняла колечко со среднего пальца и надела его на безымянный. После этого должна была случиться большущая радость. Но она медлила, не приходила, и Варюша так и уснула, не дождавшись. Встала она рано, оделась и вышла из избы. Тихая и теплая заря занималась над землей. На краю неба еще догорали звезды. Варюша пошла к лесу. На опушке она остановилась. Что это звенит в лесу, будто кто-то осторожно шевелит колокольчики? Варюша нагнулась, прислушалась и всплеснула руками: белые подснежники чуть-чуть качались, кивали заре, и каждый цветок позванивал, будто в нем сидел маленький жук кузька-звонарь и бил лапкой по серебряной паутине. На верхушке сосны ударил дятел – пять раз. «Пять часов! – подумала Варюша. – Рань-то какая! И тишь!» Тотчас высоко на ветвях в золотом зоревом свете запела иволга. Варюша стояла, приоткрыв рот, слушала, улыбалась. Ее обдало сильным, теплым, ласковым ветром, и что-то прошелестело рядом. Закачалась лещина, из ореховых сережек посыпалась желтая пыльца. Кто-то прошел невидимый мимо Варюши, осторожно отводя ветки. Навстречу ему закуковала, закланялась кукушка. «Кто же это прошел? А я и не разглядела!» – подумала Варюша. Она не знала, что это весна прошла мимо нее. Варюша засмеялась громко, на весь лес, и побежала домой. И большущая радость – такая, что не охватишь руками, – зазвенела, запела У нее на сердце. Весна разгоралась с каждым днем все ярче, все веселей. Такой свет лился с неба, что глаза у деда Кузьмы стали узкие, как щелки, но все время посмеивались. А потом но лесам, по лугам, по оврагам сразу, будто кто-то брызнул на них волшебной водой, зацвели-запестрели тысячи тысяч цветов. Варюша думала было надеть перстень на указательный палец, чтобы Повидать белый свет со всеми его чудесами, но посмотрела на все эти Цветы, на липкие березовые листочки, на яснее небо и жаркое солнце, Послушала перекличку петухов, звон воды, пересвистывание птиц над полями – и не надела перстенек на указательный палец. «Успею, – подумала она. – Нигде на белом свете не может быть так хорошо, как у пас в Моховом. Это же прелесть что такое! Не зря ведь дед Кузьма говорит, что наша земля истинный рай и нету другой такой хорошей земли на белом свете!»